Мирная стратегия. Дилогия (СИ) - Мадоши Варвара

– А то как же, – фыркает третья из саргов. Звук получается весьма впечатляющий, если учесть, что ротовой аппарат саргов – это хоботок. Причем я как‑то не думал, что он способен на более‑менее трубные звуки, а оказалось, вполне. Не как у слона, конечно, но близко к тому.

– Талесианки находят оскорбительными растительные орнаменты, – вновь берет слово первая из саргов. – Доскональное изображение существующих растений им не претит, однако любые стилизации и упрощения вызывают гнев. И напротив, любое изображение чего бы то ни было с фотографической точностью расстраивает джаштаншей, которые считают, что искусство не должно стараться быть бледной тенью реальности.

– Между тем, согласно наиболее распространенной из трех религий Превосходных, под запретом находятся изображение существ, обладающих разумом, – вступила вторая саргиня. – А преи окружили любое изображение зверей и птиц таким количеством суеверий, что проще им ничего не показывать – все равно отвернутся и убегут!

– Гнорр считают, что искусство не должно опускаться до изображения геометрических форм, – продолжила третья, – а ацетики, наоборот, считают, что геометрические формы – это наивысшая сакральная ступень любого творчества, которой не подобает любоваться в компании! Тогда как мы собираемся расписать немного немало крупную планету!

– А что омикра? – с несколько нездоровым интересом спрашиваю я.

Вряд ли интересы такой малозначительной расы, как мышебелки, учитываются, однако мне уже просто становится интересно.

Сарги переглядываются.

– У омикра, кажется, нет никаких табу в этой области… – нерешительно начинает одна из них.

– Зато у вашей расы, капитан, табуировано изображение всего, что напоминает половые органы! – торжествующе произносит другая. – Учитывая, сколь эти органы разнообразны в Содружестве, я вообще не могу придумать, что можно изобразить такого, что устроит всех!

Испытываю большой соблазн сообщить им, что от имени человечества я снимаю возражение против половых органов, так что они вполне могут разрисовать кольца местного Сатурна в стиле школьной парты. Однако сдерживаюсь. Понятия не имею, где в игре были настройки «18+», о которых говорили Оксана и Петр, и включил ли я их; по идее, об этом должно было быть в договоре, который я подписывал, однако наотрез не помню. И пока мне как‑то не хочется вносить ясность по этому вопросу, хотя таинственный ритуал плодородия 3,14 вызывает нешуточное любопытство.

– Однако абстрактные изображения не ограничиваются абстрактными узорами, – вкрадчиво произносит Бриа. – Некоторые виды искусства позволяют выразить себя через чередование разноцветных пятен и полос. Более того, я слышала, что великие мастера могут заставить других видеть в такой картине много сюжетов одновременно.

– Не пытайтесь нам льстить, – сухо говорит одна из саргов.

– Но такое и правда возможно, – говорит другая.

Они переглядываются, потом все трое синхронно вскидывают руки к переводческим устройствам на груди и отключают их.

Несколько секунд в переговорной царит стрекот, чем‑то напоминающий песню сверчков в подполе (не хочу вспоминать, как я это узнал) или столь разрекламированное китайцами и японцами пение цикад. С той только разницей, что сверчки и кузнечики поют однообразно, а тут даже мне были слышны модуляции и явное разделение на фразы.

В очередной раз я восхитился тем, как здорово продумана игра. Кажется, что разработчики ни единой мелочи не упустили… хотя это, разумеется, не может быть так. Просто мне здесь нравится, и немногие нестыковки я настроен прощать. Да и работа действительно выше всяческих похвал: и не лень было им все эти нюансы продумывать! Даже если речь саргов на самом деле обработанная в аудиоредакторе запись сверчкового хора, до этого ведь надо было додуматься, а потом еще не полениться сделать.

