До поворота (Кровавый Крым) - Кирилл Якимец

Перед ним стоял все тот же массивный дубовый стол с резным орнаментом по краю. Вытянутые вверх руки затекли до полного бесчувствия, ломило только спину и подмышки. Вообще, висеть вот так голым посреди комнаты, а тебя возят как троллейбус по заране - Отлично! Отлично! - пухленький человечек потирал пухленькие ладошки, ага, все-таки сработало! Рад, очень рад за вас, молодой человек. Меня уговаривали принять более крутые меры. А и так обошлось. Это хорошо. Просто замечательно! Человечек покровительственно потрепал Славу по боку. Острая резкая боль скрутила тело, из глаз брызнули слезы, на лбу выступили капли пота и, смешавшись со слезами, потекли с подбородка на грудь. - У вас нежная конституци, Славик. Евгений Альбертович сел за стоящий напротив стол. - Ну, выкладывай, - неожиданно в его голосе послышался металл, и не сталь какая-нибудь, а ванадиевый сплав для космических ракет. Облизав пересохшие губы, Слава хотел плюнуть, но во рту оказалось неестественно сухо. - Говорить будем или ругаться? - Евгений Альбертович достал из ящичка знакомую книжку с серой головой на обложке. - Где другая? Попытавшись поднять голову, Слава издал слабый хрип. - Ладно, уговорил. Евгений Альбертович открыл большую стальную дверь нараспашку. Слава удивился, поняв, что его догадка верна - это был холодильник. Там стояли две бутылки боржоми, но основной объем занимали головы: на нижней полке две головы лежали лицом к внутренней стенке, а с верхней полки, свесив кудри, слегка покрытые инеем, прямо на Славу смотрела гогеновская таитянка. Евгений Альбертович достал из морозилки белую коробку с красным крестом и поставил на стол. Немного подумал и вытащил за волосы женскую голову, поставив рядом с книгой. - Так, а куда я сунул шприцы? Ты не помнишь? - бросил на пленника рассеянный взгляд. - Ах ты, спешка-спешка. Суета сует! Ага! Вот они где, прибавил к предметам на столе пачку одноразовых шприцов. Вымыл руки, достал ампулу, быстрым движением отломив кончик, набрал жидость и скинул мусор в корзиночку. Укола Слава не почувствовал, только приятное тепло растеклось по телу. Евгений Альбертович, смочив пленнику губы водой, дал выпить маленький глоток, растворившийся прямо во рту, и стал крепить датчики. Но длины тонких черных шнуров, извивавшихся по кафелю, явно не хватало. Вернувшись к столу, он понажимал какие-то копки на пульте: в углу справа зажужжал мотор, Слава почувствовал легкий толчок, но не сдвинулся с места - что-то заело. - Ах, ты, Господи! - развел ладошками Евгений Альбертович, - ну что ты будешь делать! Так все хорошо раньше вертелось, а как тебя тут повесили... Он полез, кряхтя, в нижний ящик. - Эх, года мои не те. Было видно, как ему там тесно, пришлось выдвигать ящик дальше, и тогда Слава понял что это: в таких ящиках держат в хороших моргах, какие показывают в кино, трупы. - Все самому, - жаловался глава мафии, - Все самому. Такое, видишь ли, домашнее, можно сказать, дельце. Как тебя зовут? - Вячеслав, - Слава не узнал собственного голоса. Жалобный такой голосишка, высокий, как будто и не его голос, а какого-то зайчика из мультфильма. - Так, это уже хорошо, - толстяк сидел на полу нелепо вертя в руках ответрки и моток проволоки, - пасатижи - это те или эти? - В левой руке, - Слава был просто счастлив, что может помочь такому замечательному человеку. - Спасибо, дружок, спасибо, - подставив стул, человечек осторожно влез на него, держась одной рукой за синку, чтоб не упасть, и стал что-то там вертеть. Бодро дзынькнув, на белый кафель упала гайка, раздался треск и человечка тоже скинуло на пол, к гайке. На минуту погас свет. Послышался тихий свист, и что-то узко и горячо обдало кожу: сорвлся один из тонких стальных троссов, прикрепленных к дорожке на потолке. По боку из горящей полосы потекло что-то теплое, на ноги... Замечательная отрешенность позволяла не то чтобы не чувствовать боль, но абсолютно не страдать от нее. - Господи, ты видишь? Или тебе показать?! Где гайка? - У правой ножки стола. Ближе ко мне. - Ага, спасибо. Покопавшись в ящичке с красным крестом, Евгений Альбертович достал покрытую тальком резиновую перчатку и снова принялся за работу. - Ну-с, посмотрим, как получилось? Он нажал еще неколько кнопок, моторчик загудел громче, и Слава поехал к знакомой стенке. - Вот и хорошо. Евгений Альбертович остановил машину. Закрепив мягкие подушечки датчиков, он принялся настраивать минитор. Но действие наркотика постепенно проходило, оставляя мучительную боль во всем теле. Слава даже застонал: - Сволочь. Га-а-ад. - Ах, ты, - ладошка вновь полезла в белый ящик, - Сейчас