Песнь огня - Розария Мунда

– Мне снова начали сниться эти сны, – услышала я свой голос.

Я вовсе не так хотела ему это рассказать. Это не то, что мне нужно было ему сказать. Но теперь я говорила это. Ли начал вытаскивать из кармана какую-то листовку, но, когда я заговорила, он помедлил.

– Да?

– Понимаешь, те сны, где они… живые.

– О! – воскликнул Ли, хотя мы никогда не говорили об этом раньше. – Те самые.

Он засунул листовку, которую собирался достать, подальше в карман и помешал палкой угли в костре.

Те сны были хуже всего. По крайней мере, после тех снов, в которых они снова умирали, просыпаясь, я чувствовала себя лучше. Но те, в которых я видела их живыми? Когда ты просыпаешься, жалея, что это неправда. Мне не нужно было задавать вопросов, потому что я понимала, что последние десять лет переживала во сне одни и те же кошмары.

– Дело в том, что… – Я сглотнула, переводя взгляд на огонь, потому что знала, что не должна делиться этим, но меня охватило разрушительное желание сделать это в любом случае. – Иногда сейчас все по-другому. Моей мамы уже нет там. Я выросла. И у меня есть семья.

Мое лицо пылало, но не от близости огня и не от солнца. Когда я украдкой бросила взгляд на Ли, его лицо застыло. Я подумала, что лучше мне не продолжать рассказывать. Рассказывать о том, что дом в моем новом сне – это Большой дом. Что Ли там и он тоже взрослый. Что, просыпаясь, я испытывала не ужас, а безмятежную надежду.

Мои слова прилипали к языку.

– Ты когда-нибудь… ты когда-нибудь думал о том, что могло бы произойти, если бы мы не стали Стражниками?

Это тот же вопрос, который когда-то задал мне Дак.

Ли сидел неподвижно:

– Например, если бы наши семьи не погибли?

Мое лицо пылало.

– Нет, просто если бы мы были в Элбансе вместе, но не было бы металлического теста.

Он нахмурился, как будто не совсем понимал, к чему я клоню:

– Я не знаю, была ли бы эта жизнь прекрасной.

– Может быть, все было бы хорошо. Мы были бы друг у друга.

Не было бы клятвы Стражников, не было бы государства, требующего, чтобы мы отказались от всего, чтобы служить ему. Я помнила похороны матери лучше, чем ее саму, но после стольких лет, проведенных в размышлениях о том, что ее жизнь была бесполезной или даже жалкой, я вдруг обнаружила, что теперь представляю ее себе по-другому. Я представляла, каково им с отцом было противостоять всему миру, строить семью и жить вместе.

Должно быть, в их жизни все же было много радости. Такой радости, какую я впервые в жизни испытала, оказавшись здесь.

Лицо Ли смягчилось, когда он все понял.

– О, – сказал он.

На мгновение мне показалось, что он пытался скрыть то, что хотел сказать дальше.

– Конечно, мы были бы друг у друга. Но… у нас не было бы Пэллора или Аэлы. Думаю, я бы по ним скучал, а ты?..

После недели, проведенной в Фархолле, мне страшно отвечать на этот вопрос. Сон казался мне предательством всего того, чем я пыталась стать последние десять лет. И в то же время я чувствовала себя ужасно глупо, что поделилась всем этим, и вопрос Ли сделал все только хуже:

– Энни, ты… Аэла… в порядке?

Я произнесла, наклонившись к коленям:

– Она вот-вот отложит яйца.

Ли сказал: «О», как будто это все объясняет.

Я больше всего хотела поделиться с ним своими сокровенными мыслями. Но его реакция не просто оскорбительна, она неправильна. И наша связь с Аэлой здесь совсем ни при чем.

Возможно, я все это сейчас испытывала именно из-за Аэлы, потому что сейчас ее счастливое время, но и она была счастлива только потому, что счастлива я. Потому что мечтала о простой жизни, наполненной радостью. Впервые в жизни я ощутила, что душа моя исцелилась, и я теперь способна представить семью в будущем, а не в прошлом, а он хочет отмахнуться от этого, считая, что всему виной перелив эмоций между мной и Аэлой? Мой голос звучал еле слышно, лицо все еще пылало.

– У тебя… никогда не было таких снов?

Заткнись, произнес голос в моей голове, похожий на голос Криссы, и мне тут же пришло в голову, что люди не любят, когда их допрашивают, выясняя, как они относятся к рождению детей. Но мы с Ли никогда не играли по правилам нормальных людей. У нас были свои собственные.

Ли медленно покачал головой:

– Я не хочу семью, Энни.

– То есть сейчас я тоже не хочу, но… – Я не могла поверить, что говорю это.

– Я имею в виду когда-нибудь.

От жесткости, прозвучавшей в его голосе, я застыла, хлопая глазами, как будто меня ударили в живот.

– Из-за наших клятв?

Насколько я понимаю, клятвы были отменены вместе с Реставрацией, и сейчас я бы сказала, туда им и дорога. Ли пожал плечами и, потерев лоб, покачал головой:

– Для меня все по-другому, все… что связано с семьей. Для меня это всегда было по-другому.

Как-то утром я обнаружила, что на столе в библиотеке остались открытые книги, которые не относились к Бассилеанским войнам. Это были личные дневники отца Ли. Я не спрашивала его об этом, но по датам, которые он оставил открытыми, я поняла, что он искал упоминание о Холбине. Я тоже принялась искать, но ничего не нашла. Отец Ли, так любивший свою собственную семью, не удосужился даже написать пару строк о том ужасе, который сотворил с моей семьей. Он был слишком занят, рассказывая о своих урожаях ледяного вина и своей последней охоте.

Ли по-другому смотрел на семью из-за меня.

Из-за того, как мои воспоминания повлияли на него. Эта мысль болью отдавалась в моем сердце, когда я молча смотрела на свои колени: Леон Грозовой Бич так много у нас забрал. Даже это.

– Я имею в виду, – Ли помедлил, – это немного спорный вопрос сейчас, не так ли? Мы не можем просто прятаться в Фархолле до конца наших дней, играя в дом. Мы же драконьи наездники.

Разве мы не могли? – рвались слова из моего горла.

– Я говорю как глупая крестьянка, не так ли?

Ли покачал головой, его лицо исказилось от боли:

– Конечно нет.

Но, похоже, ему больше нечего было добавить к этому. Он расчесал пятерней волосы, глядя на огонь, а затем осторожно нарушил молчание:

– Сколько ей нужно времени?

Он сменил тему. Я громко сглотнула:

– День, может, два.

Ли похлопал себя по