Египетский манускрипт - Борис Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот – уже четверть часа они впустую торчат здесь, на улице Казакова… она же Гороховская. Поначалу Каретников толком не понял, кого именно ждет Ольга и с какой стати бусинка от четок, ключ к порталу, который Олегыч берег как зеницу ока, попала к какому-то Геннадию. Но чем больше он вникал в ситуацию (девица в перерывах между попытками дозвониться сбивчиво говорила о событиях последних дней), тем сильнее убеждался – ждут они зря. То, что Ольга так легко отдала бусинку в обмен на его, Каретникова, телефон, можно было объяснить разве что состоянием сильнейшего стресса. И зря она раз за разом упорно вызывает этого Геннадия… уже ясно, что, заполучив драгоценный шарик, он не собирался выполнять обещания и переправлять их в прошлое. Логично – зачем? Судя по тому, что Каретников сумел понять, Ольга успела уже поцапаться со своим бывшим приятелем; вот тот и решил избавиться от ставших опасными «союзников» и заодно получить заветный ключ от межвременного прохода. И никакой уголовщины – Ольга навсегда останется в своем времени, а Никонов умрет от раны; в девятнадцатом веке спасти его точно не сумеют.
Если Каретников до сих пор не изложил этих очевидных, в сущности, соображений Ольге – то лишь потому, что, как врач, понимал: это немедленно вызовет истерику.
– Да сколько же можно? Уже полчаса названиваю… Андрей Макарович, а может, он нарочно не отвечает?
Так, похоже, начинает прозревать… Каретников собрался было сказать нечто успокоительное, но тут в кармане его зажужжал мобильник.
– Каретников слушает.
– Доктор Каретников? Я не ошибся? – Голос в трубке был знаком. – Это Роман, мы с вами на фестивале познакомились. Помните – я еще с бароном Корфом был – ну конногвардеец…
– Да-да, конечно, рад вас слышать, Роман. Вы простите, я сейчас несколько занят, может быть, вы позже…
– Да-да, я понимаю, доктор, только два слова. Вам, часом, моя сестра не звонила…
– Секунду, юноша… – Каретников прикрыл аппаратик ладонью. – Простите, Оля, у вас случайно нет брата лет двадцати пяти?
– Ромка? – обрадовалась Ольга. – Это он? Но как же… Доктор, я ведь его на той стороне оставила! Значит, они здесь? Дайте, я ему все объясню!
Каретников протянул девушке мобильник.
– Вы где? Как – на Гороховской? Мы тоже… ах, во дворе? А мы с доктором на улице стоим. Да-да, скорее, ждем!
«Все-таки я был прав тогда, в Коломенском, – отрешенно подумал Каретников. – Вот и не доверяй теперь интуиции…»
От дома к машине быстрым шагом шел Корф. За ним, запихивая на бегу в карман мобильник, спешил молодой человек – тот самый, что был с «конногвардейцем» на фестивале…
К машине подбежал мальчишка. Он был знаком доктору – правда, видел тот его только на пропитанных потом простынях, в болезненном жару…
– Здрасьте, Андрей Макарыч! – выпалил запыхавшийся Николка. – Значит, Оля вас нашла? Ну вот, теперь все будет хорошо. Вы ведь вылечите господина лейтенанта? А то его пулей в грудь…
– Конечно, не волнуйся, – успокоил мальчика Каретников. – Вылечим, а как же. Вот только помоги мне…
Николка немедленно полез на заднее сиденье и завозился там.
– А нам только что телеграмму принесли! – сообщил он, вытаскивая из машины громоздкий медицинский чемодан. – Олег Иваныч с Ваней завтра приезжают! На Нижегородский![84]
Глава 19
– Это что, вокзал? – удивилась Вероника. – Экий, право же, сарай!
Извозчик, обернувшись, поглядел на седоков. Коричневое морщинистое лицо, похожее на печеное яблоко, еще больше сморщилось в усмешке, делая его удивительно похожим на врубелевского Пана…
– Так ить, барышня, известное дело – Нижегородский! Из московских вокзалов – самый неказистый. До Николаевского – куды-ы-ы ему…
Пролетка выехала на площадь и остановилась. К ней тут же заспешил носильщик – в длинном белом фартуке, с жестяной номерной бляхой.
Стрейкер, сойдя с экипажа, подал руку. Вероника благодарно кивнула и, придерживая пальцами юбки, сошла на пыльную мостовую. За спиной, возле багажной решетки суетился носильщик – вещей было немного.
– Прошу вас, mon âme[85], – сказал бельгиец. – Поезд отбывает через час, а нам следует еще позаботиться о билетах.