еще укол будет. Не плачь, миленький. Мы тебе только добра желаем. Вкрадчивые слова падали в душу, вызывая желание поверить, отдаться этому голосу. Второй укол оказался болезненнее - потные ладошки дрожали, пальцы с трудом поймали вену. - Фу, ты не представляешь, как трудно работать без врача: вшили бы мы тебе электродики какие-нибудь - и привет, будь здоров. Эх, надо было мне в медицинский поступать. Ну, что, дружок? Как дела? - он снова занял свое место за столом. - Как тебя зовут? - Вячеслав. - Ты знаешь эту девочку? - поставил вперед голову. - Да. - Кто это? - Из мешка, ее Гоген рисовал, когда на Таити жил.... - Как ее зовут? - Маришка, - окуда-то выплыло имя. - Хорошо, умница! А кто написл в книге? - Евгений Альбертович протянл вперед серую голову на обложке. - Виан. - Кто сделал здесь надпись? - он раскрыл на непонятных буквах. - Не знаю. - Что здесь написано? - Не знаю. Я хочу пописать. - Писай! - почему-то лицо говорившего стало приобретать неетественно большие размеры, но Слава отвлекся на ручеек, моча смешивалась с кровью. Ручеек стекал с ноги на пол и подбирался к мясного цвета лапам стола, но путь ему преградила грязная тряпка. - Как тебя зовут? - Вячеслав. Наверное, этот человек обижает его, он не хочет вернуть его маме. - Откуда эта книга у тебя, кто ее дал? - Она из мешка. - Какого? - С головами. - Ты ее читал? - Да. - Понравилось? - Нет. - Здесь написано, что Мила мертва. Ты ее убил? - Нет. - Где она? - На горе. - Какой? - пальцы вцепились в толстую столешницу. - Чуфут-Кале. Допрашивающий издал неопределенный звук: не то стон, не то рык. Но Славе стало страшно, он забился, пытаясь вырваться, проваливаясь в вертящуюся пустоту: - Пусти меня, не хочу... Я не буду. - лопнул один из ремней, сдерживавших ноги, отлипали и попадали серыми мышиными бляшками на белый пол датчики, нехотя, как облетают с деревьев первые листья. Задумчиво смотрели глаза на его брыкающееся тело. Возможно, им это доставляло удовольствие, но в целом Евгений Альбертович был слегка разочарован. Подключив селектор, отдал какое-то распоряжение и стал ждать, пока Слава не утихнет. - Ну, что? Как ты себя чувствуешь? В ответ Слава только облизал пересохшие губы. - Бедный мальчик! У тебя сильная воля. Ты знаешь об этом? Доза была лошадиная. Что нам теперь с тобой делать, а? Вот и я даже не знаю... Повисишь пока. Но он все не уходил, мучительно растягивая минуты унижения. Только через какое-то время его привел в чувство тихий телефонный треск. Будто что-то вспомнив, Евгений Альбертович встрепенулся, вытер тряпочкой потные ладошки, откашлялся и, не торопясь, снял трубку: - Да, - бархатистый тембр восхитил Славу. - Нет, лапуль, я занят. Да, очень занят. Но, зайчик мой! Ты меня ставишь в дурацкое положение. Нет, женщин здесь нет. Нет, я не вру. Когда я тебя обманывал?! Варенька, солнце мое. Ты пойми, у меня дела. Я за-нят! Де-ла! Нет, спускаться не надо. Да, я ищу нашу дочь. Ее похитил Луис, но, уверяю тебя, все будет в поряде. Да, я уже послал людей... Ну, что ты все время волнуешься? Тебе вредно. Побереги нервы, дорогая! Подумай о своем здоровье. Еще некоторое время Евгений Альбертович сидел, тихо слушая слабый шелест в трубке, глаза его остановились на кробочке с ампулами и замерли, неестественно расширившись, по нижней отвалившейся губе потекла слюнка. Как-то незаметно, сам-собой, Слава провалился в ласковое небытие. Очнулся он от едкого запаха, скребущего по мозгам, как наждак по аллюминию. Все было убрано, пол вытерт, разбросанные датчики аккуратно уложены в коробочку, стол пуст - лишь белый телефон возвышается. Евгений Альбертович заботливо водил под славиным носом ваткой с нашатырем, в оттопырнной руке - опять шприц. - Ну вот и хорошо, вот и славно, - он снова заворковал, всаживая тупую иглу. - Сейчас я тебе сульфазинчику сделаю. Им, родным, в сумасшедших домах вашего брата лечат! Так что, выздоравливай. Этот укол был самым болезненным. Казалось, по венам из шприца потекло расплавленное олово. Евгений Альбертович нежно потрепал заплаканную славину щечку, вернулся к столу и, выкинув шприц с ваткой, включил селектор. - Да. - нежный голос пробил в ушах раскатами грома. - Фрида, проследите, чтобы Варвара Михална вовремя приняла лекарство. - Конечно, Евгений Альбертович. Все? - Да, - Евгений Альбертович выключил селектор и водрузил на стол портативную видеокамеру, поелозил, устанавливая. - Вот так хорошо! - он весело подмигнул Славе. - Будет чем Милочку порадовать. А то, видишь ли, скучно ей! И на Славу обрушился ад. Все мускулы пытались сократиться сами собой - и не могли. Тело скрутило гигантским напряжением, и в то