Птица малая - Мэри Дориа Расселл

НЕ ДОПУСКАЛ подлинного уединения. В служивших им для жизни помещениях в лучшем случае иногда обнаруживались укромные уголки или ниши, которые можно было использовать для отправления определенных бытовых нужд.

Сами помещения никому не принадлежали, в них просто жили. Иногда занимавшее помещение семейство снималось с места и отправлялось погостить в другую деревню, и комната оставалась пустой на какое-то время, однако она могла понравиться другой семье, и тогда она вселялась в опустевшее помещение, а возвратившиеся путешественники занимали другую свободную комнату.

Отсутствие двери в опочивальню несколько смущало Энн и Джорджа Эдвардс, и они экспроприировали самый дальний уголок апартаментов Манузхай и Чайипаса и даже зашли в своем стремлении к комфорту до того, что поставили там палатку. Остальным приходилось каждый вечер переносить свои походные постели туда, где для них находилось место, а если в помещении было полно гостей, ночевать где придется, на подушках руна.

Постель Д. У. находилась в задней части помещения, однако Энн перенесла ее поближе к выходу, чтобы ему было удобнее выходить. Он уже перенес несколько приступов острого кишечного расстройства, и теперь лежал, свернувшись клубком вокруг разогретого, обернутого тканью камня. Опустившись возле него на пол, Энн приложила ладонь ко лбу, отвела с него влажную прядь и проговорила:

– Позовите, когда я вам понадоблюсь. – He дождавшись реакции на свои слова, она поднялась и направилась к Эмилио, только что возвратившемуся вместе с Манузхай и Аскамой.

– Что-нибудь узнал? – спросила она, отводя его в сторону от постели Д. У. на террасу, где можно было спокойно поговорить.

– Ничего полезного с медицинской точки зрения. – И он пересказал ей слова Манузхай.

– Подавленные желания, так? Фрейдизм чистой воды, – негромко проговорила Энн. На этот момент в воззрениях руна ей уже приводилось натыкаться, и она подозревала, что этот тезис может оказаться фундаментальной парадигмой общественной жизни руна. Он потребовал дополнительных размышлений – потом, когда ей хватило ума рассмотреть его с антропологической точки зрения.

Снаружи к Энн и Эмилио присоединилась София.

– Ладно, – сказала Энн без особых эмоций, – болезнь развивается очень быстро, диарея очень серьезна, и я боюсь за него. Очень похоже на бенгальскую холеру. Если его будет тошнить и организм потеряет воду, положение станет опасным.

– Но, Энн, расстройство желудка и боли в животе время от времени случаются у всех, – проговорил Эмилио. – Быть может, его ждет тяжелая ночь, а к утру Д. У. выздоровеет.

– Быть может, – подчеркнула голосом Энн, строго посмотрев на него.

– Да, – согласился Эмилио. – Быть может.

– Итак, что же нам теперь делать? – спросила София.

– Вскипятить воду и не трусить, – ответила Энн. Подойдя к краю террасы, она посмотрела на другую сторону ущелья. Такая ночь была редкостью на Ракхате – безоблачная, звездная и лунная одновременно, с одной полной луной на небосводе. Река внизу плескалась и пенилась среди камней, до слуха Энн доносился скрип ржавой железной калитки, поворачивающейся на ветру, – дальний голос обитателя красной ночи моранора.

– Дома я бы поставила ему внутривенную капельницу и накачала бы обезболивающими. Я могу соорудить подобие регидратационной жидкости, но действительно необходимые ему медикаменты находятся в посадочном модуле.

Черт, подумала Энн и повернулась к Софии:

– Если Джордж соберет самолет, ты могла бы…

– Никто не летит назад, к модулю! – воскликнул Д. У. Ему было плохо, но он не находился в коме и не оглох – так что какие-то обрывки разговора до него доносились. – Мы не были там уже несколько недель, и посадочная дорожка наверняка совсем заросла. Я не хочу, чтобы кто-то из вас погиб только оттого, что у меня разболелось проклятое брюхо.

Вернувшись внутрь, София опустилась на колени возле его постели.

– Я могу приземлиться на заросшей площадке. Когда-то нам все равно придется вернуться туда. И чем дольше мы будем ждать, тем хуже станет посадочная дорожка. Если вам необходима соль и антибиотики, вылетаю немедленно.