Вероника, взяв под руку спутника, проследовала за ним к зданию. Оно и правда походило на изрядных размеров сарай – совсем не то, чего ожидала она, привыкшая к великолепию старых московских вокзалов.
Здание Нижегородского вокзала ничем не напоминало ни сказочных теремков Белорусского, ни вычурности Рижского, ни строгой европейской архитектуры Ленинградского. «То есть – Николаевского, – поправила себя девушка. – Да и Белорусский как-то по-другому называется… Смоленский, кажется? Пора привыкать к новым названиям, теперь с ними жить…»
Бельгийца, как и велел Геннадий, доставили в «Ад» и споро затолкали в комнату студента Лопаткина; того, к счастью, не оказалось дома. Дрон побродил немного из угла в угол и отбыл, раздав ценные указания. Олег побежал к соседям по коридору за кипятком (молодой человек еще в прошлый раз освоился с простыми нравами студенческого общежития), а Вероника, которой было поручено собрать на стол, вытащила из кармана склянку с белыми таблетками и демонстративно предъявила ее Ван дер Стрейкеру. Тот сделал удивленные глаза, но смолчал – понял, что скоро и сам все увидит.
И верно. Около пятнадцати минут понадобилось Олегу, чтобы забыться тяжким медикаментозным сном. Устроив его поудобнее на кровати – в конце концов, у бедняги и так будет зверски болеть голова! – девушка повернулась к бельгийцу. Он ждал с веселым выражением на лице.
– Надеюсь, вам понятно, мсье, что я несколько… не разделяю намерений моих спутников.
Ван дер Стрейкер кивнул. Похоже, происходящее его забавляло, несмотря на недавнее похищение и побои. Собственно, и сюда, на Большую Бронную, его доставили под дулом пистолета – всю дорогу Дрон сидел рядом со Стрейкером, упирая ему в бок травматик.
А вот теперь эта странная, но такая решительная мадемуазель! Нет, определенно судьба, столь немилостивая к нему в последнее время, сделала очередной резкий поворот.
Уже через несколько минут Стрейкер со своей нежданной избавительницей выскочили из «Ада» и, поймав первого попавшегося «ваньку», кинулись на Кузнецкий. Там, в конторе у Веллинга, хранились запасные документы и деньги – на случай внезапного бегства. Теперь этот случай настал.
Не то чтобы Стрейкер всерьез опасался за свою жизнь. Чутье подсказывало: он нужен новым знакомым и те готовы договариваться. Однако бельгиец, прожженный авантюрист, не терпел малейшего давления и сделки предпочитал заключать на своих условиях. И желательно – на своей территории. Особенно если речь идет о такой крупной ставке! В конце концов, Геннадий никуда не денется – и при их следующей встрече он точно так же будет заинтересован в его, Стрейкера, услугах. Но вот состоится эта встреча уже там, где он решит, и главное – когда он сочтет нужным. И это наверняка будет не сегодня.
Оставалась загадка Вероники. Предложив бельгийцу содействие в побеге, девушка поставила одно условие – отправляясь в Европу, он берет ее с собой. На вопрос – а зачем, собственно, ему это нужно? – Вероника продемонстрировала нетолстую пластину с откидывающейся наверх крышкой. Ван Стрейкер, успевший краем глаза взглянуть на чудеса будущего, уже знал, что это такое, – а потому поверил заявлению девушки, что «здесь хранятся сведения, которые помогут мне – и вам, господин Ван дер Стрейкер! – стать очень богатыми и влиятельными людьми!». Или сделал вид, что поверил; в конце концов, неизвестно, что за сведения могла запасти эта девица, но польза от нее будет наверняка – в этом авантюрист не сомневался. Оставалась, правда, одна проблема – у Вероники не было ничего даже отдаленно похожего на документы. Но Стрейкера это не особенно беспокоило – в Одессе, куда он собирался отправляться, у него была возможность раздобыть любые документы, совершенно неотличимые от настоящих. Дорога туда должна была занять не больше трех дней, так что у него еще будет время выяснить, что, собственно, затеяла эта девица.
Пока он отчетливо понял лишь одно. Ее товарищи (бывшие товарищи, так, пожалуй, будет вернее) затеяли некую коммерческую операцию, связанную с доставкой в будущее большого количества так называемого «кокаина» – весьма популярного лекарственного средства. Стрейкеру были знакомы и иные аспекты употребления этого порошка; он, как и многие его знакомые, отдал когда-то дань модному увлечению и одно время даже носил с собой, подобно папе римскому Льву XIII, фляжку с Mariani Wine[86]. Однако новинка его не увлекла, и постепенно Стрейкер забыл и о кокаиновом вине и о чудо-порошке.