Братство - Оливер Боуден

– У меня восемь – или было восемь – внуков, – неожиданно проговорила она.

Эцио и Макиавелли знали, что у Лукреции были дети от ее браков, но мало кто из них выжил. Ходили слухи, что Лукреция не относилась к беременности серьезно, и предпочитала развлекаться и танцевать до самых родов. Или таким образом она пыталась отдалиться от матери? У Чезаре же была дочь, Луиза, четвертый его ребенок.

– Вы их видите? – спросил Макиавелли.

– Нет. Луиза все еще в Риме, но думаю, ее мать сделала из нее больше француженку, нежели итальянку.

Женщина встала и слуги, как по команде, открыли богато украшенные двойные двери.

– Мне хотелось бы помочь вам большим…

– Мы благодарны за уделенное нам время, – поблагодарил Макиавелли.

– Есть те, с кем вы захотели бы поговорить, – заметила Ваноцца.

– Мы хотели посетить принцессу д'Альбре.

Ваноцца поджала губы.

– Удачи, – без осуждения проговорила она. – Тогда вам лучше поторопиться. Я слышала, она собирается во Францию. Возможно, если мне повезет, она придет ос мной попрощаться.

Эцио и Макиавелли тоже встали и попрощались.

Выйдя на улицу, Макиавелли сказал:

– Думаю, нам придется воспользоваться Яблоком, Эцио.

– Не сейчас.

– Пусть будет по-твоему, но я считаю, ты поступаешь глупо. Пойдем к принцессе. К счастью, мы оба говорим по-французски.

– Шарлотта д'Альбре не уедет во Францию сегодня же. Во всяком случае, мои люди наблюдают за ее дворцом. Нет, есть еще кое-кто, с кем я хотел бы встретиться. Я удивлен, что Ваноцца ее не упомянула.

– О ком?

– О Джулии Фарнезе.

– Разве она сейчас живет не в Карбоньано?

– Мои люди доложили, что она в городе.

– Почему ты думаешь, что от нее мы узнаем больше, чем узнали от Ваноццы?

Эцио улыбнулся.

– Джулия была последней любовницей Родриго. Он обожал ее!

– Я помню, когда ее захватили французы. Он был в ярости. Глупые французы потребовали за нее три тысячи дукатов. Он бы заплатил за нее в двадцать раз больше. И он бы наверняка пошел на любую сделку с ними. Но я думаю, это вполне нормально, когда твоя любовница на сорок лет моложе тебя. Ты теряешь от любви голову.

– Это не помешало ему бросить ее, когда ей исполнилось двадцать пять.

– Да. К тому времени она стала для него слишком стара! Но нам надо спешить.

Они прошли по узким римским улочкам к Квиринале.

По дороге Макиавелли заметил, что Эцио чем-то встревожен.

– В чем дело? – спросил он.

– Ты ничего не заметил?

– Что именно?

– Не оглядывайся! – Эцио был немногословен.

– Нет.

– Думаю, за нами следят – женщина.

– И как давно?

– С тех пор, как мы уши из дворца Ваноццы.

– Кто-то из ее людей?

– Возможно.

– Одна?

– Думаю, да.

– Тогда мы справимся.

Постепенно, хотя они и торопились, они замедлили шаг, заглядывая в лавки, и даже остановились возле торговца вином. Там, делая вид, что пьет из стакана, Эцио увидел высокую, хорошо сложенную блондинку, одетую в хорошее, но неприметное темно-зеленое платье из какого-то легкого материала. Если придется, она сможет быстро двигаться даже в нем.

– Я ее вижу, – сообщил Эцио.

Они оба осмотрели стену напротив лавки торговца. Это было новое здание, возведенное в модном стиле – с большими выступающими камнями, разделенными глубокими пазами. В стену на равных промежутках были вставлены железные кольца, к которым привязывали лошадей.

И это было замечательно.

Они прошли в дальний конец лавки, но оттуда выхода не было.

– Нужно спешить, – сказал Макиавелли.

– Давай за мной! – отозвался Эцио, поставив на стол возле входа стакан. Несколько секунд спустя он уже взобрался на стену и был на полпути к крыше, Макиавелли отставал ненамного. Зеваки, разинув рот, смотрели, как двое мужчин, чьи плащи развевались по ветру, исчезли на крыше. Ассасины бежали, перепрыгивая через переулки и улочки, плитки черепицы падали вниз, разбиваясь мостовую, или просто шлепались в грязь, заставляя людей внизу отшатнуться в сторону.

Женщина не могла подняться вслед за ними по вертикальной стене, однако она без труда догнала их по улицам. Эцио увидел, что на ее длинной юбке есть длинный разрез до бедра, позволявший ей бегать, что она и делала, расталкивая всех на своем пути. Кем бы она ни была, она была хорошо обучена.

Но, в конце концов, они сумели оторваться. Тяжело дыша, они остановились на крыше церкви Святого Николая и легли на крышу, осматривая улицу. Казалось, что там не было никого подозрительного, но Эцио узнал в толпе двух воров Лиса, срезающих кошельки острыми ножами. Вероятно, двое из тех, кто не отправился в пригород, но об этом можно спросить Джильберто попозже.

– Спускаемся, – предложил Макиавелли.

– Нет, лучше остаться на крышах, к тому же нам недалеко.

– Похоже, она с легкостью нас преследовала. К счастью, нам попалась высокая стена, на крыше которой мы смогли сменить направление незаметно для нее.

Эцио кивнул. Кем бы она ни была, сейчас она наверняка пошла докладывать о своем провале. Ему б хотелось, чтобы она была на его стороне. Сейчас же нужно было быстро попасть в дом Джулии, а потом покинуть район Квиринале. Возможно, придется попросить нескольких рекрутов прикрывать им спины в следующий раз. Сторонники Борджиа затаились, когда к власти пришел новый Папа, но лишь для того, чтобы усыпить его бдительность.

Первый муж Джулии, Орсино Орсини, был настолько счастлив в браке, что закрывал глаза на роман своей девятнадцатилетней жены с шестидесяти двухлетним Родриго Борджиа. У Джулии была дочь Лаура, но никто не знал, кто был ее отцом – Орсино или Родриго. Родриго, бывший родом из Валенсии, поднимался по служебной лестнице Ватикана, пока не заполучил в свои руки казну Святого Престола. Тогда он и отблагодарил свою прекрасную молодую любовницу, купив для нее новый дворец (который ей пришлось в конечном итоге покинуть) недалеко от Ватикана, и сделал ее брата Алессандро, кардиналом. Другие кардиналы за его спиной называли его «юбочным кардиналом», но никогда не делали этого в присутствии Родриго. Джулию они саркастически звали «Невестой Христовой».

Эцио и Макиавелли спрыгнули на землю на площади, где стоял дом Джулии. Вход охраняли солдаты из папской гвардии. Площадь возле дворца была пуста. На плечах у гвардейцев был ясно виден герб семьи делла Ровере – крепкий дуб, с корнями и ветвями, увенчанный тиарой Папы и ключами Святого Петра. Но Эцио все равно узнал гвардейцев. Полгода назад они носили багрово-желтые мундиры. Теперь времена изменились. Они его поприветствовали, и ассасин их узнал.

– Ублюдки, – процедил под нос Макиавелли.