Загадка Катилины - Стивен Сейлор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока мы пересекали поток, я совсем забыл о дожде и холоде, но сейчас в полной мере осознал их присутствие. Нам еще оставалось преодолеть крутой подъем, но пути назад не было: заново пересекать реку я бы не решился.
И вот мы вышли к склону, ведущему ко входу в шахту. Дождь перешел в изморось, а наши шаги сопровождались скрежещущим звуком — под ногами была галька. Когда мы подошли ко входу, я шепотом приказал Метону молчать и не шуметь.
Но слишком поздно.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Незабываемое впечатление — когда из темноты вырастает копье и острием своим касается твоей переносицы. Невозможно даже проследить приближение такой вещи, как копье, — угол зрения не позволяет, видно только мерцание наконечника, освещенного звездами, прорвавшимися сквозь тучи. Но можно сразу же рухнуть на колени, что я и сделал. И тогда я увидел, что это и в самом деле копье — различил и наконечник, и длинное древко. Оно со свистом пролетело над моей головой и глухо куда-то ударилось. Что-то стукнуло меня по спине, я не понял что. Сзади крикнул Метон. Замершее было сердце забилось снова. Мне показалось, что его поразили, потом я обернулся и понял, что он испугался за меня. Мы одновременно упали на колени и поползли к кустарнику, щедро осыпавшему нас дождевыми каплями.
Я попытался изменить направление и повернулся, но понял, что зацепился за ветки. Оказалось, что копье пронзило насквозь сверток с одеялами и качалось над моей головой.
Все равно как если бы я был ранен — передвигаться я не мог. За мной беспокойно ерзал Метон, пытаясь вытянуть копье, думая до сих пор, что меня ранили.
— Друзья! — позвал я, в надежде, что слово опередит следующее копье.
Последовала тишина, затем сверкнула молния и осветила все вокруг. Во время вспышки я разглядел копьеносца, прижавшегося к большому-плоскому камню возле входа в пещеру, он готовился ко второму броску. За ним, возле самого входа, стоял Катилина. Он поднял руку.
— Стой! — прокричал он.
Молния погасла, и на мир снова опустилась тьма. Я моргнул. Мне показалось, что приказание было произнесено слишком поздно. Копье уже летит. Катилина, при всей своей проницательности и уме, не может остановить его на лету.
Последовал жуткий, раскатистый удар грома, такой сильный, что я даже не мог сообразить, ударило ли меня копье или нет. Я съежился и поднял руки над головой. Через мгновение моего плеча коснулась рука. Я взглянул вверх. Далекая молния осветила скудным светом улыбающееся лицо Катилины.
— Гордиан! Ты выглядишь испуганным, — сказал он спокойно. — Давай пройдем внутрь, передохнем от дождя.
По другую сторону стены, построенной, чтобы перегородить дорогу в пещеру козам и детям, стояла тьма. Разожгли небольшой костер, но большая часть света поглощалась ревнивой темнотой. Это было царство теней, и свет казался чужеземцем.
Катилина склонился над костром и погрел руки.
— К счастью, нам удалось найти кое-какие щепки и поленья. Во время побега, конечно же, мы не могли захватить материал для костра. Дыма можно не бояться — строитель шахты поступил достаточно мудро, прокопав узкие туннели для вентиляции. Красс — дурак, упустил такую собственность. Я сказал, что шахта стоит того, чтобы ее осмотрели. Но он ответил мне, что ему однажды уже пришлось иметь дело с родом Клавдиев и он не хочет повторять опыт. — Он посмотрел на языки пламени. — Ну, что еще сказать про Красса? Он бросил меня.
— Посмотри, Луций, — сказал Тонгилий, — они принесли хлеба.
— И яблок — мы можем порезать их, погреть на огне и поесть горячего! И одеяла. Те, что внутри, не отсырели.
Из темноты появились остальные люди. Некоторых я видел и раньше, они ночевали у меня на конюшне. Другие были незнакомы мне. Кое-кто дремал, остальные сидели и смотрели на огонь. Они выглядели старше, чем Метон, но моложе меня с Катилиной. Все они были тяжело вооружены и по очереди сторожили вход в пещеру.
— Не думаю, что тебя обнаружат, по крайней мере, этой ночью, — сказал я. — В такую ночь пастухи сидят у себя в хижине, а преследователи поехали дальше. Они перевернули весь мой дом в поисках тебя. А потом поехали на север.
— Но они могли и следить за тобой, — сказал Катилина без всякого подозрения, высказывая прагматическое соображение. — Не для того я проделал весь путь, чтобы меня убили в этой норе охранники Цицерона. Пока мы здесь, нужно сохранять бдительность.
Тонгилий протянул ему печеное яблоко. Катилина улыбнулся.
— Еда! Одеяла! Может, ты и ванну с собой принес?
— Забыл, поверишь ли!