же время страшно хотелось спать. И кричать. И молчать. И ругаться. И улыбаться. Расплавленное олово плескалось в венах, ударяя волнами твердой боли то по голове, то по солнечному сплетению. При этом сознание полностью прояснилось. "Кого же этим лечат?!" - с ужасом думал Слава. - Нет. Нет, дорогая моя, - ворковал ласковый и нежный тенор, - умоляю, мне здесь никто не нужен. Конечно, я справлюсь сам... Тем более. Нет, Атабек пусть исполняет свои обязанности - здесь дело сугубо личное. Семейное, я имею ввиду! Варенька, радость моя, ты меня утомляешь... Нет, помощь никакая не нужна, сам, все только сам. Ноблес оближ, дорогая! Да, лапонька, целую! Все, иду. Евгений Альбертович осторожно, как на соплю, надавил на телефонный рычаг большим пальцем. - Бабы, тьфу, - театрально сплюнул под ноги и растер каблучком. Сколько времени прошло? Глядя на завораживающе-белый пол, Слава забывал моргнуть, глазные яблоки казались неестественно большими, и веки с трудом налезали на них, не прикрывая полностью. Хотелось заснуть, чтобы никогда больше не просыпаться... Евгений Альбертович снял с вешалки накрахмаленный халатик, тугой и хрустящий, тоже ослепляюще-белый, шапочку, замызганный фартук был ему велик - желтая медицинская клеенка, которую подкладывают под маленьких детей и лежачих больных. Весело мурлыча какую-то песенку, выкатил из подсобки каталку. Сначала Слава решил, что это сервировочный столик. - Карамболина, карамболетта, - услышал он ласковые, успокаивающие слова, когда мягкие руки стали перекладывать его онемевшее тело в горизонтальную плоскость. Чуть покачиваясь, покатился назад потолок. Тело снова переложили на другую жесткую поверхность: прямо в глаза смотрело безумное измученное лицо голого человека, распластанного на столе. "Распяли, - вяло протекло в голове веселое оживление, - а никто не верил... Нет, это просто зеркало." Слава рванулся вперед, навстречу тому человеку, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Издалека приполз тихий смешок, и все моментально изменилось. Впереди, за слоем толстого стекла, закрытый столом, сидел его мучитель. Сориентировавшись в пространстве, Слава поднял голову. Действительно, вверху зеркало, и он полусидит в зубоврачебном кресле. Только руки схвачены зажимами у локтей и кисти на подлокотниках. Ноги? Под коленями стальные плоские полумесяцы на длинных штырях, ступни фиксированы, холодная полоска металла на животе. Странные нереальные фигуры на железных ножках смотрят искоса, слабо покачивая изогнутыми шлангами проводов, словно врачи на консилиуме, готовые сразу произвести вскрытие-операцию. "Неужели еще не все? - по подбородку текли слезы, но он не чувствовал влаги. Только ужас. "Это просто кошмарный бред. Только бред и ничего больше, - успокаивал себя Слава, как только мог. - Я проснусь, и все..." - Хи-хи-хи, - лился из наушников тихий шепоток. - Приступим-с! Чудо робототехники, - человечек за столом, листал какую-то рекламного вида книжечку, - Что тут у нас на первое? Ага! - торжествующе нажал на кнопку компьютера, сверившись с матово блестящим листочком. Славу снова отшвырнуло назад к зеркалу. - Мы имеем та-а-к! И еще, - голос доносился с легким неестественным придыханием, - это не подойдет! Во! Ногти... Ноги... Так! Выдрать ногти есть... А где иголки? - он вроде был слегка обижен. Что? Иголок под ногти нет? Ерунда какая! Это же основы! Так, это тоже не пойдет! О! Попробуем, ближе к делу. Так, нажмите клавишу F1. - теперь Слава не лежал, а полувисел, поддерживаемый обитым светло-коричневой кожей прямоугольником-ложем, а штыри под коленными впадинами подтянули ноги почти к самому лицу, грозя разорвать перенапряженные позвонки и связки, Нортон коммандер, энтер официрен... - приторно гудел в ушах голос Евгения Альбертовича, - Жмем "энтер". И что? Жадно впились в измученное тело маленькие глазки, зажужжали и задвигались механизмы, разглядывая его одним механическим оком. - Ну! Ну! - азартно подбадривая бездушную машину, весело потирал потные руки Евгений Альбертович, - Ну же, радость моя! Давай-давай! - Хозяин! - Подожди, не мешай! - минутная пауза, - Я же просил не мешать! Где девчонка?! - Беда, хозяин, - не обращая внимания на опешившего Евгения Альбертовича, Атабек разбил стеклянную витрину и повернул красный язычок рубильника. Свет на секунду погас и загорелся снова едва-едва, тускло и тепло, желтым залив надоевшую белизну. Автоматы замерли. - Беда, хозяин! - повторил бандит, откатывая зубоврачебное кресло в сторону, - Уходить давай. - Ты разблокировал аварийную... - Да, хозяин, - с сомнением черные глаза пробежали по бессильному славиному телу, потом в