СССР Версия 2.0 - Максим Калашников

Вкладывая отобранные у «тупиковой ветви эволюции» деньги именно в такие проекты, тайное государство очень быстро вернет вложения. Оно вернет их даже в том случае, если успехом кончится всего половина из начатых предприятий на магических технологиях. Все равно то, что окажется успешным, принесет столь фантастический эффект для экономики, что убытки покроются тысячекратно, а страна избежит позорного краха.

Но это же даст тайному государству (этому инженеру будущего) и другую возможность: смело вкладывать экспроприированные деньги во вполне индустриальные проекты. Отнесем сюда и ВПК (ради перевооружения наших армии, авиации и флота), и авиакосмический комплекс, и транспортные проекты, и сверхсовременное станкостроение, и тонкую химию, и биотехнологии, и производство компьютеров. Все эти сферы также важны. Скажем, строительство скоростных трасс струнного транспорта Юницкого (о чем мы писали в «Оседлай молнию!») позволит покрыть даже самые труднодоступные районы России сетью футуристического транспорта, обеспечив огромной державе транспортную связность, как бы приблизив разные части России друг к другу. А вложения в Транссибирскую магистраль и водно-железнодорожный путь «Балтика — Волга — Каспий — Персидский залив» позволят русским переформировать мировые грузопотоки, замкнув их на себя.

Для таких проектов тоже нужна смелость.

Так что лозунг «Воображение — к власти» — это не красное словцо, а самая что ни на есть насущная необходимость.

Глава 22. Социальное творчество: долой навязанные химеры!

В конце концов тайное государство выйдет на поверхность, сменив собой старое, официальное государство или окончательно завладев его здоровыми частями. Не знаю, когда это может случиться. Может быть (как мы предполагаем в книге «Оседлай молнию!»), это случится в момент, когда Америка, ведомая Вечным рейхом, попытается совершить военное нападение на воскресающую Россию.

Мы должны победить в этой войне. И когда это произойдет, мы скажем: «Прощай, трехцветная Россияния. Да здравствует новая, великая Россия!».

Я не стану, читатель, рисовать картины этой новой России, потому что предвидеть этого нельзя. Но знаю одно: в итоге возникнет мир, созданный по русским лекалам и в наших интересах. Мир, в котором правила игры будем создавать мы, а не какая-либо иная цивилизация. И в этом мире нам будет удобно. Законодателем мировых мод станет Москва (или какой-нибудь Ново-Новосибирск), а не Париж, Лондон или Нью-Йорк.

Уверен я и в другом — в том, что мы наконец отбросим прочь дурацкие и нелепые химеры, навязанные нашей социальной практике, создав свои порядки.

Давно, читатель, очень давно нами правят какие-то глупые условности, придуманные не нами — то французскими просветителями, то американскими либералами, то ООН. Какой идиот придумал совместное обучение мальчиков и девочек в школах? Давным-давно известно, что у них— разная скорость созревания, разные типы мышления и поведения, разные интересы. Уже всем умным людям ясно, что из-за этого «совместного воспитания полов» мы получили инфантильных мужчин, мужчин-тряпок, которых не уважают собственные жены (презрение к «примитивным мужикам» закладывается еще в школе).

Наверное, в ходе нашего социального творчества мы возродим раздельное обучение мальчишек и девчонок— по крайней мере, до старших классов.

Кто сказал, что телесные наказания в школах— это плохо? Расцвет «гуманизма» уже привел к появлению миллионов малолетних преступников и наркоманов.

Достижения психотехнологий позволят нам, например, не держать сотни тысяч «ментов»— эту банду тупых вымогателей. Системы скрытых допросов позволят стопроцентно выявлять преступников и выведывать у них все улики — без всяких пыток и многодневных допросов. Преступник сам подскажет, как его загнать в ловушку. Благодаря этому можно сделать полицейский аппарат компактным и высокооплачиваемым, сохранив нормальную систему суда — с адвокатами и присяжными.

Психотехнологические методы дознания позволят нам выходить прямо на организаторов наркотических сетей, и можно будет поступать с ними так, как когда-то Сталин поступал с полицаями и немецкими военными преступниками, — вешать их принародно.

Эти же психотехнологии позволят нам переписывать личность безнадежных рецидивистов, вместо того чтобы их казнить или долгими годами держать в «зонах», где они превращают в преступников нормальных людей. (Это технически возможно уже сейчас, но пока чересчур дорого.)

Наконец, психозондирование Игоря Смирнова вкупе с томографией уже сегодня может «просеять» тех, кто работает с детьми, выявив всех садистов и педофилов.

