Упрямица - Ширл Хенке

Он оценивающе оглядел слушавшую его публику и смочил горло изрядным глотком портвейна.

– Так вы предлагаете избавиться от маленького индейца? – спросил Мариано небрежно, будто обсуждался вопрос отправки старой клячи на живодерню.

Ник пожал плечами:

– Я понимаю, что такие попытки уже предпринимались неоднократно… и безуспешно. Теперь, я боюсь, время упущено.

Как бы не придавая значения завязанному им самим серьезному разговору, он приблизился с бокалом в руке к французскому окну и вышел на веранду, успев, однако, заметить молчаливый обмен взглядами дона Варгаса с некоторыми из его гостей. Были ли они все замешаны в заговоре? Самым загадочным было поведение Мариано. Сын старого дона изображал полную аполитичность. Вероятно, по характеру он был подобием дона Ансельмо, занятого только развлечениями и ничем иным. Но, может быть, у Мариано это маска?

Компания в кабинете распалась, так как мужчинам требовалось переодеться в вечерние костюмы. Николас подозревал, что Энкарнасион с самыми приближенными друзьями, вероятно, где-то заперся, чтобы без посторонних обсудить, стоит ли доверять молодому Альварадо и привлекать его к опасному делу. Ник не очень-то надеялся на доверие заговорщиков. Пока ему оставалось только держать глаза и уши открытыми и ждать, когда представится возможность, пусть случайно, проникнуть в какую-либо тайну.

Стоя перед зеркалом в отведенном ему покое, он внимательно изучал свой внешний вид. Он оделся в традиционный креольский костюм – короткий приталенный сюртук, брюки с серебряным галуном, белоснежная рубашка и белый шелковый шейный платок, подчеркивающий смуглость кожи. Во всем – резкое сочетание белого и черного. Единственным цветным пятном, нарушающим черно-белую гамму, был кроваво-красный пояс, перетягивающий талию.

Ник приотворил дверь своей маленькой гардеробной и увидел Мерседес, замершую в ожидании супруга на середине спальни, которая любого могла повергнуть в трепет своими невероятными размерами. Расписанные фресками потолки нависали над нею, ее окружали стены с обоями, тисненными золотым узором, и персидские ковры, но все же ее стройная фигура как бы заслоняла собой всю эту подавляющую роскошь.

– Донья Мерседес! Ты – истинный бриллиант дома Альварадо, – произнес он голосом, хриплым от внезапно нахлынувшего порыва страсти и подлинного восхищения своей женой. Ник приблизился к жене и подал ей руку.

На ней было платье из темно-фиолетового шелка – цвет специфический, губительный для внешности беспечных блондинок, но темное золото ее волос и глаза удивительно соответствовали этому редкому материалу и создавали вокруг нее какое-то нервное напряжение.

Смелый вырез спереди открывал округлые холмы позлащенных загаром грудей. В ложбинку между ними, затененную, глубокую и таинственную, опускался оправленный в серебро аметист с ожерелья, любовно обвивающего ее лебединую шею.

Ник прикоснулся поцелуем к теплой и нежной коже, завидуя драгоценностям, которые весь вечер будут касаться ее шеи и груди.

– Этим камушкам чертовски повезло!

Он заметил, что и пульс Мерседес забился чаще.

Она жестом отпустила индианку Магану, присланную хозяином дома, чтобы помочь гостье одеться и сделать прическу.

Мерседес была готова к выходу. Лишь несколько локонов были еще не на месте, но чтобы подправить их, не требовалась помощь служанки.

Едва горничная удалилась, Ник сразу же поддался искушению. Он коснулся золотого локона, накрутил его себе на палец, приложился губами.

– Я обещаю тебе, что ты будешь самой красивой дамой на этом празднике.

Она улыбнулась в ответ:

– Ты разбрасываешься обещаниями, пока не увидел других женщин. Я встретила некоторых в гостиной. Донья Урсула, невестка нашего хозяина, например, удивительно хороша.

Мерседес представила себе, какое ошеломляющее впечатление произведет на мужчин брюнетка с волосами чернее воронова крыла и с сияющими фиалковыми глазами.

Он удивился:

– Жена Варгаса? Я представлял ее себе эдакой невзрачной мышкой.

– Это его вторая жена. Первая умерла не так давно. Урсула сумела вторгнуться в семью, не дождавшись конца траура. Ей не исполнилось тогда еще и семнадцати. Она была невинна, как новорожденный агнец, но за короткое время очень поумнела.

Ник выразительно показал взглядом на драпировки на стенах, подавая этим знак Мерседес замолчать. Она тотчас поняла намек.

– Извини, Лусеро! Во мне говорит ревность. Давай не будем омрачать друг другу праздник…

Она с готовностью оперлась о его согнутую руку, и они проследовали из спальни в коридор, а потом по величественным маршам мраморной лестницы в главный холл, где уже собиралась блистательная публика.

По пути Ник сообщил:

– Сначала, по расписанию праздника, предстоят танцы вокруг шеста в саду, а затем формальное представление гостей за ужином, прежде чем музыканты сыграют увертюру к началу общего бала. А завершится вечер фейерверком.

Ее глаза вспыхнули.

– Я слышала о танцах вокруг шеста, но никогда не видела их.

– Кажется, что дон Варгас расстелил истинно королевский ковер перед своими почетными гостями. Это ему дорого обошлось.

На последних ступенях лестницы Мерседес даже зажмурила глаза, настолько ослепительно сияли драгоценности собравшихся внизу женщин. Но их блеск не затмевал золото эполет на белых мундирах мужчин, принадлежащих к императорской гвардии. Их было много в толпе, но в основном гости были одеты так же консервативно – в черно-белое с вкраплением алого, как и ее супруг.

Но для Мерседес он был единственным, кто выделялся в этой массе одинаковых, словно насекомые, существ. Ни у кого не было таких широких плеч, такой тонкой талии, таких длинных, стройных ног.

«Остановись! – мысленно уговаривала она себя. – Я уже в воображении раздеваю его донага. Я скоро буду готова отдаться ему на глазах у всех!»

Они проделали большой круг по холлу, знакомясь со множеством гасиендадо и их супругами, заводя необходимые по ритуалу короткие вежливые беседы.

Мерседес завидела донью Урсулу, прокладывающую к ним путь сквозь толпу. У вдовствующего дона Энкарнасиона невестка в дни празднеств исполняла роль хозяйки дома. Нику сразу стало ясно, что миниатюрная жгучая брюнетка, упругая, как стальная пружина, знает себе цену и умеет пользоваться своим влиянием на мужчин.

Урсула Тереза де Варгас выбрала себе на этот вечер наряд, весь расшитый серебром по белой ткани, так эффектно и даже трагически сочетающийся с угольной чернотой ее волос. Вырез платья показывал ее груди, слегка потерявшие былую упругость, но соблазнительно приподнятые вверх тугим корсетом. Она была коротконожка, но высокие каблуки скрывали этот недостаток от взгляда мужчин, хотя и не могли ввести в заблуждение опытные женские глаза. Впрочем, многие мужчины находят привлекательной такую ладненькую плотную фигурку.