Доминион - Кристофер Джон Сэнсом

Глава 22

Гюнтер позвонил в Сенат-хаус из телефонной будки на самой окраине Бирмингема, оставив Сайма в машине. Гесслер ждал звонка и велел ему явиться с подробным докладом сразу по возвращении в Лондон. Через два с небольшим часа Сайм высадил его у посольства, и Гюнтер пошел прямиком в кабинет Гесслера. Начальник слушал, как гестаповец делится своими впечатлениями о Манкастере, объятом страхом, но при этом уклончивом и скрытном. Гюнтер рассказал и о других гостях Манкастера, побывавших на квартире раньше его и Сайма и, по его мнению, совершивших там обыск.

Гесслер нахмурился, почти сведя черные брови на переносице. Он был обеспокоен.

– Это люди из Сопротивления?

– Допускаю. Зачем еще обыскивать квартиру? – Гюнтер выложил на стол фотографии и ткнул пальцем. – Если это были университетские друзья, то они здесь.

– Черт! – выругался Гесслер.

Гюнтер удивился – на встрече в пятницу эсэсовец показался ему человеком, держащим свои эмоции в узде. Гесслер велел ему оформить письменный рапорт, пойти домой и явиться на следующее утро. Сам он ночью переговорит с Берлином.

Гюнтер расположился за столом в выделенном ему кабинетике дальше по коридору и спокойно принялся составлять рапорт, занося на бумагу слова мелким, аккуратным почерком. В кабинете было пусто, если не считать письменного стола, стульев, стеллажа для документов и шкафа, где висел его гестаповский мундир. Гюнтер редко надевал его, считая, что кажется в нем толстым, а строгие, четкие линии мундира подчеркивают обрюзглость его лица. Ему было неприятно, что Гесслер выглядел подтянутым в своей эсэсовской форме, будучи на десять лет старше. На стене висели портреты Гитлера и Гиммлера, на столе стояли фотографии брата и сына. Из окна за столом открывался обзорный вид на Лондон, такой же, как из кабинета Гесслера. Час спустя Гюнтер, смертельно усталый, отправился к себе на квартиру.

Он перекусил и посмотрел новости, вслед за которыми вновь показали обращение Мосли. Хорошо, что британцы наконец-то решились, но Гюнтер не мог понять, почему только сейчас. Прежде чем лечь в постель, он перечитал письмо сына. Гюнтер был в Крыму, когда навещал Михаэля прошлым летом: два дня в тряском поезде, сначала через белорусские леса и болота, потом по украинской равнине, через каждую милю – бетонные блокпосты с охраной. Михаэль обрадовался отцу, и они почти каждый день ходили на пляж. Сын, белокурый, атлетического сложения, выглядел энергичным и воодушевленным. От Ганса, покойного дяди, к нему перешли буйный энтузиазм и, вероятно, телесная привлекательность. В октябре Михаэлю исполнилось одиннадцать; все, что мог сделать Гюнтер, это послать открытку и подарок. Гюнтер улегся, но спал плохо, ворочался и метался. Ему приснилось, будто он снова в лесу с братом, в ту ночь, когда Гейдрих выступал перед ними у озера. Ганс отворачивался от него и глядел на воду, на красивом лице читалась бесконечная печаль.

В посольство он вернулся в восемь утра. Входя в кабинет Гесслера, он увидел, что эсэсовец смотрит из окна на город. Глаза штандартенфюрера были красными; при всей своей аккуратности, он, как ни странно, не побрился. Видимо, провел на ногах всю ночь. Небо затягивали свинцовые тучи, в воздухе висел легкий туман. Гесслер указал на кресло. Нахмуренный, напряженный от волнения и возбуждения, он был совсем не похож на себя пятничного.

Гюнтер по-прежнему ощущал тупую печаль прошлого вечера, но не пытался прогнать ее – она помогала ему быть отстраненным, объективным. Он заметил, что его вчерашний рапорт лежит у Гесслера рядом с фотографией университетской группы Манкастера.

– В газетах этим утром только и пишут, что о перемещении евреев, – произнес Гюнтер, чтобы прервать молчание. – Правительство поздравляет себя с блестяще проведенной операцией.

Гесслер повернулся, кивнул и едва заметно улыбнулся – так строгий учитель поощряет ученика, прилежно выполнившего задание.

– Вы ведь по этому профилю работали на родине? Насколько мне известно, английская операция прошла не так уж гладко. И разумеется, – добавил Гесслер презрительно, – всякие проповедники подняли шум, пытаясь устроить протесты. Жаль, что Англия не католическая страна: папа понимает, что истинные его враги – это коммунисты.

– Всех удалось собрать?

– Почти всех. Около ста пятидесяти тысяч. Я знал о готовящемся мероприятии, разумеется, но, к несчастью, не мог сказать вам. – В голосе Гесслера прорезалась былая самоуверенность. – Ради успеха операции ее следовало держать в строгом секрете.

– Разумеется, герр штандартенфюрер.

– Она стала частью обширной договоренности между правительствами. До сих пор англичане не уступали нашему давлению. Но теперь… – он криво усмехнулся, – мы наконец сможем увидеть Европу, полностью свободную от евреев. Мы ведем переговоры с французами о проведении у них завершающей чистки.

Гюнтер кивнул:

– Что будет теперь с британскими евреями?

– Их отправят на остров Уайт, а потом на восток. Надеюсь, скоро. В Польше уже готовятся их принять. Выводят печи в Аушвице на полную мощность. – Эсэсовец снова улыбнулся. – Бивербрук никогда не был убежденным антисемитом, но этот парень знает, с какой стороны хлеб намазан маслом.

– Он слаб и развращен. Как Лаваль, как Квислинг. Чтобы построить новую Европу, нам требуются более сильные люди.

– Да. – Гесслер кивнул. – Генерал Франко – единственный, у кого есть хоть какой-то характер. Он перестрелял всех своих врагов при первой возможности. – Он вздохнул, поскреб плешивую макушку и тихо продолжил: – Сегодня ночью я долго разговаривал с Берлином. Фюрер действительно очень болен. Мне сказали, что он может скончаться в любую минуту. – Штандартенфюрер наклонился ближе. – Я уполномочен сказать вам об этом, так как сразу после его смерти начнется схватка. Все, кто верен СС, должны быть готовы.

Гюнтер ощутил холодок внутри.

– Готовы к чему, герр штандартенфюрер? – спросил он.

– К борьбе за власть между нами и армией. Дела в России идут неважно, и мы полагаем, что наступление русских этой зимой будет масштабным. А тут еще вспышка бубонной чумы среди наших войск на Кавказе. Армия стремится достичь соглашения, по которому русские сохранят территории к востоку от Москвы и к северу от Кавказа.

– Что? Соглашение с коммунистами? С Жуковым и Хрущевым? – с горечью воскликнул Гюнтер. – Ведь они коммунисты, сколько бы ни прикрывались болтовней про Великую Отечественную войну.

– Нет. Разведка СС полагает, что военные уже наладили связи с другими группировками в России. Это преступные элементы, которые всегда существовали внутри коммунистического государства. Некоторые из них смогли разбогатеть после того, как русские частично вернулись к рыночной экономике. А еще кое-кто из советской тайной полиции, бывшего НКВД. Эти люди завели друзей среди наших военных во время действия советско-германского пакта. Возникнет криминальное государство, правящее исконно русскими землями.

– Он будет представлять для нас постоянную угрозу. –