глазах появилась уверенная ярость: - Я твой мама имел! Кто тут, а! В руке Атабека оказался нож, хорошее широкое лезвие со стоком для крови. - Не-е-ет! - кинулся наперерез Евгений Альбертович. - Отойди, хозяин. На нем моя кровь. - Нет, я сам, - снова послышался ванадиевый сплав, хоть ракету пускай, хоть спутник. В мягких пухлых пальцах, как живой, суетился острый длинный скальпель. - Что произошло? - Твоя девка привела Луиса. Они отрубили систему и прошли. Мои люди внизу, нужно уходить и взять их сзади... - Здесь что, никого нет?! - Евгений Альбертович стукнул ножкой. - Хозяин, твоя воля... Сделали, как приказано. Круглое личико сначало побледнело, потом покрылось бурыми пятнами, как бутерброд плесенью. - Я сам. - Узкие губки вытянулись в совсем уже невидимую ниточку. - Я убью тебя сам! Евгений Альбертович повернулся к распростертому на кресле телу, скальпель больше не дрожал, замер в твердой мужской решимости пронзить теплую, еще живую, плоть. - Эй, хозяим может не надо? Это моя работа. Сейчас зарежу его быстро, и пойдем... - Ну, так иди! Проваливай, собака! - в маленьком толстом человечке больше ничего не осталось от Евгения Альбертовича - кровавый демон преисподней стоял перед своей жертвой, лишь только жадно трепетали ноздри в предвкушении чего-то очень для Славы неприятного. Впрочем, все неприятное уже, кажется, произошло. Конец. Теперь начались те неприятности, которые ожидают каждого грешника после конца. Грешника? Но я же не грешник! Ошибка! Слава затрясся от паники, от обиды, от мистического ужаса, превосходящего любые живые человеческие чувства. Такую ошибку невозможно простить. Такую ошибку невозможно даже совершить - отправить хорошего человека сюда, где место только... Кому?! - Хозяин, не надо... - в последний раз прошелестел откуда-то из глубин жалобный бас, но теплые пальцы отянули нежную кожу мошонки. Невольно все разбитое тело выгнулось, и Слава почувствовал, как с корнем выдираются волоски, а внутреннее содержимое пытается укрыться под защиту костей, убежать с привычных мест вглубь кишок и живота. Ожившие зрачки смотрели только на поблескивающий металл, нацеленный на сморщившуюся кожу. Под напором давления внутренние органы переместились и пришли в лихорадочное возбуждение - анус не выдержал и раскрылся, выпустив в клубах вони твердые скатанные шарики и что-то длинно-мягкое. Оно прошло, не торопясь, степенно раздвигая складки перенапряженной гладкой мускулатуры. Евгений Альбертович резко отдернул руки. Тупо глядя на загаженный пол, Слава только сейчас осознал свою раскоряченную позу. - Что здесь происходит?! - Э? - теперь посреди огороженного пуленепробиваемым стеклом пятачка вновь оказался привычный Евгений Альбертович, нелепо теребивший извивающийся кусок металла. В распахнутой двери стояла высокая неетественно полная женщина, смуглая и еще красивая. Ее ярко-голубые глаза сонно обвели комнату, в ладони был зажат кулек, из которого на пол сыпались кукурузные хлопья. - Помогите, - прохрипел Слава. - Кто это? - в безбережной голубизне промелькнули искорки беспокойного удивления. Женщина прошла в комнату, обесточенная дверь осталась беспомощно открытой. - Лапочка моя, - кинулся навстречу, путаясь ногами в жестком фартуке, Евгений Альбертович. - Радость моя, не трогай здесь ничего. Я умоляю тебя! - Чем ты так долго занят? - женщина перебирала странички глянцевой книжечки, лежащей на столе рядом с компьютером, - я не видела тебя целую вечность... Иди ко мне, - уцепив его за воротничок халата, женщина притянула взбрыкивающего Евгения Альбертовича к себе и вцепилась в его ротик своими огромными ярко-красными губами, - я хочу тебя... Сейчас! - Э, но радость моя! - слабо трепыхаясь в мощных обьятиях, Евгений Альбертович шарил рукой по столу, стараясь достать до клавиш. - Не сечас-же, не здесь... - Сейчас! Здесь! Немедленно! Разрывая халат, только хрустнули пуговицы вырванные с мясом, осыпала Евгения Альбертовича страстными поцелуями странная женщина. - Я так хочу! Я так долго ждала, милый! - Варенька, родная! - шептал Евгений Альбертович. Он, наконец, нащупал клавиши и стал что-то нажимать - машинки снова зажужжали. - Ну, хорошо-хорошо... Если ты так хочешь... Все будет по-твоему...