Антарктида: Четвертый рейх - Богдан Сушинский

– И последнее… Мой личный агент штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени возглавит экспедицию в Тибет, где ему, возможно, удастся получить сведения о судьбе чаши Грааля, проникнуться тайнами легендарной Шамбалы. Членов экспедиции Скорцени может определить сам. Срок на подготовку – неделя. Перед вашим вылетом на Восток я обязательно встречусь с вами, штурмбаннфюрер. Вы получите самые конкретные инструкции как полномочный представитель рейха при переговорах с любым представителем Внутреннего Мира.

Услышав это, Скорцени обронил: «Яволь, мой фюрер» и сразу же внимательно осмотрел присутствующих, чтобы убедиться, что ни один из них не обратил внимания на оговорку Гитлера. Речь якобы шла об экспедиции в Шамбалу, но, забывшись, фюрер употребил название «Внутренний Мир», под которым, конечно же, предполагалась антарктическая Страна атлантов.

53

Февраль 1939 года. Перу.

Вилла «Андское Гнездовье» в окрестностях Анданачи.

Из своей комнатки Кодар вышел только к завтраку. Он был небрит и, как показалось Микейросу, выглядел основательно уставшим и даже заметно осунувшимся.

– Как вам спалось, доктор Микейрос? – присвоил себе гость фразу, которую, согласно законам гостеприимства, надлежало произнести хозяину.

– Чудесно, сеньор Кодар. Надеюсь, вы тоже не страдали бессонницей. Прошу к столу. Или, может, сначала душ? Знаете, он у нас здесь примитивный. Мы сами греем воду.

– Я уже искупался – в речке. Оказывается, здесь неподалеку чудесный спуск, а вода достаточно холодная, чтобы мгновенно снять усталость. Знаю, сеньора Оливейра, что вечером вы приглашали меня на чашку кофе. А потом, встревоженные молчанием, пытались открыть дверь одним из запасных ключей. Неудача привела к тому, что укладывались вы чрезвычайно обеспокоенные моим молчанием.

– Желаете каким-то образом объяснить его? – сдержанно поинтересовался Микейрос, подождав, пока Оливейра расставит на столе тарелки с жареной рыбой и чашечками с кофе. Он вовсе не собирался прощать бестактность его поведения.

– В отличие от человека, называющего себя доктором Оранди, я пытался скрыть только то незначительное, что не составляет для вас особенного интереса. Видите ли, в чем дело: я не люблю засиживаться в комнатах, это вредит мне. А чтобы не мешать вашей возможной беседе с господином Оранди, я покинул здание через окно. Вы ведь обратили внимание, что оно оставалось приоткрытым?

– Да? Может быть, – неуверенно пробормотал Микейрос.

– Но не заметили свешивающейся из него тонкой шелковой лестнички. Ничего удивительного: днем она кажется почти прозрачной, поэтому заметить ее трудновато.

– Но зачем вам понадобилась вся эта конспирация, сеньор Кодар?

– Мне крайне необходимо было знать, кто ждет доктора Оранди здесь неподалеку, за скалой, на тропе. Сколько их будет, марку их машины. Для этого и пришлось пробираться почти по склону ущелья, рискуя сорваться вниз. И вот что любопытно: хотя сам Оранди не явился, слежка за вами и вашим домом продолжалась весь вечер и всю ночь.

– И сколько же их? – не удержался от любопытства Микейрос.

– Трое. Всего трое. Как мы и предполагали, начиная нашу операцию.

– Значит, я не ошибся: вы все же из тайной полиции?

– Нет. Но могу сообщить, что мы с сеньорой Менц и одним нашим помощником действительно наладили контакты с вашей полицией, поскольку самим вашим полицейским с этим криминальным делом не справиться. Люди Оранди обладают огромным опытом грабежей и покушений. Он нанял их в Гонконге по специальным рекомендациям. Приемами дзюдо, джиу-джитсу, каратэ и прочими они владеют в таком совершенстве, что стесняются хвататься за нож или пистолет. Тем не менее единственное, что пока что требуется от вашей полиции – не вмешиваться, и по возможности не мешать. Конечно, при надобности она должна будет помочь нам. Но не раньше, чем ее об этом попросят.

– Вы говорите мне об этом, чтобы заверить, что не конфликтуете с властями вашей страны?

– И чтобы, при случае, вы и сеньора Оливейра могли напомнить об этом полицейском. В любом случае меня и моих людей можете не опасаться.

Доктор Микейрос никак не отреагировал на столь неубедительное успокоение, и позавтракали они молча. Хотя Кодар время от времени удивленно посматривал на хозяина «Анд-ского Гнездовья», не понимая, почему тот прервал разговор в самом важном для себя месте. Однако Микейрос продолжал хранить молчание. И длилось оно до тех пор, пока не встали из-за стола.

