Все цвета радуги (Оракул Вселенной - 3) - Александр Соболь

- Я согласен, - глухо произнес Рангар Ол, и на этом, собственно, в истории трех братьев, получившихся из одного человека, можно опустить занавес.

Временный.

Ибо не хватит бумаги, чтобы описать достославные подвиги Звездного Рейнджера Рангара Ола, великие деяния Алзора во имя сохранения цивилизаций Большой Вселенной на Пути Равновесия и более скромные, но не менее захватывающие приключения коммодора Александра Зорова на возрождающейся Земле.

Впрочем, авторы на мгновение приподнимут опущенный занавес, ибо читателей ожидает еще эпилог. Причем в трех частях (что естественно и закономерно).

ЭПИЛОГ

1. Аккорд в мажоре

"И вечный бой!

Покой нам только снится..."

Александр Блок

Идущие из бесконечности и уходящие в бесконечность вселенские струны зазвучали полузабытым аккордом; титанический мозг Вседержителя автоматически разложил созвучие в бесконечный ряд простых гармоник.

- Что это? - Мысль Вседержителя выразила безграничное изумление.

- Существо из Мира, Вседержитель. Пришло сквозь Твердь, как астероид сквозь газовую туманность.

- А!.. Хозяин предупреждал меня. Только я не ожидал, что это произойдет вот так.

- Значит, ты уже не Вседержитель?

- Да, и ты сам знаешь это.

- Знаю. Ты огорчен?

- Нет. Существо из Мира совершеннее меня. А я всегда исхожу из принципов целесообразности. Тем более что мы будем вместе, а вместе мы сможем гораздо больше, чем поодиночке.

- Ты прав, бывший Вседержитель! - прогремел Голос, и даже Твердь дрогнула. - Вместе мы действительно сможем очень многое! Но запомни: все, что было до этого, - прелюдия. Мы находимся сейчас почти в самом начале великого пути в бесконечность. Пути Равновесия.

- Слушаю, хозяин!

Алзор ликующе усмехнулся. Свершилось!

Он распахнул внутренний взор, и явилась ему грандиознейшая картина безграничного океана Мак-Киллана со вспухающими и лопающимися пузырями Больших Вселенных, и всепроникающие струны их информационных полей, чуждых и пугающе интересных, коснулись его и вошли в него, и бесконечная череда прорезанных Зеленой Дорогой виртуальных и реальных миров открылась ему, и где-то по этой Дороге брел мальчик, возжелавший взвалить на свои хрупкие плечи боль всех миров... и вдруг ему даже непостижимая праоснова всего сущего показалась... постижимой?

Если бы Алзор оставался человеком, то он бы сказал, что от созерцания простирающейся перед ним бесконечности - в бесконечном числе измерений - у него кружится голова. Но, увы, он уже давно не мог...

Впрочем...

Щемяще знакомое, но уже изрядно подзабытое ощущение охватило его, отозвавшись хрустальным звоном вселенских струн, и он подумал, замирая:

"Черт побери, да у меня в самом деле кружится голова!"

2. Скерцо в миноре

Profani, procul ite,

Hie amoris locus sacer est.

["Идите прочь, непосвященные:

здесь свято место любви" (лат.).]

Зоров не знал, что заставило его поступить столь неординарно и вопреки всему внутреннему умонастроению, которое он так тщательно лелеял вот уже полтора года после возвращения на Землю из "Круиза смерти", как он про себя окрестил адское путешествие по мирам радуги. (Кстати сказать, он очень не взлюбил это прелестное природное явление и всегда уходил в дом или палатку смотря где он находился, - когда после дождя семицветное полотно охватывало полнеба...)

А случилось вот что: Зоров, пользуясь привилегией сотрудника СКЗ, куда его после таинственной смерти Гордона Чалмерса таки уговорил пойти на работу Ли Фунг, вызвал пространственный джампмобиль прямо к крыльцу коттеджа в Северной Каролине, где он формально руководил очисткой громадной территории площадью более десяти тысяч квадратных километров, а неформально выполнял некоторые секретные поручения Ли Фунга. Работы на обоих фронтах хватало, но он почему-то забрался в кабину, закрыл глаза и на ощупь набрал так и не стершийся из памяти код станции "Гея-13"...

"Расслабуха" заметно изменилась за прошедшие более чем десять лет. Зорову бросилось в глаза малолюдье, обветшалый пластик с "просевшими" голограммами резал глаза, а от вида темных провалов бездействующих гравилифтов защемило сердце...

Чушь, сказал он сам себе, стараясь, чтобы внутренний голос звучал громко и убедительно, и на что это ты надеешься, интересно? Чушь, нонсенс, абсурд... что там еще? Глупость несусветная, короче.

И все-таки спросил лениво бредущего мимо пожилого человека в униформе:

- Простите... театр "Гелиос" еще работает?

Старик с явным интересом взглянул на Зорова, перевел взгляд на множество значков, украшавших его грудь... за такой "иконостас" романтически настроенные юноши, не задумываясь, продали бы душу дьяволу... затем неторопливо ответил, словно находя удовольствие в самом процессе речения:

- Да, мэтр, это одно из немногих заведений, которое еще работает. Вы же знаете, наверное, сколько велико притяжение Земли... все туда рвутся... станции пустуют. Да и "Гелиос", скажу я вам, держится пока на голом энтузиазме одной девушки.

Сердце вначале остановилось, а затем забилось болезненно и неровно:

- Как... ее зовут?

- Зовут ее Анна Гривс. - Старик испытывающе взглянул на Зорова.

- Анна... Гривс. Я могу ее увидеть?

Теперь уже старик откровенно ухмыльнулся и махнул рукой - идем, мол, провожу

- Я вас слушаю, - огненно-рыжая красавица с тонким бледным лицом и глубокими темно-зелеными глазами посмотрела на Зорова чуть ли не с неприязнью.

Сердце упало куда-то глубоко и едва билось там... не она, не она, в такт сердцу билась мысль, ну почему не она?!

Красавица повела головой, пожала плечами:

- Чем могу быть полезной? - достаточно прохладно осведомилась она. У нее было чудесное, глубокое контральто. - Простите, но у меня очень мало времени.

Но, видимо, что-то такое было в лице Зорова, потому что она взглянула внимательнее, глаза на миг потемнели... и заструились звездами, почти как ТЕ глаза... дрогнули брови... и что-то неуловимо и бесконечно родное почудилось Зорову... но только на миг.

- Еще раз извините, - повторила Анна, но в голосе ее зазвучала растерянность. Что-то происходило и с ней... но она все же легко склонила голову и пошла прочь, двигаясь с царственной грацией.

И тогда Зоров начал читать:

Я твое повторяю имя

По ночам во тьме молчаливой,

Когда собираются звезды

К лунному водопой

И смутные листья дремлют,

Свесившись над тропою...

Уже при первых звуках голоса Анна остановилась, словно стреноженная лошадь, и лишь высоко вздымающаяся грудь да разлившаяся бледность на лице говорили о многом, многом...

И кажусь я себе в эту пору

Пустотою из звуков и боли,

Обезумевшими часами