Я люблю тебя, я все сделаю так, как ты хочешь... - Хочу, хочу, - ворковала женщина, - хочу тебя, милый... - Ох, - Евгений Альбертович промокнул лысинку обрывком халата, - может, на природу махнем, а? Давай! Там травка. Птички. Тю-тю-тю... - Нет. Здесь! Сейчас! Белесые катушки хлопьев просыпались из кулька по толстой мякоти стола, глянцевой книжечке, клавишам и захрустели под пальцами Евгения Альбертовича. - Вот незадача-то, - вывернувшись из жарких объятий, он распахнул ящик стола и, порывшись там, достал желто-розовый фаллос из пластика, спрятал его за спину, шаловливо улыбаясь. - Хорошая моя, хорошая, - погладил женщину по широкой спине, - ну, что ты так разволновалась? Все в порядке, я с тобой! Вот видишь, все хорошо... - потихоньку сунул ей в руку фаллос, - на, успокойся немного... Крепко зажав предмет в руке, женщина жалобно заныла: - Ну, вот. Ты опять. Опять эта игрушка! А я хочу мужчину. Мужчину! Ты понял?! - и, ухватив пластиковый член напаревес, как абордажную саблю, она решительно двинулась на Евгения Альбертовича. Запутавшись в крученых шнурах, Евгений Альбертович не устоял и рухнул на пол, увлекая за собой аппаратуру. Раздался треск и хруст лопнувших склянок, кресло само принялось складываться, словно пасть гиппопотама, желавшего проглотить Славу. - Помогите, - еще раз попытался воззвать Слава к странной женщине. Но та оставалась глуха ко всему, кроме объекта своего желания. Титаническим усилием всех мышц Славе удалось остановить машину. Невольно в памяти всплыл не то образ, не то скульптура или рисунок: человек держащий на своих плечах целый мир, или, на худой конец, всего три-пять этажей каменного дома. Бек стоял неподвижно, слегка поигрывая ножом. - Хозяин... - тихо напомнил он о себе. Падение привело Евгения Альбертовича в чувство. Он осторожно положил скальпель на стол, резким движением отстранил женщину. - Бек, голубчик, запри ее где-нибудь. В спальне запри. Потом иди сюда, зарежь парнишку. Он не знает ничего, то есть, знает многовато, а вот того, что мне нужно, не знает. А я вещички соберу. Бек ухватил женщину за локти, но она с неожиданной ловкостью вывернулась и, продолжив вращение, ударила Бека круговым ударом в лицо. Бек, кажется, был уже привычен к такому ее поведению. Снова поймав женщину за руки, он проговорил спокойно: - Ханум... Женщина истерично отбивалась, голос ее срывался то на визг, то на плач. Внезапно снова вырвавшись, женщина повисла на шее у Евгения Альбертовича и громко запела: - Аванте популо, а ла рес косо, бандьера россо, бандьера россо... потом опять перешла на визг. Атабек ринулся было отрывать женщину от шефа, но вдруг резко развернулся к дверям, выставив перед собой нож. - Отойди от него! Прочь! - донесся от дверей мощный хриплый бас. Женщина отпустила Евгения Альбертовича, замерла. Бессмысленно уставились в пространство голубые глаза. Евгений Альбертович тоже замер, похожий на хомячка, не успевшего вовремя нырнуть в норку: набил защечные мешки и выбросить жалко, защащаться надо! Он еще раз протер лысинку освободившимися руками. - Мьерда! Шлюха! Возвышаясь посреди комнаты, черный гигант держал всех на мушке огромного пистолета. Такое оружие Слава уже видел один раз, вспомнил - у Николаса в бежевом "Мерседесе"! Гигант перевел пистолет на Евгения Альбертовича и выстрелил. По стеклу разбежались едва заметные тоненькие трещинки. Бек усмехнулся, спрятал нож, вытащил, не торопясь, свой пистолет из кобуры под мышкой. - Не знаю, как ты сюда вошел, но мои люди... - У Аллаха все твои люди! - прорычал негр и, отшвырнув оружие в сторону, пробил стекло одним ударом кулака - аккуратную круглую дырку, как огнем выжег. Атабек выстрелил прямо в эту дырку, но негр успел отскочить в сторону. В следующий момент он нанес по стеклу сокрушительный удар ногой. Осколки посыпались на Атабека, следом за ними прыгнул негр. Следующего выстрела Атабек сделать не успел - гигант схватил его за руку своими лапами и с силой опустил руку Атабека на свое подставленное колено. Оглушительно хрустнули кости, пистолет выпал на пол. Атабек зарычал, уперся в негра ногами и, резко толкнувшись, откатился к стене. Сразу вскочил, но не стал драться - метнулся к двери и скрылся в темноте. Негр какое-то мгновение смотрел ему вслед, потом перевел глаза на Евгения Альбертовича и медленно двинулся вперед. Его лицо кривила мрачная улыбка. - О! - томно виляя бедрами, ему навстерчу смело шагнула женщина, - ты настоящий мужчина. Я хочу тебя. Она раскинула в стороны широкие руки, словно готовясь обнять весь мир. Гигант остановился, и улыбка медленно уступила место неясной гримасе жалость боролась с ненавистью и отчаянием. Он наотмаш ударил женщину по лицу и добавил что-то по-испански. На минуту в ее глазах блеснуло нечто похожее на разум, но потом они снова приобрели бессмыслено-глубокое выражение, только знакомые Славе слезинки повисли на длинных рестницах. Еще раз выругавшись, Луис обошел женщину, но опоздал: Евгений Альбертович держал в обеих руках пистолет Атабека. - Добро пожаловать, дон Луис! - он сел в