Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства - Андрей Буровский

Но, с другой стороны, ходил по Москве, особенно в придворной среде и среди стрелецких офицеров, упорный слух — «извела» юного царя мачеха, Наталья Кирилловна, «скормила» царю Федору яду. Слух-то слухом, дело это недоказуемое, но ведь, по мнению иностранных медиков, Федор не страдал никакими смертельными, опасными всерьез недугами. Он был болезненным, физически хилым, и только, но жить мог очень, очень долго. Это был тот самый случай, о котором у Агаты Кристи говорится: «Эта смерть удивила лечащего врача». Смерть Федора удивила врачей.

Справедливости ради — смерть, а тем более ранняя смерть никогда не казалась нашим предкам чем-то естественным. Если умер человек — значит, дело вовсе не в его возрасте, болезнях, не в состоянии здоровья; значит, кто-то его «испортил», наколдовал, «извел», что-то подсыпал. Нет, пожалуй, ни одного русского царя, о смерти которого такой слух не ходил бы. Но в свете того, что произошло дальше в Москве, в царской семье и в России, этот слух уже не кажется чем-то обычным, дежурным.

Судя по всему, что мы о ней знаем, вполне могла Наталья Кирилловна и подсыпать яду, «помочь» пасынку расчистить ей дорогу для Петра. Не буду ни на чем настаивать, но очень допускаю — была в смерти Федора какая-то мрачная тайна, не раскрытая до сего времени.

Юный царь помер в апреле 1682 года; сохранилась легенда… или все же не легенда? Когда умирал царь, отходил в другой мир, губы его зашевелились, послышался шепот. Наклонились: Федор Алексеевич наизусть читал стихи Овидия.

Стоило ему замолкнуть навеки, и вот тут-то началось… Кого ставить царем, сделалось совершенно непонятно, и страна в одночасье оказалась на грани междоусобицы, резни, гражданской войны.

Глава 2. Милославские против Нарышкиных

Первая жена — от Бога, вторая — от человека, третья — от дьявола.

Ситуация в стране и впрямь сложилась не особенно понятная. Ситуация, которая заставляет в очередной раз задуматься о слабых сторонах монархического строя (при всех его несомненных преимуществах). Действительно — всего-то две ранние смерти — отца и сына — в апреле 1682 года поставили Московию на грань междоусобия, гражданской войны и вообще страшно сказать чего — чуть ли не новой Смуты.

До апреля 1682 года на престоле сидел законный монарх, законней некуда, выбирать никого не надо, все стабильно… Но стоило умереть юному царю, и не стало однозначной ситуации. Действительно, ну кого надо провозгласить царем?!

От брака с Милославской Алексей Михайлович имел пять сыновей и шесть дочерей: Евдокию, Марфу, Софью, Екатерину, Марию и Феодосию. Но мальчики как-то не жили в этой семье. Старшие сыновья Димитрий и Алексей умерли при жизни родителей. В марте 1669 года умерла Марья Ильинична, за нею последовал царевич Симеон.

К 22 января 1672 года, ко дню, в который Алексей Михайлович женился на Наталье Нарышкиной, дочери капитана из Смоленска, живы были двое его сыновей: Федор и Иван.

От второй жены Алексей Михайлович имел дочерей Наталью и Феодору, а будущий царь Петр Алексеевич родился в 1672 году, от пожилого, 43-летнего тогда Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны Нарышкиной — ей исполнился уже двадцать один год (немало по понятиям XVII столетия). Как бы ни было почетно для девицы из рода Нарышкиных выйти замуж за пожилого царя, но детям от этого брака царствовать не было суждено: у Алексея Михайловича уже было двое взрослых живых сыновей от первого брака, с Марией Ильиничной Милославской: Федор 1661 года рождения и Иван 1666 года рождения. Да еще несомненные способности показывала Софья 1658 года рождения. Если сажать на престол законное царское дитя по старшинству — надо царевну Софью, но ведь женщин на престоле пока не было… То есть в других странах были, в том числе и несколько базилисс в Византийской империи. Но в России правящих цариц пока не было, и совершенно непонятно, как отреагируют на такое новшество пресловутые народные массы… Они у нас консервативные!

Кстати говоря, если брать по достоинству, по личным качествам, то и в этом случае надо было бы сажать на престол Софью Алексеевну. Умная, властная, хорошо образованная женщина, она беседовала с братом и Василием Голицыным по-польски, с учеными монахами из Киево-Печерской лавры вела сложные беседы о религиозных догматах, читала книги из Европы, разбиралась даже в таких «мужских» науках, как военное дело и фортификация.