Нет, я и раньше знал, что «Узел 8090» делался толпой упоротых фанатов, которые пытались на его примере доказать, что игры могут стать новой реальностью… Ну или что‑то в этом роде. Однако именно вот такие тонкости служат настоящим подтверждением.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ладно, – все трое саргинь разом включают переговорные устройства (горящие на них диоды из красных становятся голубыми) и одна из них обращается к нам с Бриа. – Возможно, абстрактный рисунок из цветных пятен не покажется оскорбительным никому из известных рас, а кроме того, будет хорошо сочетаться с естественным фоном планеты. Но это станет недопустимым креативным ограничением для наших художников. Необходимость творить в таких условиях будет отрицательно влиять на их тонкую душевную организацию!

И ведь без тени иронии говорит. Правда, иронию не расслышишь за искусственным голосом из переговорного устройства. Если ее сейчас отыгрывает реальный оператор, должно быть, он веселится от души.

– Ну что ж, – вздыхает Бриа с таким видом, как будто идет на колоссальные уступки, – полагаю, что эту формулировку можно изменить… Написать, что мы отдаем выбор темы и эскиза рисунка исполнителю. Однако в таком случае необходимо включить в пятый раздел пункт о том, что именно исполнитель выплачивает штраф и несет репутационные риски в том случае, если выбранный сюжет вызовет раздор между разумными расами.

Сарги переглядываются.

– Это приемлемо, – хором говорят они.

А если они сказали хором – то здорово, пункт утвержден.

– Отлично, – лучезарно улыбается Бриа. – Переходим к следующему параграфу!

…И мы правда переходим. Никакой тебе перемотки. Мне приходится терпеть это чертово объяснение!

Воистину, никак не могу понять две вещи: во‑первых, почему я когда‑то думал, что Бриа – этакий декоративный секретарь, только еще хуже, потому что от нее даже кофе не дождешься. А во‑вторых, почему это я решил, что в капсуле играть веселее и интереснее, чем в шлеме? При прежнем формате игры никто не заставлял меня переживать все эти длиннющие переговоры с моими инопланетными постояльцами, они начинались одной ритуальной фразой и заканчивались еще после пары фраз. А с саргами мы талдычим уже, такое ощущение, часа два!

Правда, когда я гляжу на свой коммуникатор, выясняется, что мои «два часа» уложились минут в двадцать. И все же даже это гораздо дольше, чем, по‑хорошему, можно выделить в рамках динамичной игры на разборки с одним эпизодом, пусть даже довольно значительным.

Хотя я не могу сказать, что скучаю по‑настоящему. Пока мне еще довольно интересно… Но если Бриа всерьез начнет фиксироваться на каждом подпункте, придется представлять, как я ее душу, чтобы как‑то взять себя в руки!

Однако Бриа берет быка за рога – приступает к обсуждению наших взаимных финансовых обязательств.

И вот это действительно самое сложное: с одной стороны, сарги должны заплатить мне за аренду своей художественной площадки и фабрикаторов. С другой стороны, я должен приплатить им за то, что они оставляют у меня свой шедевр искусства, который, в перспективе, привлечет на станцию туристов.

В общем‑то, я и не против заплатить… будь у меня деньги. Поэтому нам с Бриа приходится договариваться о том, что свою долю в этот совместный проект сарги внесут сразу, а мы – чуть погодя. В идеале, когда туристический поток действительно увеличится.

– Нет уж, – делает одна из саргинь решительный взмах рукой. – Мы еще даже не знаем, удастся ли станции возродиться! Может быть, туристы сюда вообще никогда не вернутся.

– У нас есть свои подходы, – говорю я. – Вы знаете меня как человека, который обычно решает проблемы.

– Если бы мы вас не знали, – вступает другая саргиня, – мы бы вообще на переговоры не пошли. Однако у вашей репутации есть свои пределы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– И сложившаяся ситуация, возможно, станет вашим концом, – припечатывает третья.

– Тогда почему вы вообще согласились на этот проект?! – недипломатично восклицаю я.

– Потому что вы предложили нам беспрецедентный холст, а масштабы – наша слабость, – снова говорит первая.

– Даже если станция погибнет, наш шедевр будет жить здесь вечным памятником чистому искусству, – добавляет вторая.