Мать и Колыбель (СИ) - Марчук

на котором висела прикреплённая к седлу устрашающая булава. Длинная толстая рукоять, обтянутая кожей, грушевидное навершие с тремя осями, утыканными длинными железными шипами и узкой пикой на вершине. Общий размер же оружия был длиной с руку Буливида Торкьеля, от плеча до кончиков пальцев. Его длинный меч казался простой палкой рядом с подобным творением, а маленький охотничий лук и вовсе выглядел игрушкой. Вежливая же и бесхитростная улыбка и приветственный поклон почудились зловещими, никак не соотносящимися с таким чудовищным орудием.

— Также сопроводить вас изъявил желание и мой сын, который не нуждается в представлении, — проговорил Трен сдержанно и холодно.

Авдий Веррес, рыжебородый Хельс и Буливид Торкьель и бровью не повели. Руфин Кицвилан и Лорен смотрели на мрачного Трена и сверкающего своей победоносностью Арнила с нескрываемым недоверием. Акме со злостью глядела на принца, ибо с отчаянным рвением ехала она в Кунабулу не просто для поддержки брата в его опасном предприятии, но и для того, чтобы убежать от посягательств принца Арнила и от собственных посягательств на Гаральда Алистера.

Арнил был одет в чёрный дуплет, поверх которого висел чёрный плащ. Из оружия у него имелся длинный узкий меч с изразцовым эфесом, один пистолет и наверняка несколько припрятанных ножей или кинжалов. Одним солнцеликим образом своим рассеивал он тьму ночи, весёлость его разгоняла мрачное оцепенение. И почти все укреплялись уверенностью в том, что этот красивый мальчик вскоре падёт жертвой собственной беспечности, и Кунабулу чёрной пеленой накроет его искрящееся сияние.

— Это неправильно! — шепнула Акме брату, горько нахмурившись. — Что делать ему в тех тёмных краях?

— Одному ему об этом известно, — неодобрительно фыркнул Лорен. — Что будет с государством, если Дарон погибнет в бою, а Арнил — в Кунабуле? О чём думает Трен?..

— Ваше Величество, — решительно проговорил Руфин Кицвилан, горделиво выпрямившись. — Храбрость Его Высочества делает ему честь, своего же восторга я не в силах выразить, ибо бок о бок с нами будет идти сам принц Карнеоласа! Но настолько ли необходима подобная жертва?..

Все с опаской уставились на короля и его сына. Трен, и без того угрюмый, помрачнел ещё более и ровно произнёс:

— Моё слово — не указ более Его Высочеству. Вам он куда полезнее, нежели в ссылке за своё непослушание, в праздности и лености.

Эти слова поразили всех, даже герцога Атийского, который в изумлении взглянул сначала на своего господина, затем на кронпринца. Дарон же посмотрел на отца с порицанием.

Трен вновь заговорил:

— Где Арнил Вальдеборг — там и верный друг его, Гаральд Алистер. Для моего спокойствия он тоже будет сопровождать вас.

Целительница распахнула глаза на Гаральда. Лорен заторможенно и очень тихо пробормотал несколько самых бранных слов, какие только девушка могла представить. Душа её взволнованно заныла, и Акме потрясённо, сохраняя тишину, стараясь не показать эмоций, ощущала, как внутри неё прогремел гром, ослепительной ломаной вспышкой перечеркнув и разрушив все стены, которые она много дней возводила трепетно, с усердием, со слезами да молитвами. Это была удивительная палитра чувств: ярость, неприязнь, радость и боль.

Но никого более известие это не удивило. Авдий Веррес, Руфин Кицвилан, Хельс и Буливид Торкьель давно были знакомы с подававшим надежды королевским шпионом и одобрительно кивали головами, полагая, что в Кунабулу он едет с важным для короля заданием.

Гаральд Алистер же смотрел на Акме пристально, исподлобья; мрачно, со страшным покоем, угрожающе склонив голову набок и с леденящим душу оттенком беспристрастности. В завораживающем лице этого мужчины не было ни вызова, ни гнева, лишь мрачность и гнетущая пустота…

— Если вас всё же остановят, у Авдия есть документ, подтверждающий то, что вы едете в Керберру с дипломатической миссией, — сказал герцог Атии.

— С вами молитвы наши и наша вам благодарность, — тихо проговорил государь Трен с поклоном.

— Да благословит Господь путь ваш! — воскликнул Дарон, обнявшись с братом.

— Гаральд! — вдруг в последнее мгновение воскликнул Аберфойл Алистер, громко и отчаянно.

Он подскочил к сыну, протянул ему небольшой свёрток, похожий на кошель, и проговорил ему тихо такое, что изменило суровое выражение лица королевского агента, осветлив его. Гаральд растерянно — даже испугано — кивнул, сильно взволновался и пустил коня галопом, затем за ним потянулись и другие путники.

Торопливый и бешеный цокот девяти коней загадочным грохотом гремел по спящим улицам и затихал вдали. Безмолвные, с низко надвинутыми на голову капюшонами, никем не узнанные, вырвались они из Кеоса и повернули коней на запад.

Здесь, рядом с Лореном и Гаральдом Алистером, оставив столицу Карнеоласа за спиной, Акме решила, что всё составлявшее жизнь её ранее отныне не будет иметь ничего общего с тем, что ждало её впереди. Жизнь в Кибельмиде и годы, проведённые в Орне, грели, но более не наполняли ощущением неразрывности. Всем существом своим и мыслями стремилась она в Иркаллу и, так как путешествие во тьму началось, не разрешала думать себе о чём-либо ещё, кроме брата и своего долга.

Но назойливая, неуместная мысль неотступно преследовала её ещё долго: «Любопытно, что почувствует Её Сиятельство графиня, когда узнает, что её драгоценный Гаральд Алистер уехал с миссией в Кунабулу в одном отряде со мной?..».

Глава 17. Архейская рапсодия ​

Вся ночь открылась перед ними своей всепоглощающей силой. Она возлежала на своём огромном царственном ложе, величавая и безмолвная. Затопила все горизонты. Не было ни звёзд, ни луны, лишь обсидиановая чернота и глухой топот неутомимых коней сопровождали первые часы долгого пути. Широкий стремительный Ардан и карнеоласская граница остались далеко позади, словно сон и смутное воспоминание. В этом бесконечно мрачном море путники потеряли счёт времени, и лишь Авдий Веррес да Гаральд Алистер продолжали невозмутимо вести их на юго-запад.

Едва ровного горизонта коснулось мягкое бледное свечение нового дня, путники с восторгом оживились. По орнскому обычаю Акме едва слышно прерывающимся от езды голосом вознесла молитву богине утра, чтобы та поскорее проснулась и развеяла мглу, чтобы можно было увидеть бескрайние изумрудные просторы лугов и полей, ибо никогда ещё не забиралась она так далеко.

Поля, ещё полчаса тому назад столь непроницаемо чёрные, словно душа мориона, теперь подёрнулись густым серебряным полотном, оседая на спящей траве самоцветными каплями раннего утра.

Скачка вслепую закончилась, когда путники выпрыгнули из реки тумана на довольно высокий холм, а утро, — ясное и солнечное, золотившее всё, до чего только могло дотянуться, — вступило в свои права. Сверкали кольчуги, металлические набалдашники и наконечники ужасающих булав, топоров, элементы украшений на сбруях, ремнях, куртках. Невообразимым сиянием заискрились изумительные волосы Руфина Кицвилана.