Поезд жизни на колее судьбы - Александр Шельфский

– Для нее, сам понимаешь, это было тяжело. Сейчас ее с нами нет уже…но воспитала двоих детей, ты с высшим образованием, я…

– Ты то наша ударница! – с улыбкой сказал отец, – с такой работой, все время на ногах. Героический человек, – он говорил это откровенно.

– Да ну тебя, – она отмахнулась по-доброму и сделала глоток вина, – а, ну еще нас на комбинат водили, детей, чьи родители там работали, сгущенку кушали.

– А это помню, – отец с грустной улыбкой вставил.

– Ну с собой, конечно, не давали и говорили много не есть, потому что…ну не ели нормально, а от большого количества…я до сих пор вспоминаю эту сгущенку и как тогда съела много, что мне и сегодня плохо, – она сказала последнюю фразу со смехом.

– Ну как детям это объяснить. Тем более, нормально не жравшим в таких условиях.

– Да, – она протянула «а». А затем продолжила с горькой интонацией воспоминаний, – да что только не ели…даже столярный клей и ремни из свиной кожи…жмых, ну а картофельным очисткам мы рады были! Само собой обрабатывали все это, но…, – она не продолжила, а через несколько секунд пошла дальше, – но касательно санитарии все было еще очень даже не плохо. После первой зимы, где с декабря и до апреля(!) держались минус тридцать-минус тридцать пять, ну конечно, к весне выше температура была, но не настолько, весь город вышел убирать то, что зимой скрывал снег. И все убрали. Много разных болезней развилось, но некоторые, однако, наоборот стали редкостью. Тиф! Брюшного тифа выросли заболевания! Туберкулез и другие болезни, которые при истощении организма протекали очень трудно, – она продолжала.

Александр слушал и этот рассказ так сильно запал ему в душу. Он хотел бросить бокал, который стоял перед ним, в стену от злости. Но он был не так воспитан и сдерживал себя, сжимая пальцы под столом в кулак.

– Я тут, кстати, смотрела фотографии Блокады. Откуда они это взяли…ну говорят, там работали репортеры, газетчики…

– Ну да, конечно. А как иначе, – ставил отец.

– Понимаешь, даже я от таких фотографий заплакала. Это ужасно.

– Вот и живи, чтобы все это и внукам рассказывать, – он с улыбкой, которая больше была для того, чтобы разрядить атмосферу, посмотрел на Александра и Екатерину.

Застолье продолжалось, говорили о разном, смеялись. А Александр будто оказался в мыслях в том Блокадном Ленинграде. Будто он сам был на набережной Обводного канала.

Когда они потом с отцом возвращались вечером по улице, после того как проводили гостей, Александр сказал:

– Как-то круто с Петмолом.

– Согласен, – воодушевлено сказал отец.

– Что же там за справка такая была?

– Если бы я знал. Может это, так сказать, семейная легенда. Не знаю.

– Может быть, может быть. Но сомневаюсь. На правду похоже. Тетя Тоня молодец, конечно. Такая работа, такая судьба…, – здесь он имел ввиду и личную жизнь, – знаешь, во время того ее рассказа, я буквально сам оказался там.

– Надеюсь, что ты никогда там не окажешься, сынок.

Отец обнял сына, на секунду прижал к себе и отпустил. Но за эту секунду они оба поняли и ощутили намного больше, чем если бы использовали тысячи слов.

Александр лежал на спине и грусть была в его глазах. Он всегда для себя говорил и сейчас об этом думал.

«Не один даже самый близкий друг не сможет заменить отца, а не одна девушка – мать (он посмотрел на жену, которая мерно сопела рядом). Никогда. Чувств сильнее, чем к родителям не испытать никогда и не к кому. Для меня это так и так будет всегда».

Екатерина и Антуан проснулись практически одновременно – с разницей в несколько секунд. Дела были у всех – работа у Екатерины и работа у Антуана. Он уже смог себя зарекомендовать за месяц выступлений и продемонстрировать в полной мере свои таланты. У Екатерины же продолжалась все та же работа только в новой обстановке. Она поддерживала отношения со всеми в коллективе, но близкие пока что не поддерживала ни с кем.

Сегодня утром у Антуана запланирована репетиция, а Екатерине нужно к обычному времени на работу. Поэтому они быстро позавтракали, помылись, и вместе вышли из дома, только разошлись в разные стороны – Екатерина к метро, а Антуан к машине. Было им не по пути и подвозить Екатерину до работы не было никакого смысла.

За все время Антуан уже освоился и неплохо ориентировался в городе. Он нашел несколько дней для того, чтобы слетать во Францию, а вернуться в Петербург уже на машине. Тяжело ему дался тогда тот перегон, но зато он смог забрать с собой все свои вещи. Он даже привез подарок Александру, но забыл отдать после вчерашнего обеда. Только его машина на улицах города смотрелась необычно. Французских машин было в городе особо немного, тем более такого класса, как автомобиль Антуана.

С коллегами Антуан общался немного, да и языковой барьер давал о себе знать. Общими словами они перекидывались, ведь каждый из нас на самом деле знает все языки мира, только почти все – в ограниченном, даже очень ограниченном виде. Из каких бы стран люди не были они все равно со временем притираются друг к другу и могут пониматься друг друга даже не зная в точности языка. Да и самим коллегам было интересно, потому что француз, другая культура, обычаи. Многие же из них так и не были зарубежном. Поэтому дискомфорта Антуан не испытывал точно, но и не находился «как рыба в воде». Ему просто было удобно и комфортно работать и общаться с теми людьми, которые были вокруг него. Да и сам Антуан был довольно общительным человек и, что самое главное, не смущался, если его не поймут сразу, не разберут того, что он сказал. Ведь бывает такое чувство стеснения у людей, да и довольно часто, когда ты в чужой стране, говоришь по разговорнику и когда нужно что-то объяснять, то теряешься от стеснения, волнуешься, даже боишься чего-то, скорее всего это боязнь опозориться, опростоволоситься. Все это те предрассудки, которых у Антуана нет. Да и сами ситуации все же немного различные. Незнакомый человек на улице и люди, с которыми ты будешь работать – это разное. Показаться смешным в коллективе не так и плохо, всяко лучше, чем зарекомендовать себя высокомерным с претензией на что-то, когда толком ничего из себя не представляешь. Так что и к добрым шуткам, и к непониманию чего-то между собой и коллективом он относился с юмором и коллеги