безопасное кресло за дубовым столом, - стой, где стоишь! Варя, лапа, отойди от него во-он туда! кивнул в угол, где растопырилась старая вешалка. Мелко пожевал тонкими губами. Улыбнулся. Луис остановился, готовый прыгнуть в любой момент. Женщина тоже замерла на месте, глупо хлопая рестницами. Евгений Альбертович повел дулом вверх-вниз. - Ну вот, ты пришел, людей моих грохнул, даже Бека напугал. Беку вообще, знаешь ли, не повезло в этом деле. Видишь, там засранец мелкий к креслу привязан? Так он Беку несколько раз по роже засадил - и ничего. Менять мне пора главную шестерку... Да-с. А с другой стороны, ты у меня на мушке. И твоих людей тоже что-то не видать. А с третьей... Короче, мы на равных, на самом-то деле. Будем, значит, договариваться. Так? Евгений Альбертович снова повел дулом. Луис скрестил руки на груди. - А что ты мне можешь предложить? - Скинуть всю ихнюю шарашку к чертовой матери! - облизнул бледные губки Евгений Альбертович. - Собственно ради этого дела, благородного, я надеюсь, тебя из под воды-то и достали. - Нет. - Как? - опешил Евгений Альбертович, - тебе, дураку, Революцию в Америке помогут сделать... Луис весело расхохотался: - Революция, Женя, не нуждается в том, чтобы ее делали. Она приходит сама, как тропический ливень, в соответствии с природой... - он грозно навис над пухлым лицом Евгения Альбертовича, - но вы, потомки предателей дела Троцкого, не понимаете этого. Я только расчищаю путь тому, что придет вслед за мной! И не марай революцию своими тупыми мыслишками! - Хорошо-хорошо... - Евгений Альбертович рассеянно принялся крутить пальцами пистолет, - Америка со всеми потрохами и Австралия тебя не интересуют. Япония, я так понимаю, тоже? - Ха! На что замахнулся! - Почему бы и нет? Давай их в картишки розыграем, в подкидного, а? Как в летном, помнишь? Мы с тобой тогда весь мир делили. - Ты всегда проигрывал. Достав из кармана трубку и окурок сигары, Луис искрошил окурок в трубку и неторопливо закурил. Прошелся по тесной комнате, бросил брезгливый взгляд на женщину, потом такой же брезгливый взгляд на Славу, и снова уставился на Евгения Альбертовича. - У меня к тебе счет. - Вот я тебя убью сейчас, - хихикнул Евгений Альбертович, - и не будет никакого счета. - Тогда у революции будет к тебе счет. Ты ведь понимаешь, у революции руки чистые, но длинные. - Понимаю, понимаю. Поэтому и предлагаю базар. Ты только скажи, что тебе нужно. - Раньше мне нужно было это, - Луис ткнул пальцем в рыхлый живот женщины, собиравшей рассыпанные катушки хлопьев распухшими пальцами, теперь - не знаю. Теперь это мой счет. Не забывай. - О-о-оооо, - жалобно протянула женщина, демонстрируя пустой кулек. Хлопьев не было, задумчиво она оторвала кусочек бумаги и отправила в рот. - Не забуду. - Евгений Альбертович закинул ногу на ногу. - Ты тоже не забудь: я - твой путь в Россию. И не только. Мои сферы влияния тебе известны. И если ты не окончательно погряз в революционном фатализме... Неожиданно Луис, сверкнув глазами, двинулся на Евгения Альбертовича. Евгений Альбертович, не меняя позы, выстрелил ему в грудь, но Луис не остановился и через секунду навис над толстым человечком, зажав его слабое запястье в своем стальном кулаке. Евгений Альбертович еще пару раз бесполезно выстрелил в воздух. - Бронежилет?.. - промямлил он. - Да, - ответил Луис, - и, думаю, ничего мне от тебя не нужно, Женя. Прощай. Второй огромный кулак понесся к голове Евгения Альбертовича... Неожиданная автоматная очередь прошила край стола, боковой ящик и ножку в виде львиной лапы, только щепки полетели. Луис дернул головой, ослабил хватку. Евгений Альбертович, воспользовавшись этим, вырвал руку с пистолетом и быстро юркнул под стол. Черный кулак с хрустом шмякнул по столешнице, та раскололась на неровные части. - Чтой-то вы тут делаете? Славик! - влетела в комнату Мила. За ее спиной, сжимая в руках автомат, стоял Макс. Прижавшись спиной к обломкам стола, Евгений Альбертович опрокинул гудящий монитор, руки судорожно сжали пистолет. - Любимый! - подала голос женщина, не прекращая жевать, и сделала несколько шагов по направлению к Луису. Мила, кинувшаяся было к Славе, вдруг заметила сумасшедшие глаза отчима и дрожащий пистолет в его руках, направленный на негра. - Мама!!! - завопила Мила, но было уже поздно. Что-то громко пукнуло, и на белой блузке смуглой женщины стало из черного провала расползаться ярко-алое пятно. Не торопясь, кровь пропитывала шелковую ткань. Загораживая Луису дорогу, женщина глядела на него широко раскрывшимися глазами, попыталась что-то сказать. - Мама! - снова закричала девочка и ринулась к ней, но вовремя пригнулась - следующая пуля, резко чмокнув, попала в бледную краску стены. Трясущимися лапками Евгений Альбертович пытался удержать вздрагивающее оружие: - Ненавижу! Всех вас ненавижу! - он еще раз нажал на курок, но пуля, срикошетив о кафель пола, отлетела к потолку и затерялась в сваленной груде проводов и аппаратуры. Луис толкнул женщину на Евгения Альбертовича, сам прыгнул следом. Пистолет покатился по полу, а Луис поднялся во весь рост, держа правой рукой своего врага за горло. - Луис! Не смей! Макс навел ему в лицо дуло автомата. - Почему? - не понял Луис. - Живой. Он мне нужен живой. - А потом? - Вообще. Живой. Ясно? Мне приказано его не убивать. - Кем? - Какая разница? Отпусти его. Хорошо? Макс коротко махнул дулом. - Нет, - ответил Луис. И тогда Макс выстрелил. Очередь прошила руку Луиса, но тот не ослабил хватку. Следующую очередь Макс пустил Луису в голову. Падая, Луис увлек Евгения альбертовича за собой. Тут Мила вышла из оцепенения. - Мамочка! - перешагнув через вцепившегося последней хваткой смертельно раненного Луиса, сжавшего за горло Евгения Альбертовича, она склонилась к матери. - Мамочка! Подобрав валявшийся на полу шарик кукурузы, Барбара отправила его в рот и последним усилием один раз жевнула, ее лицо перекосилось судорогой, потом расслабилось. Евгению Альбертовичу удалось, наконец, выскользнуть из смертоносных объятий, и когда черные пальцы сжались вновь, уже в последний раз, они только ухватили пустоту. Но огромное безжизненное тело не хотело выпускать барахтающегося под ним врага. - Руку! Дайте же кто-нибудь руку! - еле прохрипел Евгений Альбертович. - Помогите, - в возникшей тишине наконец донесся слабый славин стон. На него никто не обратил внимания. Второй раз Слава не стал пробовать, боялся нарушить хрупкое равновесие между мышечным напряжением и машиной. Мила всхлипывала, обхватив тело матери. Макс подошел вплотную к Евгению Альбертовичу, достал из заднего кармана удостоверение и покрутил у него под носом. - Вопросы есть? И добавил со вздохом: - Где этот ОМОН сраный? Черти их носят! - Есть вопросы, конечно, - Евгений Альбертович перестал барахтаться, успокоился. Встал, отряхнулся и плюхнулся в свое кресло, даже не пытаясь дотянуться до пистолета. - Вопрос первый. Вы сюда явились, как я понял, не просто что-то от меня узнать. Вам необходимо мое долгосрочное сотрудничество. Так? Макс склонился над телом Луиса, пошупал пульс и покачал головой, потом перешел к Славе. Осмотрев приспособления на кресле, попробовал отжать зажимы, его тряхнуло током. Сердито зажужжав, один из приборчиков ткнулся ему в руку своим жалом. Макс только плечами пожал. - Эскейп. - отвернувшись от матери, Мила стряхнула на пол слезинку и села в поваленное у стены кресло. - Чего? Тяжело вздохнув, Мила подобрала откуда-то из-под ног Макса узкую полосу треснувшей клавиатуры и что-то один раз нажала. Мягко крякнув, ослабли ремни, и кресло, наклонившись, небрежно выронило Славу на пол. Одновременно начала медленно-медленно закрываться аварийная дверь, через которую сбежал Атабек. - Вот и все, - меланхолично перебирала тонкими пальчиками в белой коробке с ампулами Мила. - Оставь. Немедленно положи на место! - засуетился было Евгений Альбертович, но, бросив взгляд на автомат Макса, сразу сник. Потом выпрямился: - Вы не ответили. - Да, речь идет о сотрудничестве, - Макс слегка склонил голову набок, причем вы понимаете, что я вас вовсе не в стукачи собираюсь нанять. В целом. Правда, именно сейчас вам предстоит один раз поработать именно стукачом. В некотором роде. Я имею в виду кое-какие бумаги в вашем сейфе вы их отдадите мне. На этом ваша карьера стукача закончится, и продолжится карьера человека, контролирующего, пусть и не в одиночку, а при нашем участии, Юг России и Крым. Впрочем, давайте-ка уточним ваши сферы влияния. Вам не кажется, что их можно увеличить? - Ну что ж, - Евгений Альбертович потер ручки, поудобнее устраиваясь в кресле. На автомат он больше не смотрел. Слава видел этот разговор. Не слышал, а именно видел - как петельки голубого и зеленого тумана сплетаются над головами собеседников в сферическую сеть. Сеть растет, становится больше комнаты, больше подземелья, больше Крыма, больше всей земли. Славе стало скучно. Для него главнее этой сети была боль. Но боль не приходила - потому, наверное, что тело стало деревянным и сухим. Но Слава знал, что это не навсегда. Скоро боль прийдет, падла, забивая сияющие каналы и расширяющуюся капиллярную сеть. Но пока боль не пришла, можно немного полетать под потолком, где Барбара убегает от Луиса, собирая разноцветные съедобные искорки. А внизу все суетятся, только