Легко ли быть одной? - Туччилло Лиз

– Я знаю, что китайцы вам не нравятся, но, по-моему, Цинь такой славный, разве нет?

Тамми бросила взгляд в сторону Циня, который представлялся мне эквивалентом приятного обеспеченного парня в Штатах, допустим, продающего страховые полисы или имеющего стоматологическую практику, – разве что этот был, пожалуй, посимпатичнее и знал больше языков.

– Я вас умоляю! – простонала она, закатывая глаза. – Если бы я хотела выйти замуж за такого как он, я бы уже давно это сделала.

После чего я пошла в бар и взяла себе еще выпить.

На следующий день, наш последний день вместе, мы с Томасом решили прогуляться от отеля в Запретный город – главную туристическую достопримечательность Пекина. Томас взял меня за руку, и мы неторопливо пошли по улице. Был час пик, мимо нас пролетали машины, толпы людей на мопедах ехали на работу. У многих из них на лице были маски, защищавшие от выхлопных газов – еще одного последствия резкого экономического роста в Пекине. Томас остановил меня и долго целовал. Было грустно, потому что это было похоже на начало прощания.

На первый взгляд Запретный город не так уж впечатляет. Снаружи видна только длинная стена из красного кирпича с растянутым вверху большим портретом Мао Цзедуна. Врать не стану: выглядит это как-то пресновато. Но как только вы заходите внутрь, все сразу меняется. Вы оказываетесь в самом большом из сохранившихся в мире дворце. Многочисленные дорожки, протянувшиеся, как кажется, на долгие мили, ведут к разным храмам и залам, которыми великие императоры Китая пользовались со времен правления династии Мин. Все эти строения носят высокопарные, величественные названия, показавшиеся мне занятными: Ворота Небесной Чистоты, Дворец Высшей Гармонии, Зал Духовного Развития, Зал Вечного Просветления. Даже от современных табличек, призывающих туристов не сорить, веяло мелодрамой: «Единственный небрежный поступок может привести к потере Красоты навеки».

Мы с Томасом выбрали аудиотур и поначалу столкнулись с немалыми техническими трудностями. Надев наушники и ориентируясь по маленькому GPS-навигатору, мы по подсказкам гида долго пытались понять, куда мы должны смотреть и куда мы смотрим на самом деле.

– У тебя работает? – спросила я Томаса.

– Да. Мой говорит что-то о музыкальных инструментах. А у тебя есть такое? – отозвался он.

– Нет. У меня ничего подобного не…

– Может, тебе тогда попробовать…

– Ш-ш-ш… О, включился. Слушай, а мы с тобой находимся там, где нужно? Мы сейчас в Зале Высшей Гармонии? Тогда где же статуя льва? О чем она вообще вещает?

И дальше в том же духе. Однако в конце концов мы подобрали нужный ритм и смогли следовать наставлениям гида, который всегда точно знал, где мы находимся и что нам необходимо знать в этой связи. Идеальная система. Мы с Томасом были вместе, держались за руки, наслаждались величием самого большого дворца на свете, и при этом нам не нужно было ни о чем друг с другом говорить.

Уже в самом конце экскурсии, рассматривая один из маленьких храмов, я взглянула на Томаса и увидела, что он вытаскивает свой мобильный. Сняв наушники, он поднес к уху телефон. Говорил он очень эмоционально. Я предпочла отвернуться в сторону и начала прислушиваться к своему гиду, голос которой чем-то напоминал мне Ванессу Редгрейв[70]. Я даже подумала, что, может быть, это и на самом деле она. Пока я рассматривала Дворец Небесной Чистоты, Ванесса рассказывала мне об одном императоре, спрятавшем имя своего преемника, которого мог назвать только он сам, под табличкой, которая гласила «Справедливость и честь». Дубликат записи своего выбора он носил в небольшом мешочке, висевшем у него на шее, чтобы исключить брожения при дворе в случае его внезапной смерти. Слушая легенды о дворцовых интригах, я мельком взглянула на Томаса. Он только что опустил свой телефон и принялся нервно расхаживать взад и вперед. Я сняла наушники.

– Что случилось? – спросила я.

Томас провел рукой по своим черным волнистым волосам и не ответил, только пробормотал по-французски:

– C,a c’est incroyable[71].

– Что? – переспросила я, начиная волноваться.

Томас снова не ответил. Только продолжал качать головой.

– Она здесь. В Пекине, – наконец произнес он.