— Ах, клянусь Геркулесом, это плохо! Как было бы славно посидеть с тобой в горячей воде, вплоть до самого рассвета!
Метон просиял.
— Мы можем вернуться домой…
Я нахмурился. Катилина заметил это и покачал головой.
— Это и глупо, и бесполезно, Метон. Слишком опасно для твоей семьи. И для меня тоже. Нет, пока все не успокоится, я не могу приехать к вам. Интересно, почему они решили искать меня там? Как ты считаешь, Марк Целий предал меня?
Он посмотрел на меня, потом на Метона с его виноватым лицом. Тень сомнения отразилась в его глазах.
— Значит, Целий. Так и есть. Но вы ведь не предали меня, догадались, что я здесь, и не сообщили преследователям, не так ли?
Он пристально смотрел мне прямо в глаза.
— Нет, Катилина, мы никому не сказали.
Он вздохнул и принялся изучать язычки пламени.
— Простите. Последние дни несколько потрясли меня. Люди, которых я считал своими друзьями, отвернулись от меня. Те, кого бы я никогда не обвинил в страхе, открыто пожелали мне смерти. Цицерон! Чтобы его глаза сгнили!
— Да пусть распухнет его язык! — отозвался Тонгилий с неожиданной для него яростью. Он подобрал одно из яблок и с ненавистью швырнул его в стену.
— Его язык и так уже давно сгнил! — подхватил Катилина. — Все мы слыхали, что за помои вытекали из его рта сегодня.
— Тогда пусть его черви съедят! — крикнул Тонгилий, сжав кулаки и принимаясь расхаживать. Для его гнева не хватало места, тогда он подошел к стене и пнул ее ногой, а потом перепрыгнул через нее.
— Дождь охладит его немного, — сказал Катилина, не отрывая глаз от огня.
— Несколько дней тому назад ко мне приезжал мой сын Экон, — сказал я. — Он рассказал мне, что ты находишься под добровольным арестом, обвиненный в преступлении против закона Плавта. Как тебе удалось бежать? Что случилось?
Катилина наконец оторвал взгляд от костра. Из-за прихотливого пламени его лицо казалось одновременно и угрюмым, и забавным.
— Мир треснул по швам и постепенно распускается.
— Еще одна загадка?
— Нет, Гордиан. Ради тебя я сдержусь и буду говорить напрямик. Твой сын Экон сказал, что я под домашним арестом. А что еще он сказал?
— Что Цицерон убедил Сенат дать ему чрезвычайные полномочия — чрезвычайные меры по спасению государства.
— Да, таким же образом наши прадеды расправились с Гаем Гракхом. Мне должно быть лестно от этого. Конечно же, все доказательства были подстроены самим Цицероном.
— Каким образом?
— Он заявил, что я собираюсь перебить половину Сената в двадцать восьмой день октября. И предъявил анонимные письма, полученные некоторыми гражданами, с предложением поскорее убраться из города. Разве это настоящее доказательство? Знаешь, что я предполагаю? Эти письма написал секретарь Цицерона, Тирон, под диктовку своего хозяина. Старая жаба.
— Не говори дурно о Тироне, я помню его еще с тех пор, когда он помогал мне в деле Росция.
— Это было давно! С тех пор он стал таким же продажным, как и его господин. Рабы во всем уподобляются хозяевам, ты ведь понимаешь.
— Не важно. Так ты говоришь, что письма придумал сам Цицерон?
— А что, думаешь, я их написал? Или какой-нибудь каллиграф из моих людей, решивший предупредить друзей перед тем, как я начну кровавое побоище? Глупости! Все это придумал Цицерон, преследуя две цели: запугать сенаторов, которые всегда готовы поверить в заговор против них, и проверить тех, кто эти письма получил. Среди них был и Красс. Мне раньше казалось, что на него я могу рассчитывать — по крайней мере, косвенно, — но он при первой же возможности отвернулся. Чтобы не причинить себе хлопот, он направился прямиком к Цицерону и доложил о письме. Конечно, он догадался, что оно исходит от самого консула! Что за комедию они оба разыграли перед Сенатом! Как такой гордый человек, как Красс, мог позволить себе, чтобы с ним так играли? Не беспокойся, рано или поздно. Новый Человек из Арпина рассчитается с ним по-своему.
Чтобы держать сенаторов в состоянии истерии, Цицерон сделал еще несколько сообщений, основанных на донесениях его шпионов. Во-первых, он заявил, что двадцать седьмого октября мой друг Манлий подымет свою армию в Фезулах. И что с того? Манлий месяцами тренировал армию ветеранов Суллы, и никто это ему не запрещал. Но вот Цицерон говорит, что эта армия будет направлена против Сената. Это бессмыслица, но сенаторы проглотили и это. Он ведь предсказывал, и вот пророчество сбывается. Письмо служит доказательством. Письмо, понимаешь? Еще одно творение Тирона.