Мила изредка вверх поглядывает, хитро-хитро, да, глядишь, язык покажет! Из коробочки горсть ампул в карман сунула. Опять ворует! Не глядя сунула, вдруг отравится. Одня ампула с цианистым калием, Слава видел, как он голубоватый в кармане среди других болтается, а они все такие разноцветные: морфин - розовый, опий - желтый, еще что-то зеленое, Слава видел формулу - переливаются золотистые щарики, как в калейдоскопе. Потом ослепительная вспышка - и, наконец, пришла боль. Вместе с грохотом выстрела. - Смотри-ка, жив, курилка! - Макс для порядка еще раз влепил Славе пощечину, - Отойдет. Потом повернулся к Миле и смотрел на нее долго и грустно. - Зачем ты это сделала? Положи пушку, кстати. Огромный черный пистолет Луиса все еще был у Милы в руке. Она брезгливо разжала ладошку, и пистолет звонко стукнулся об кафель. - Он убил маму. И сидит, радуется, мир делит. Берите мир себе, целиком. Нечего ему... - Жива твоя мама! - Да?! - Ну... Еле-еле. Но я пульс пощупал. Есть. Слабый. Если ОМОН с вертолетом поспеет, авось вытащим. А вот этого - уже нет. Тело Евгения Альбертовича распростерлось возле кресла. Маленькие ручки все еще были сжаты в последнем довольном жесте. Макс обхватил себя пятерней за небритый подбородок: - Да как же мы без него?.. Эх! И где эти вонючие документы? Ты говорила, у него тут сейф был? - Был. - Где? - У тебя звание-то какое? - брезгливо оттопырила губку Мила. - Подпоручик Киже. Сейф где? - За тобой, в стенке. Макс обернулся, но стена казалась совершенно гладкой, только Слава мог видеть в ней отвратительный бледно-зеленый провал, продолжавшийся в странную бесконечность. Перешагнув через толстое тело Барбары, Макс подошел к Миле и пристально посмотрел ей в глаза: - Девочка, нам очень нужны эти документы. Теперь без них, сама понимаешь, наша акция уже окончательно бессмысленна...- он еле шептал, но на сведенные судорогой славины мышцы этот слабый шелест дествовал подобно грому в свежем, полном озона, майском воздухе, как молния, проходящая сквозь столетнийй дуб, одиноко возвышающийся посреди бескрайнего поля. - Я не знаю шифра,- просматривая на свет прозрачное содержание ампул, Мила пыталась вобрать обратно выплескивающиеся из голубоватых озер изогнутах белков капли,- вот мама, она знала, и Марго тоже. Он от них иногда там прятал всякое, ну они и лазили. А он думал, что это Бек. - А что прятал? - осторожно спросил Макс. - Плейбой. Тут она не выдержала и расплакалась, выронив ампулу. Вытирая дрожащами пальцами грязные мокрые дорожки на щеках, мелко заскулила, цедя тонкий и прерывистый звук дергающимися губами. - Сволочь! - Кто? - не понял Макс. - Ты! Из-за тебя же все произошло! Ты все это заварил, ты! - Я?! Дурочка, - Макс улыбнулся, правда, слегка фальшиво, - ты ведь меня сюда сама привела, не помнишь? Ему помочь,- Макс кивнул на лежащего на полу похолжего на сломанное дерево Славу. - Тогда хватаем его и маму, и пошли отсюда. - Медецинская по... Слова Макса были перебиты ударом приклада - толстый омоновец, неловко подскользнувшись на растекшихся по кафелю славиных фекалиях, в прыжке угодил на пыточное кресло, вырвавшийся из рук автомат задел Макса по лицу и отлетел к закрывавшемуся выходу аварийного прохода. - Ни сместа! Сопротивление бесполезно! - орал стоящий в дверях человек в темном комбинезоне и маске, пока другой верзила выворачивал руку сопротивляющейся Миле. Кто-то, пробежав, наступил на Славу, на плечо. "Наверное, я действительно превратился в дерево,- слабо протекло внутри сознания, потому что боли он не почувствовал, только равнодушно смотрел, как у обыскивающего Макса омоновца застряло в закрывающейся аварийной двери неловкое дуло автомата. - Сплющит или нет?" Сплющило. Оттолкнувшийся от славиного плеча омоновец попал ботинком на слой рассыпавшихся ампул, под ногами неприятно затрещало стекло, и омоновец со всей силы, стараясь устоять на ногах, наступил на красное пятно, обволакивающее крупную грудь женщины, подобно экзотической бабочке-вампиру. Раздался неприятный хруст, возможно, он только послышался Славе, когда каблук, а за ним и почти вся подбитая металлом подошва ботинка чуть провалились внутрь, вслед за пробитыми пулей ребрами. - Мама!!! Чуть осев, Мила безвольно повисла на сильных руках. Дрогнув, опустились, закрывая бездонные пустые глаза, ресницы ее матери, изо рта пошла кровавая пена, глушащая последний хрип. Отпасовав метким ударом из-под ног к стене мешающего Славу, первый омоновец вертел в руках удостоверение Макса. - Эй!- понюхав его в последний раз, он обернулся к другому, который, прислонив Макса к стене, руки в упор на стену, лупил того ребром ладони по п