Молдавские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

— Такой хлеб я едал, когда дома жил.

Жует он, жует, да вдруг и баклагу замечает.

— Вот добро! Тут, оказывается, и вино есть. А я его уж сколько лет не пивал.

Глотнул он из баклаги разок-другой и захмелел. Только вздумал на постель повалиться, да вдруг сапог заметил.

— Мэй, гляди-ка — сапог!.. А где же его пара?

Искал мужик, искал, все уголки обшарил, да пары не нашел. Тогда он натянул сапог на одну ногу — велик. И вздумалось ему сунуть в сапог и вторую ногу. Сунуть-то сунул, а вытащить никак не может. Тут и сыновья из засады выскочили и, окружив его, говорят:

— Довольно тебе, отец, в дикости жить, пойдем с нами домой.

Привели сыновья отца домой, умыли, остригли, одели и, как стал он в себя приходить, такую речь повели:

— Отец, ты нас на свет привел, а потом бросил на произвол судьбы. Хоть теперь об нас подумай. Ступай по свету да сосватай нам двадцать одну сестру, чтобы мы могли своим хозяйством осесть. А коли и этого для нас не сделаешь, не сносить тебе головы.

Пошел бедняга по свету, много дорог исходил, в каких только местах не побывал, а двадцать одну сестру нигде не нашел. Однажды шел по лесной тропинке, понурив голову, думу горькую думал, да и встретился с какой-то старухой. Рассказал он старухе, какая его участь ждет, а та его пожалела и такой совет дала:

— Ступай по этой дороге и иди все вперед, пока дойдешь до дворца Иляны Косынзяны — в ее косе роза в росе. На всем свете только у нее ты найдешь двадцать одну дочь. Попробуй посватать ее дочерей, авось выйдет дело.

Послушался старик совета, шел он, шел все на север, пока добрался до прекрасного дворца, каких раньше ему видеть не приходилось, сколько ни бродил по свету.

Проник он в ворота золоченые, пересек двор, выложенный камнями самоцветами, и перед лестницей мраморной остановился. Над головой у него зазвенел серебряный колокольчик, и за дверью раздался голос Иляны Косынзяны:

— Коли добрый ты человек — входи; коли лютый — ступай своей дорогой, не то выпущу на тебя волшебный палаш двенадцати ока весом и посечет он тебя, как капусту.

— Я добрый человек.

— Так входи. А чего тебе у меня надобно?

— Есть у меня двадцать один парень, а у твоей милости двадцать одна девица. Не угодно ли со мною породниться?

— Речь мне твоя приятна, но прежде хочу на женихов поглядеть.

Обрадовался старик и домой вернулся.

— Ну что, нашел нам невест? — спрашивают его сыновья.

— Нашел. Пойдемте к Иляне Косынзяне.

Парни тоже обрадовались, стали наряжаться, в путь-дорогу собираться. Побежали они к табуну, скакунов добрых себе выбрали. А тому, кто последним родился — коня не досталось.

— Не горюй, Петря, — говорят ему братья. — Бери любого коня.

— Где ж я его возьму? Ваших мне не надо, а в табуне только клячи остались. Съезжу я на ярмарку, куплю себе коня по сердцу.

Нагрузил он две десаги золота и в путь пустился. Долго искал Петря, пока увидел серого жеребца в яблоках, стройного могучего красавца. Пришелся ему по душе конь богатырский.

— Сколько просишь за коня, купец?

— Меру золота.

Петря торговаться не стал, золото отсыпал, вскочил на коня и в обратный путь подался. А конь-то был волшебный. Только они от ярмарки отъехали, он и заговорил человечьим голосом.

— Куда ехать собрался, хозяин?

— Едем мы все братья к Иляне Косынзяне, чтоб жениться на ее двадцати одной дочери.

— Коли хотите живыми остаться, — говорит тогда конь, — так меня слушайтесь. Коней во двор не вводите, а привяжите за оградой. Только меня с собой возьми. Иляна Косынзяна вас примет ласково, за стол усадит и дочерей вам отдаст. Потом вы все уляжетесь спать, каждый со своей нареченной. Только прежде наденьте на жен своих платье богатырское, а сами в женские тряпки обрядитесь. А как трону я тебя копытом, кликни всех братьев, садитесь на коней и скачите что есть духу прочь от волшебного дворца. Теперь же вели как тебя нести: быстрее ветра или быстрее мысли?

— Неси так, как добру молодцу ездить пристало.

Понесся конь под самыми облаками, земля под копытами мелькала, и недалече от дворца нагнал остальных двадцать братьев.

— А вот и наш Петря!

— Да, братцы, догнал я вас. Теперь глядите, делайте так, как я вас научу, иначе нам не сдобровать.

И Петря передал им все, что сам от коня услышал. Пришпорили парни скакунов и вскоре остановились перед дворцом Иляны Косынзяны. Все братья привязали коней за оградой, только Петря ввел своего скакуна во двор.

Иляна Косынзяна с дочерьми вышли им навстречу, приняли их ласково, и каждый выбрал себе невесту по сердцу.

Уселись они за стол, ели яства редкие, пили вина добрые, а после пира каждый из братьев взял свою нареченную, с тещей попрощался и спать отправился. Как остались они одни, парни и говорят своим женам:

— Вот что, женушки, в нашем краю есть такой обычай: в первую брачную ночь муж с женой платьем обмениваются. Негоже нам старинным обычаем пренебрегать, давайте и мы так сделаем.

Обменялись они платьем, женщины кушмы на голову нахлобучили, а мужчины повязались платками. Так и спать улеглись.

А Иляна Косынзяна тем временем позвала палаш свой волшебный двенадцати ока весом и велела ему отсечь головы всем двадцати одному братьям. Принялся палаш за дело и снес все головы, на которых были кушмы.

Тут волшебный конь коснулся Петри копытом, тот вскочил, как ужаленный, и крикнул братьям:

— Айда, братцы!

Сели они на коней и поскакали восвояси.

Но топот коней разбудил Иляну Косынзяну, побежала она поглядеть, что стряслось, да и увидела своих дочерей мертвыми. А парней и след простыл. Вскрикнула Иляна, взъярилась и велела палашу догнать беглецов и отомстить им смертью лютой.

Палаш было погнался за братьями, но они уже успели пересечь рубеж Иляниного царства, а за этим рубежом палаш силы не имел. Так спаслись братья от смерти неминучей, но ни с чем домой вернулись. Подумали они, как быть, и опять говорят отцу:

— Не повезло нам у Иляны Косынзяны, теперь уже столько сестер нам нигде не сыскать. Ступай отец и ищи нам невест — по две, по три сестры, где сколько будет.

— Так, ребята, куда лучше, вижу, набрались вы ума-разума.

— А я, отец, не стану тебя беспокоить, — говорит Петря. — Пойду сам себе невесту искать.

Недолго он собирался, сел