Крысиная башня - Наталья Лебедева

Мог ли он это сделать? Мельник сомневался. Он сидел в темном кузове полицейской машине, смотрел на скованные наручниками руки и во мглу, скопившуюся у пола, и думал: его план не сработал. Спровоцировав Соколова во дворце, он вынудил того сделать ответный ход и потратить все свои силы, но воспользоваться слабостью противника не успел. Напасть первым… Мельник не знал, как за это взяться.

Он пошевелился, устраиваясь поудобнее, и его локоть случайно задел сидящего рядом сержанта.

— Не дергайся, — лениво промямлил сержант и двинул Мельника в бок. В его голосе и выражении лица сквозила брезгливость.

Удар полицейского пришелся прямо по крысе, та взбесилась и укусила того, кто был ближе, поскольку не могла добраться до сержанта. Мельник почувствовал, как горячая кровь струится по его животу, и понял, что злится. Крыса выскочила из-за пазухи, взобралась на плечо и стала яростно пищать ему в самое ухо. Мельник поморщился и отвернулся.

Закипавшая в нем злость искала выхода. Он хотел бы сбросить крысу с плеча, ударить в сержанта, выйти из машины и глотнуть прохладного воздуха со вкусом городского дождя. Еще охотнее он убил бы Соколова. И вдруг Мельник подумал: «А почему нет?» Ведь если он сам не пытался нанести Соколову смертельный удар, не зная, как подобраться к нему, то и Соколов ведь не убивал своего противника, и, может быть, по той же причине.

Мельник выпрямился, тверже уперся ногами в пол. Крыса на его плече перестала верещать. Медленно, одного за другим, она обводила взглядом сидящих в фургоне полицейских. Те молчали и не двигались, словно почувствовали, что Мельника сейчас лучше не трогать.

Соколову было бы выгодно убить его сейчас, думал Мельник. Мертвый, он ничего не сможет опровергать и навсегда останется виноватым в глазах зрителей. И если Соколов не делает этого, то только потому что не может.

А значит, он слаб.

А значит, к нему не нужно присматриваться в поисках слабых мест.

Нужно наносить удары.

Полицейская машина проехала немного и снова встала. Мельник закрыл глаза и увидел запруженную автомобилями улицу сверху: микроавтобус с ОМОНом был сзади, там ехало пятнадцать бойцов — слишком много. А вот в машине, где сидел он сам, находилось всего пять человек: водитель, пассажир на переднем сиденье и трое в кузове. Мельник расправил плечи, отпустил Сашино сердце и улыбнулся.

— Чего лыбишься? — спросил полицейский, сидевший напротив.

— Заткнись, — незлобно ответил Мельник, и никто больше не сказал ни слова.

Машина проехала несколько метров, замерла, проехала еще несколько метров, замерла снова, а потом, когда тронулась стоящая впереди иномарка, вдруг резко взяла вправо, так что правый ряд взорвался негодующими гудками, и выскочила в темную арку, ведущую во двор. Двор был сквозным, из него проехали в другой, из того — в третий, а там уперлись носом в узкий проезд, запруженный машинами.

Сержант снял с Мельника наручники и почтительно открыл перед ним дверь.

— Спасибо, ребят, — весело сказал Мельник, перекрикивая гневные голоса, звучавшие из рации. Полицейские подняли руки и с энтузиазмом помахали своему пленнику, но Мельник, хоть и устроил эту глупую шутку, на них уже не смотрел — не было времени. За ним гнались, он ясно это понимал, а потому скользнул между образовавшими пробку машинами и исчез в подворотне на другой стороне улицы.

Он долго бежал дворами, потом быстрым шагом, наклонив голову, шел по оживленным улицам и наконец остановился в маленьком темном сквере. Посидеть и подумать — вот что было ему сейчас нужно. И раздать долги.

Сначала он проверил тех полицейских, с которыми ехал в машине, — с ними все оказалось в полном порядке. Воздействие Мельника не оставило в их головах ни малейшего следа. Он словно превратился из подростка, вламывающегося в дома и оставляющего после себя жуткий бардак, в тончайшего профессионала, который действует так аккуратно, что даже пропажу самой дорогой и значимой вещи после его посещения замечают не сразу. Мельник горько усмехнулся: он считал свой дар разрушительным, а выяснилось, что тот не более разрушителен, чем топор — если умеешь им пользоваться.

Потом он прошелся по всем участникам шоу — и, чем ближе к началу, тем заметнее были следы его воздействия. Потом обратился к человеку, о котором, к своему стыду, вспомнил только после слов Соколова. Он забрался в голову к следователю Медведеву и ужаснулся тому, что там натворил. Голова была наполнена густой и непрерывной болью, которая оказалась так сильна, что следователь ничего, кроме нее, не слышал и не чувствовал. Следователь Медведев хотел умереть.

Мельник растерялся, не зная, с чего начать. Но потом, постепенно, пробуя, пытаясь и приспосабливаясь, он разобрался в сломанном механизме. Поправил тут, подтянул там, кое-что подчистил, кое-где распутал и отошел, пристально глядя на свою работу.

Следователь Медведев проснулся в палате в двухстах с лишним километрах от Мельника и сосредоточенно посмотрел перед собой. Белая стена соединялась с белым потолком, и эта белизна первый раз за долгое время не резала глаз. Мысли ползли медленно, но были удивительно ясными и четкими. Следователь Медведев проверил — он мог вспомнить все: имена всех членов своей семьи, их дни рождения и как однажды старший сын упал с велосипеда. Он даже мог в деталях представить себе его синяк на животе и лицо врача скорой. Медведев пошел дальше и вспомнил последние дела, над которыми работал, имена жертв и подозреваемых, и выводы, которые он сделал на основе улик, и сами улики.

Головная боль прошла так же внезапно, как и началась. Этот день стал самым счастливым в жизни следователя Медведева.

Потом Мельник перешел к Насте. Он заглянул к ней в голову осторожно, ожидая застать там такой же кавардак, как у следователя, но увидел только слабые признаки своего присутствия. Это было как оставить в чужой квартире шляпу — заметно, но не разрушительно. Настя восстановилась после чуждого вмешательства самостоятельно, и, значит, его влияние на нее было не таким сильным, как ему представлялось. Он задержался на минуту, раздумывая, отчего она так безумно влюбилась в него? Спровоцировал ли он это чувство, или Настя была склонна к подобным реакциям? В это время раздался телефонный звонок, и Настя взяла трубку.

— Ты видела новости? Он сбежал, — сказал звонящий.

Мельник слушал внимательно, запоминая каждое слово, потому что этот разговор было жизненно важен.

Когда Настя положила трубку, Мельник встал со скамейки. Передышка закончилась, он должен был идти, но не успел сделать и шага, как наткнулся на напряженный, пристальный взгляд. Женщина средних лет с растрепанными кудряшками крашенных в черное волос глядела на него, как смотрят люди, которые силятся вспомнить кого-то смутно знакомого. Потом она вспомнила и по-рыбьи шлепнула губами. Рука ее потянулась к сумочке, но замерла на полпути, глаза лихорадочно высматривали пути отступления. В сквере появились двое рослых парней, черноволосая женщина вытянула по направлению к Мельнику короткий палец с распухшим суставом и закричала. Парни остановились в недоумении, женщина продолжала тянуть высокое истеричное «а-а», а Мельник побежал прочь из сквера.