Знаете, читатель, американский писатель фантаст Роберт Энсон Хайнлайн — один из моих любимейших авторов. Мне больше всех его романов нравится «Звездный десант» («StarshipTroopers») 1959 года. Это настоящий гимн военной империи и соответствующему общественному устройству. Есть там очень сочный отрывок, который я, не удержавшись от соблазна, процитирую здесь. Как пример возможного направления социального творчества. Речь идет о мыслях молодого солдата-десантника после того, как в их учебном лагере был повешен тот, кто убежал из части и по дороге изнасиловал и убил совсем юную девчушку. Армия в империи добровольна: за побег из учебного лагеря просто выгнали бы из армии, и тогда дезертир никогда не мог бы получить право голосовать на выборах и занимать государственные должности.

«…И тут я вспомнил диспут в нашем классе на уроке истории и философии морали. Мистер Дюбуа рассказывал о беспорядках, предшествовавших распаду Североамериканской республики в конце XX века. Из его слов выходило, что прежде, чем все пошло вразнос, преступления вроде совершенного Диллингером были так же обычны, как собачьи драки. И такой ужас творился не только в Америке — в России и на Британских островах было то же самое, да и в других странах… Но своего апогея это достигло в Северной Америке незадолго до того, как наступил полный абзац.

— Обычные законопослушные люди, — рассказывал мистер Дюбуа, — даже не ходили вечером в публичные парки. Это было связано с риском подвергнуться нападению жестоких, будто стая зверей, подростков, вооруженных велосипедными цепями, ножами, самодельными пистолетами… и быть в лучшем случае напуганными, а скорее всего ограбленными, возможно— опасно раненными или даже убитыми… Убийства, наркомания, воровство, разбой и вандализм стали обычным явлением. И не только в парках— такие вещи случались на улицах, средь бела дня, или во дворах школ, или даже в самих школах. Но парки были особенно опасны — честные люди старались держаться от них подальше после наступления темноты.

Я попытался вообразить, что такие штуки творятся в нашей школе, — и просто не смог. Или в наших парках… Парк— это ведь место для веселья, а вовсе не для того, чтобы обижать кого-нибудь. А уж убивать…

— Мистер Дюбуа! А разве тогда не было полиции? Или судов?

— Тогда было гораздо больше полиции и судов, чем в наше время. И все они были загружены работой выше головы.

— Похоже, я не могу этого понять…

Если бы мальчишка из нашего города совершил что-нибудь хотя бы наполовину такое плохое, и его самого, и его отца высекли бы при всем честном народе…

Между тем мистер Дюбуа спросил меня:

— А сможете ли вы дать определение «малолетнего преступника»?

— А а… Н-ну, это те самые дети. Те, которые избивали людей.

— Неверно.

— А… Почему неверно? Ведь в учебнике сказано…

— Извините. Учебник действительно дает такую формулировку. Но если назвать хвост ногой, то вряд ли он от этого превратится в ногу. «Малолетний преступник» — понятие внутренне противоречивое, однако само это противоречие дает ключ к разрешению проблемы и возможность понять причины провала попыток разрешить эту проблему. Вам приходилось когда-нибудь воспитывать щенка?

— Да, сэр.

— А сумели вы отучить его делать лужи в доме?

— Э-э… Да, сэр. В конце концов…

— Понятно. А когда щенок пускал лужицу, вы злились на него?

— Как? Нет, зачем же. Он ведь еще щенок, он же не знает…

— А что вы делали?

— Ну, я ругал его, и тыкал носом в лужу, и шлепал.

— Но ведь он не мог понимать ваших слов.

— Конечно, не мог, но он понимал, что я на него сержусь!

— Но вы только что говорили, что не сердились на него…

— Нет, я только ИЗОБРАЖАЛ, что сержусь! Его ведь нужно было приучать, верно?

— Согласен. Но, объяснив ему, что вы им недовольны, как могли вы быть таким жестоким, что еще и шлепали его? Ведь вы сказали, что бедный звереныш не знал, что делает плохо! И нее же вы причинили ему боль? Как вам не стыдно! Может быть, вы садист?

— Мистер Дюбуа, но ведь иначе никак! Вы ругаете его, чтоб он знал, в чем заключается его проступок, и шлепаете, чтобы ему расхотелось впредь так поступать. И шлепать его нужно сразу же— иначе от наказания ничего хорошего не будет, вы его просто запутаете. И даже тогда он с одного раза не поймет. Надо следить и сразу же наказывать его опять и шлепать немного больнее.