– Кто здесь? – спросила я, в душе надеясь, что просто неправильно его поняла.

– Доминик. Она здесь.

Только тут я сообразила, что даже не знала ее имени. Я намеренно выталкивала ее из своей реальности – так старательно, что даже не удосужилась узнать, как ее зовут.

– Твоя жена? – с тревогой спросила я.

Томас кивнул. Его лицо немного покраснело.

– Она прилетела в Пекин? – снова спросила я, с трудом стараясь не перейти на истерический крик.

Томас опять кивнул, вцепившись себе в волосы.

– Она не поверила, что я вернусь домой. Поэтому сама приехала сюда, чтобы меня забрать.

Я стояла на ступеньках маленькой лестницы, которая вела во Дворец Небесной Чистоты. Сейчас туристов, в основном китайцев, было много, и они толпами двигались мимо меня.

– Где она теперь?

Томас скрестил руки на груди, потом принялся нервно покусывать большой палец. Затем опустил руки.

– На площади Тяньаньмэнь, через дорогу. И сейчас направляется сюда.

– Как она может быть через дорогу отсюда? Как она узнала?..

Томас озадаченно смотрел на меня.

– Не знаю. Думаю, просто приехала, велела таксисту отвезти ее на площадь Тяньаньмэнь и позвонила мне.

Я взглянула на него с недоверием.

– Ладно, и что мне делать? Куда мне…

Я лихорадочно огляделась по сторонам, словно императрица, ищущая пути спасения от наступающей вражеской армии.

– Давай выведем тебя через задний ход, а затем я пойду поговорю с ней.

– О’кей, – сказала я, чувствуя, как сердце вырывается из моей груди. – О’кей.

Мы спешно прошли через Императорский сад (просто очаровательный, судя по тому, что я успела увидеть) и направились к проему, над которым было написано «Выход». Я уже повернулась к Томасу, чтобы сказать ему, что сама вернусь в отель, а он мне потом туда позвонит – ну, или не знаю, как там получится, – когда заметила, что он смотрит куда-то поверх моей головы. Выражение его лица было каменное, но глаза глядели так, будто кто-то подал сигнал пожарной тревоги. Я резко обернулась и увидела красивую миниатюрную блондинку в длинном кашемировом пальто и шикарных туфлях на высоких каблуках, которая направлялась в нашу сторону. Ее волосы были собраны на макушке в конский хвост и подрагивали при каждом шаге, когда она, словно буря, приближалась к нам. Доминик уже миновала ворота Запретного города и должна была столкнуться с нами в Императорском саду. Лучше места, чтобы встретиться с неверным мужем и его любовницей, не найти.

Томас – человек невероятно хладнокровный и элегантный, но в этот миг даже он выглядел так, будто готов взорваться среди всех этих кипарисов.

– Что мне… Что?.. – запинаясь, промямлила я.

Мне ужасно хотелось броситься наутек, проскочить через выход и потом пробежать по улицам Пекина три мили, отделявшие нас от отеля, забиться в номер и спрятаться с головой под одеяло. Еще пара секунд – и бежать было уже слишком поздно.

Доминик набросилась на Томаса, крича что-то по-французски. Затем взглянула на меня с нескрываемым отвращением и снова принялась кричать. Кое-что мне удавалось понять – что-то насчет лет, проведенных вместе, и того, как она его любит. Одну фразу она повторяла постоянно: «Est-ce que tu sais à quel point je t’aime?» («Ты знаешь, как я тебя люблю?») Она показывала на меня и продолжала кричать. Я понимала далеко не все, но смысл мне уловить удалось: «Почему ты бросаешь все, что у нас есть, ради нее, этой женщины, этой шлюхи, этого ничтожества? Что в ней такого? Она – ничто, пустое место. У нас с тобой общая жизнь, а она для тебя ничего не значит». Томас меня не защищал, да и как он мог это сделать? Он просто старался как-то успокоить Доминик. Я должна была признать, что даже во время всей этой сцены она была великолепна – и полна достоинства. Я была поражена: человек прилетел на другой конец земли, чтобы вырвать мужа из рук чужой женщины, но в ходе этого процесса все равно выглядит эффектно, просто шикарно. На нас смущенно и с некоторым удивлением поглядывали китайские туристы, однако продолжали двигаться мимо. В стране полтора миллиарда населения, и у людей тут попросту нет времени на то, чтобы забивать себе голову всякими пустяками.