Позволю себе согласиться с А. Бушковым: трудно сказать, кто послужил прототипом царевны Софьи для знаменитого портрета на картине Ильи Ефимовича Репина «Царевна Софья», но, во всяком случае, этот портрет никак не может служить достоверным изображением знаменитой царевны. Правда, Александр Бушков почему-то приписывает эту картину Сурикову… но, в конце концов, с кем не бывает. А в главном он прав совершенно — судя по всем оценкам современников, в том числе и иностранцев, Софья Алексеевна была весьма привлекательна. Выбор в качестве натурщицы здоровенной мужеподобной бабищи я могу объяснить только одной причиной: Илья Ефимович заранее «знал», что царевна Софья была именно такой — мужеподобной, грубой, неприятной (примерно как в романе Алексея Николаевича Толстого «Петр Первый»). «Знал» он это настолько точно, что в самостоятельном изучении источников попросту не возникало необходимости. Ведь «все знали», что Софья и внешне неприятна, и в политике реакционна, и вообще мешала Петру прийти к власти и проводить свою прогрессивную политику на благо народа и на радость всем любителям прыгать из первого месяца беременности в девятый. Вот И. Е. Репин и рисовал в соответствии с тем, чему его учили, что поделать.

Вот только выбор человека, сыгравшего огромную роль в жизни Софьи, никак не свидетельствует ни о глупости, ни о пресловутой «реакционности». Говорит этот выбор скорее об уме и незаурядных личных качествах самой же Софьи, потому что Василий Васильевич Голицын был в числе культурнейших и образованнейших людей всей тогдашней России и к тому же откровенный «западник». Руководя Посольским приказом, В. В. Голицын, знавший несколько иностранных языков, пользовался огромным уважением иноземных послов и всего тогдашнего дипломатического корпуса.

По всем статьям быть бы Софье царицей после смерти Федора… тем более что младшие братья не показывают особого совершенства. Ивану шестнадцать, и, по общему мнению, он «дурачок». В деревнях такие, как он, становились подпасками, в городах прибивались к церквам как юродивые или нищенствующие «Христа ради». Царские бармы спасали от такой судьбы Ивана-царевича, но как претендента на престол сколько-нибудь всерьез его никто не рассматривал: слишком уж явно недотягивал. Десятилетний Петр никогда не готовился к тому, чтобы занять царский престол: так, дикий мальчишка, которого до сих пор никто тоже не принимал всерьез. Даже в самом лучшем случае слишком уж было непонятно, что вырастет из него, из Петра.

Так почему же не Софья?! Раз уж на ее стороне и право старшинства, и личные качества. Если быть циничным политиком, то на ее стороне еще и клан Голицыных, с его огромными связями, капиталами, должностями; не говоря о том, что один Василий Голицын стоил целой армии, знаете ли.

Тем не менее ни один голос не прозвучал в пользу Софьи, и объяснить это я могу только одним способом — все-таки вручить власть женщине Россия не была готова. Может быть, почти готова… Но именно что «почти», а не совсем. После смерти Федора Боярская дума высказалась за то, чтобы собрать Земский собор из представителей всех сословий и всей Русской земли, и пусть Земский собор и выбирает, кому быть царем — Ивану или Петру (кандидатура Софьи никем ни разу не называется). По законам того времени так и надо поступать — собирать Земский собор. Только вот клан Нарышкиных разыграл собственный сценарий…

В этом сценарии очень большую роль играл патриарх Иоаким. Злые языки говаривали уже в то время, что именно патриарх Иоаким — настоящий отец царевича Петра, потому он так в его пользу и радеет… Этот слух оказался настолько устойчивым, так много людей вполне серьезно отстаивают его справедливость, что ученые пытались даже сопоставить антропологические данные Иоакима и Петра — форму ушей, лицевой части черепа… принято полагать, что существуют формулы соотношения частей лица и черепа, позволяющие «совершенно точно» устанавливать физическое отцовство. По отношению к Иоакиму, правда, надежных данных не получено… Еще одна тайна, которая вряд ли когда-нибудь однозначно откроется, разве что восстанет из гроба Иоаким и поведает ее во всех подробностях.

Попрощавшись с покойным царем и подойдя к руке и Ивана, и Петра, патриарх с архиереями спрашивают у бояр: кто же из двух царевичей должен сделаться царем? Заметим, что кандидатура Софьи не обсуждается и даже не ставится. Бояре отвечают, что решать это должны «люди всех чинов Московского государства», то есть напоминают патриарху то, что ему прекрасно и так известно, — что царей в Московии выбирают Земские соборы.