Вопрос вышел на всеобщее обсуждение, и собственное мнение оказалось у каждого. Д. У. попытался сесть и доказать этим Софии, что он не настолько уж болен. В дискуссию активно включились Джимми и Джордж, вмешался и Марк. Конечно, им следовало предусмотреть такую ситуацию заранее, однако время в деревне шло быстро, потом они сомневались в том, что следует знакомить руна с возможностью пилотируемого полета. Земляне справлялись с вопросами по мере их поступления; руководств и методичек для них никто не предусмотрел, если не считать отрицательного примера земных развитых государств, взаимодействие которых с технологически примитивными обществами и культурами нередко заканчивалось катастрофическим образом. Они не имели даже малейшего желания сойти за богов или стать основателями карго-культа. Однако им все равно рано или поздно придется слетать туда за припасами и восстановить посадочную дорожку для самолета, так почему же не сделать это сегодня?

Расстроенная спорами и давно уже раскачивавшаяся Манузхай взяла Аскаму за руку и, выйдя из помещения, уселась на террасе. Эмилио негромко извинился перед ней за беспокойство, когда она проходила мимо, a затем вошел внутрь.

– Довольно, – произнес он уверенным тоном, наступила тишина. – Д. У., ложитесь и не выступайте, а все остальные прекратите спор. Вы обижаете хозяев, потом дискуссия бесполезна. Лететь в темноте у нас в любом случае не получится, так?

Послышались полные досады смешки. Под давлением кризиса об этом никто даже и не подумал. Эмилио провел рукой по волосам.

– Хорошо. Завтра можно будет предпринять разведывательный полет даже в том случае, если Д. У. выздоровеет. Попробую тем или иным образом объяснить самолет руна. Энн, беру на себя ночную смену. Все остальные отправляйтесь спать.

Сначала никто даже не шевельнулся. Удивлял сам факт прямого приказа, прозвучавшего из уст Эмилио Сандоса, подумала София Мендес. Та же самая мысль, очевидно, посетила и Д. У. Ярброу, который, слабо усмехнувшись, откинулся на спину со словами:

– А я считал, что из тебя не получится руководителя. – Эмилио отреагировал каким-то грубым испанским словцом, после чего кучка встревоженных землян, собравшихся вокруг постели Ярброу, сама собой разошлась, оставив Эмилио и Д. У. наедине, но с уже навязшими в зубах инструкциями Энн – много пить и позвать ее в том случае, если к поносу добавится рвота.

* * *

В ТУ НОЧЬ ВСЕМ ПРИШЛОСЬ не один раз просыпаться из-за шума, который невольно производил Д. У., когда ему приходилось вскакивать, причем он час от часа слабел. Перед самым рассветом их пробудил на сей раз несомненной природы запах и стон Д. У. «О, мой боже». Все остались лежать без сна, якобы ничего не замечая, внимая негромкому шепотку Эмилио, по-испански увещевавшего Ярброу, и смиренные всхлипывания последнего.

Аскама спала, ничего не замечая, но Манузхай вдруг встала и вышла из помещения. Энн неподвижно лежала рядом со спящим Джорджем, внимательно прислушиваясь и взвешивая шансы, пока Эмилио убирал за Д. У. – столь же уверенно и невозмутимо, как профессиональная ночная няня. Д. У. унижен. Тридцатилетний запрет на чужие прикосновения уже нарушен. Участие женщины только ухудшит его состояние, решила она. Энн слышала, как Эмилио уговаривал Ярброу выпить еще воды, прокипяченной, подслащенной и подсоленной. Жуткое на вкус питье не лезло в глотку Д. У., но Эмилио еще раз напомнил ему о том, насколько опасно в его состоянии обезвоживание, и с привычной легкостью опытного больничного врача Энн разрешила себе уснуть, доверившись суждению Эмилио, если не Божьей воле. Через какое-то мгновение появилась и Манузхай со стопкой простых плетеных циновок, использовавшихся руна при уходе за младенцами. Эмилио помог Д. У. приподнять таз и подсунул одну из них под него, прежде чем снова укрыть больного. Манузхай, неоднократно просыпавшаяся, для того чтобы проводить двоих иноземцев по темной и каменистой тропке к реке, и видевшая нежность, с которой один из них ухаживал за другим, похлопала Ярброу по руке, ободряя его совершенно человеческим жестом, и отправилась досыпать где придется.

* * *

МАРК РОБИШО давно заметил, что природная склонность к раннему пробуждению является необходимым, но недостаточным условием бытия человека, намеревающегося благополучно перенести стадию образования и дожить до рукоположения в сан. Он лично знал нескольких человек, которые могли бы стать священниками,