Разум и чувства - Джоанна Троллоп

Одним из преимуществ Бартон-коттеджа было его удачное расположение. И не только потому, что из окон открывался живописный вид: по дорогам, проложенным сэром Джоном, никто не мог подъехать к коттеджу ближе чем на милю, оставаясь незамеченным. Однако через девять месяцев жизни вдали от соседей, шума и городского освещения Белл поняла, что этот обзор только напоминает, в какой изоляции они оказались. Ей даже вспомнилось прочитанное давным-давно интервью с человеком, удалившимся на один из безлюдных Гебридских островов. Когда его спросили, не одиноко ли ему, тот ответил сурово, что не боится оставаться один на один со своими мыслями. Нет, Белл не то чтобы боялась собственных мыслей, просто порой ей становилось так скучно! В Норленде постоянно кипела жизнь; там было столько комнат и столько людей, которые требовали к себе внимания! Ни одного дня, вспоминала она, не проходило без того, чтобы за столом не сидели гости, а если их вдруг не было, для нее всегда находились дела в саду. Сад в Норленде отнимал массу времени. А в Бартон-коттедже сад был спланирован с учетом того, что там станут жить арендаторы, приезжающие лишь на лето, и за ним практически не требовался уход; Томас, с безразличием паркового служителя, периодически подстригал газоны и срезал сухие ветки, отчего сад еще менее отвечал вкусам Белл. Иногда — особенно после того, как домой возвратилась выздоравливающая Марианна, — Белл вставала у окна гостиной, раздвинув старые портьеры, привезенные из Норленда, и подолгу смотрела на идеально ровные и пустынные, вьющиеся по холмам дороги; в эти моменты одиночество наваливалось на нее с такой силой, что она готова была услышать громовой глас из разверзшихся небес, вопрошающий, что такое с ней произошло.

— Я не могу все лето сидеть тут без дела, — сказала она Марианне. — И ты тоже.

Марианна устроилась в кресле у окна гостиной с ноутбуком на коленях.

— У меня масса дел, — ответила она, не отрывая глаз от экрана. — Я должна найти себе подходящий курс.

— О, чудно, — кивнула Белл. — А ты не… — она запнулась и смолкла.

— Не проверяю ли в Фейсбуке, как поживает Уиллз, ты это имела в виду?

— Ну, я…

— Мам, — сказала Марианна, — я давно вычеркнула Джона Уиллоби из моей жизни.

— Правда, дорогая? Это действительно так?

Марианна подняла голову и посмотрела на мать.

— По крайней мере, теперь я понимаю, что еще легко отделалась. И что просто влюбиться в человека недостаточно, если ты не можешь доверять ему и уважать его. Я не отрицаю, что до сих пор иногда вспоминаю о нем, но я также помню, как плохо он со мной поступил, и что несчастья от него было больше, чем счастья. Так что я прошла длинный путь, тебе не кажется, мама? Только прошу, не надо плакать! Пожалуйста! Просто скажи мне что-нибудь хорошее, например, какие планы ты теперь строишь насчет меня.

— Дорогая, я никогда…

— Строишь, я знаю, в этом вся ты! Постоянно задумываешь что-то. Так что у тебя на уме сейчас, мамочка?

Белл негромко фыркнула, но все же сказала с деланым равнодушием:

— Я думала, может, позвать кого-нибудь погостить?

— Например?

— Ну…

— Только не Джона с Фанни, мама, умоляю!

— Нет, — сказала Белл. — Точно не их. Вообще-то, я подумывала пригласить Билла.

— Билла, — эхом повторила Марианна.

— Он был бы чудесным гостем.

— Билл обычно останавливается в Бартон-парке, мама.

— Он так мило себя вел, все время звонил, справлялся, как ты… Пришел в полный ужас, когда ты вышла из больницы: лицо бледное, измученный вид — невозможно было смотреть!

Марианна с улыбкой поглядела на мать.

— Ты о ком, мама? О нем или обо мне?

Белл сделала вид, что не слышит.

— В общем, я позвонила и пригласила его пожить у нас, и Билл сказал, что не откажется.

Марианна продолжала улыбаться.

— Хорошо, — кивнула она.

— Ты же не будешь отталкивать его, дорогая?

— Нет, конечно. Если ты не станешь все время за нами следить.

— Марианна! Я разве слежу?

— Да, — сказала та и снова перевела взгляд на экран.

Белл еще раз поглядела на дорогу в долине. Потом пробормотала:

— Кажется, это его машина.

На этот раз Марианна не подняла головы.

— Какой сюрприз.

— По-моему, он ездит на «Рендж Ровере».

— Так и есть, — сказала Марианна.

— Странно, — заметила Белл, приглядываясь, — но это не «Рендж Ровер». Правда, машина тоже большая, больше, чем…

— Мам, — перебила ее Марианна, — думаю, ты знала, что он должен вот-вот приехать. Пускай занимает комнату Элли, а она пока переберется ко мне.

— Это не «Рендж Ровер», — сказала Белл. — Большая темная машина, внедорожник…

— Может, она едет вовсе не к нам. Наверное, это один из работников Джонно, лесник или кто-нибудь еще.

— Нет, к нам, — ответила Белл. — Машина поднимается по холму, и на приличной скорости. Наверняка за рулем мужчина; женщины водят совсем по-другому, ты замечала? Они никогда так не давят на газ.

Марианна опустила ноутбук на пол, подошла к матери и выглянула в окно. И тут же охнула от изумления.

— Мама!

— Что, дорогая?

— По-моему… это Эдвард.

— Не может быть!

— Но это правда он. Его волосы… и то, как он сидит за рулем. Эдвард… едет сюда!

— Но Элли еще не вернулась с работы!

Марианна сделала глубокий вдох и снова посмотрела на дорогу.

— Эд, — сказала она, словно обращаясь к самой себе. — Эд. Да как он посмел!

Эдвард Феррарс затормозил перед коттеджем и медленно вылез из машины. Вид у него был ужасный: он исхудал и стал еще бледнее, словно просидел целый месяц в глухом подвале.

— Я должна пойти поздороваться с ним. Бедняжка! — встрепенулась Белл.

Марианна попыталась ее удержать.

— Мама, не надо…

Но Белл уже сорвалась с места и выбежала из комнаты, направляясь к входной двери. Марианна видела, как она подходит к гостю, как кладет руки ему на плечи и смотрит в глаза. Зная свою мать, Марианна могла предположить, что она говорит ему что-нибудь доброе и успокаивающее. Эдвард стоял без движения, глядя с высоты своего роста вниз на Белл, и лицо у него было несчастное. Что, если он, в своей обычной неловкой, дурацкой, благородной манере решил извиниться перед Элинор? А если так, то какой реакции он ожидает, когда на руке у Люси его кольцо, а сердце Элинор разбито? Зачем он приехал, о чем думал, если вообще думал о чем-нибудь, когда так безнадежно исковеркал столько человеческих жизней?