Дерзкий поцелуй - Алисса Джонсон

— Только некоторые?

— Наше воспитание поручили управляющему поместьем и его супруге, мистеру и миссис Бернетт.

Даже просто оттого, что Мак-Алистер произнес это имя вслух, у него перехватило дыхание, а в сердце вспыхнул гнев.

— А вот им появление новых обитателей, то есть нас, пришлось очень и очень не по вкусу.

Хотя, не исключено, что он ошибался. Пожалуй, все было совсем наоборот. Им это нравилось. Нет, не так — им нравилось вмешиваться в чужую жизнь, они получали от этого истинное наслаждение.

— Они меняли учителей и гувернанток для нас как перчатки, нанимая и увольняя их по своему разумению. Руководствуясь прихотью и капризами. Жаловались, что те слишком небрежно относились к вопросу воспитания нас в строгости. Управляющий с супругой хотели, чтобы в их доме — они абсолютно серьезно считали его своим — всегда господствовали порядок, чистота и тишина.

— Но это невозможно, имея на руках семерых детей.

— Нас было всего шестеро, но вы правы, это было невозможно. — Мак-Алистер рассеянно коснулся пальцами шрама, о котором его спрашивала Эви. — И наказания были суровыми.

У нее перехватило дыхание.

— Так это оттуда…

— Кнут, — пояснил он. — Миссис Бернетт любила хватать все, что подвернется под руку. А в тот момент, когда я совершил непростительный, с ее точки зрения, проступок, мы были в конюшне. — Уголки губ Мак-Алистера дрогнули в улыбке. — Дьявол забери эту женщину, она была вспыльчивой, как порох.

— Как вы можете шутить такими вещами?

Потому что недолгие взрывы раздражительности или даже бешенства можно пережить. А от ударов кнутом можно уклониться или просто перетерпеть первые несколько секунд, когда боль кажется острой и невыносимой, а потом, когда она притупится, на нее уже можно не обращать внимания.

— А вот методы наказания, к которым прибегал мистер Бернетт, были намного хуже.

Они были холодными, рассудительными и продолжительными. И избежать их было нельзя.

— Хуже, чем удары кнутом?

Мак-Алистер ответил, пока решимость рассказать ей все не покинула его.

— Он использовал нижнюю полку маленького бельевого шкафа.

— Использовал ее… — Голос у Эви сорвался, превратившись в дрожащий шепот. — Использовал ее для чего?

Мак-Алистер подождал, пока, не рассеются призраки страха и боли, которые принесли с собой воспоминания о тех черных временах. Подождал, пока вновь не обретет способность говорить.

— Там едва хватало места для того, чтобы лечь на бок, подтянув колени к подбородку. Даже вытянуть ноги было невозможно.

Первые несколько раз он дрался, но мистер Бернетт был настоящим гигантом или казался таковым тринадцатилетнему мальчишке. Спустя некоторое время он перестал оказывать физическое сопротивление и старался сохранить гордость, находя ее в том, чтобы с высоко поднятой головой прошествовать к шкафу, распахнуть и дверцу и залезть в него по собственной воле. Как будто ему было все равно. Как будто это не имело для него никакого значения. Как будто своим показным равнодушием он бросал вызов мучителю.

— Как долго? — Голос Эви наполнился ужасом. — Как долго он заставлял вас оставаться там?

— Бывало по-всякому. Минуты, часы, дни.

— Дни! — Девушка резко села на кровати. — Он держал вас там… он давал вам хотя бы есть и пить?

Эви умолкла, когда он покачал головой. Протянув руку, Мак-Алистер опять прижал ее к себе, и девушка вновь положила голову ему на грудь. Так было легче, он мог рассказывать ей обо всем, не видя отражения собственной боли в ее глазах.

— Он же мог запросто убить вас, — прошептала она. — Вы же могли погибнуть.

Да, такая мысль приходила ему в голову еще тогда. Причем каждый раз, когда он залезал в проклятый шкаф.

— Знаю.

И эта мысль — что он может умереть в маленьком бельевом шкафу, свернувшись клубочком на нижней полке, — сводила его с ума. Мак-Алистер смутно помнил, что однажды не выдержал и сломался, позвав на помощь, когда голод, жажда и невозможность пошевелиться стали невыносимыми и сломили его гордость.

Но никто не пришел. Никто не откликнулся на его зов.

Как будто никто ничего не слышал и не видел.

Таковы были правила, установленные мистером Бернеттом.

— А почему вы не написали своей матери и не попросили о помощи? — негромко спросила Эви.

Мак-Алистер горько покачал головой:

— Я пытался. Но меня поймали за этим занятием.

— Мне очень жаль. — Она погладила его ладонью по груди. — И еще я очень рада, что вы убежали.

— Я не собирался убегать. Поначалу, во всяком случае. Я должен был думать о своих братьях.

— Он наказывал и их тоже?

— Редко. — Не тогда, когда рядом оказывался Мак-Алистер, чтобы взять на себя их вину. — Он предпочитал показательно наказывать меня. И эта мера вполне себя оправдывала… он мог рассчитывать на их послушание.

— Но почему именно вы?

Он лишь передернул плечами.

— Я был самым старшим и самым непокорным.

— И как все прекратилось?

— Я вдруг вытянулся, буквально за лето, подрос сразу на несколько дюймов. — Поначалу он и сам не сознавал этого. Он думал, что это от страха бельевой шкаф кажется ему все меньше и меньше. — И в один прекрасный день я просто не поместился на полке. — Мак-Алистер почувствовал, как по губам у него скользнула холодная улыбка. — Управляющий чего только ни делал, пытаясь засунуть меня на полку, но ничего не вышло. А когда я выпрямился во весь рост, то впервые заметил, что наши глаза оказались на одном уровне и что я смотрю на него уже не снизу вверх.

Мистер Бернетт тоже заметил это. Мак-Алистер вспомнил, как в глазах мужчины впервые промелькнул страх, а рука его, занесенная для удара, опустилась.

— Он решил испробовать на мне новый бельевой шкаф, побольше. Я отказался. Мы подрались.

Мистер Бернетт все еще был сильнее, но разница в росте и физическом развитии уже была не столь значительной, чтобы он мог схватить юношу за шкирку и сделать с ним все, что вздумается. А с момента их последней стычки у Мак-Алистера была масса возможностей попрактиковаться в том, как избежать побоев и поимки. И все благодаря мистеру Бернетту, Но он все равно оставался мальчишкой.

— Он по-прежнему превосходил меня силой, но…

Мак-Алистер сделал паузу и бросил взгляд на Эви, прижавшуюся щекой к его груди. Интересно, как она отнесется к этой части его рассказа?

— Я схватил вазу и ударил его по голове.

— Сильно? — поинтересовалась девушка.

— Наверное. Во всяком случае, сознание он потерял.

— Прекрасно. — Не заметить мрачного удовлетворения в ее голосе было невозможно. — Вы убили его?