– Самое время побродить над ущельем, подышать утренним воздухом гор, – мрачно предложил он, больше обращаясь к Оливейре, нежели к гостю.

– Будь осторожен, Мик, – взглянула на него женщина усталыми, печальными глазами.

В ответ доктор Микейрос подбадривающе сжал ее плечо.

– Недавно у вас тут произошло странное событие, – молвил Кодар, выходя из дома вслед за Микейросом. – Какой-то идиот начал было уничтожать ваши плиты.

– Им оказался психически больной. После этой экзекуции он свел счеты со своей бредовой жизнью, бросившись с этого вот обрыва в каньон. Исход весьма символический.

– Да уж… Но следует ли считать, что этот варвар действительно бросился в пропасть? Подобная версия выглядит слишком наивной. Нет, официально он и дальше может числиться самоубийцей, это снимает массу проблем. Но вы, лично вы, должны знать, что покончить жизнь самоубийством ему помогли. Иначе, войдя в раж, он уничтожил бы по меньшей мере половину вашей коллекции.

– Помогли?! Вам известно имя убийцы?!

– К подробностям этого происшествия вернемся чуть позже.

Долина, в которой раскинулся городок, уже была освещена утренним солнцем, и отсюда, с возвышенности, казалось, что мерцающий над ней голубоватый туман на самом деле – плес какого-то горного озера, а проглядывающие сквозь него крыши домов – отражение горных вершин. К вилле лучи еще не дотягивались, поскольку мешал склон горы, но и здесь уже зажигались росинками стебельки проросшей в ложбинке травы и листья укоренившихся в расщелинах деревьев.

Сотни, может быть, тысячи раз Микейрос встречал утро именно так, стоя на краю плато, но всякий раз давно знакомый ему ландшафт представал в новых красках и очертаниях и, казалось, подлежал иным измерениям. Вот почему всякий раз доктор воспринимал его так, словно видел впервые.

Пока Микейрос любовался пейзажем, Кодар задумчиво стоял рядом с ним и терпеливо ждал. Ландшафты его совершенно не интересовали, эмоциям он подвержен не был. Всей невозмутимостью своего вида Готт-Кодар как бы подчеркивал: «Я – человек дела, человек идей, весь нацеленный на них, как стрела на оленя. И, пока не добьюсь своего, никаких иных интересов для меня не существует».

– Очевидно, вас интересует, о чем мы говорили с доктором Оранди, после того, как вы вышли из комнаты? – нарушил молчание Микейрос.

– Не стоит. Вряд ли вы сумеете сообщить мне что-нибудь новое.

– Тогда позвольте один вопрос: когда мы с доктором Оранди вышли во двор, я заметил какой-то силуэт, метнувшийся в сторону. Это были вы?

– Я. Мало того, я не готов определить, кого именно вы заметили. Вполне возможно, что это как раз и был тот человек, который, при иных обстоятельствах, должен был убить вас.

– Убить?! – нервно передернул плечами доктор Микейрос. Меня?! Но за что?!

– Не переигрывайте в своей наивности, сеньор Микейрос. Доктор Оранди уже все объяснил вам. Отказавшись сотрудничать с ним, вы подписали бы себе смертный приговор.

– Вот оно что, – пробормотал Микейрос. – Понимаю, понимаю…

– Знаете, я альпинист, и в общем-то, насколько это возможно, привык к риску. Но в том-то и дело, что риск, к которому я привык, всегда был связан с горами, снежными лавинами, словом – с природой, стихией. Вот почему любого встретившегося в горах человека воспринимал, как шанс на помощь, как надежду, спасение. Кстати, что вы имели в виду, говоря: «При иных обстоятельствах»?

– Вот этого я не знаю. Несколько иных, нежели те, что сложились в ходе ваших контактов с Оранди. Возможно, этот человек ждал его сигнала. Или же рассчитывал, что вы появитесь во дворе один.

– Мне непонятна логика ваших предположений.

– Я тоже заметил эту «тень гор». И знаю, что он долго наблюдал за вашим домом. Топтался, заметно нервничал. При этом слишком невнимательно поглядывал в ту сторону, где лежат плиты – и где отдыхал на теплых ночных камнях я.

– То есть вы следили за ним?

– Естественно. Как только вы закончили беседу, я спустился по веревочной лесенке с тыльной стороны виллы. В то время как человек Оранди наблюдал за ней со стороны фасада.

– Неужели это действительно так важно для них: уничтожить плиты, уничтожить меня? Люди, живущие где-то на Тибете, в Гималаях… Какое им дело до того, что на плато в далеких Андах или Кордильерах лежат какие-то там плиты с забытыми письменами? Да и вам, сеньор Кодар… какое до них дело? Почему вы здесь? Что привело вас сюда? Давайте откровенно. Доктор Оранди, этот гангстер или кто он там, уже исповедался. Может, это у них обычай такой; исповедаться жертве, прежде чем отправить ее на тот свет?