Американец - Роже Борниш

НОКАУТ

XXVII

В снежном убранстве пробудился от сна Париж. На бульваре Араго деревья под порывами ледяного ветра стряхивали со своих ветвей тяжелый груз прямо на головы незадачливых пешеходов. Термометр замер на отметке минус семь. На автобусной остановке Гласьер продавщица газет каблучками отбивала чечетку.

С красным от мороза носом, подняв воротник габардинового пальто, засунув руки в карманы, я шагал по направлению к парижской тюрьме Санте. Изо рта идет пар. До ворот тюрьмы, нависшей темной громадой над пустынными прилегающими улицами, оставалось пройти еще метров пятьсот. Скоро я окажусь в тепле, в комнате для свиданий… Если бы у меня было побольше времени, то можно было бы перекусить в бистро, взять порцию сливок с рогаликом. Какая программа! Бистро — это настоящий оазис! Здесь собираются все, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к тюрьме: испытывающие жажду охранники, принесшие передачу родители заключенных, не желающие долго толкаться в очереди у окошка, молодые адвокаты в поисках клиентуры, полицейские и жандармы, сопровождающие заключенных при переводе их из одного места в другое… Жизнь здесь бьет ключом, можно открыть для себя много нового. Ведь в бистро «А ла Бон Санте» заходят и только что отбывшие срок. Хозяин этого заведения, Марсель, большой, хитрец. У него всегда в запасе имелась какая-нибудь веселая история.

Нельзя терять времени, а жаль! Отправляя меня сюда, вместо напутствия Толстяк сказал:

— Звонил судья Буссиньо. Массьяк хочет сделать какое-то заявление. Вам же предоставляется возможность после фиаско миссии в Америке отличиться. Итак, действуйте. Оформляйте разрешение и возвращайтесь назад к одиннадцати часам. Во второй половине дня меня не будет на рабочем месте.

Через специальный вход для посетителей, ведущий во внутренний двор тюрьмы, я прошел мимо охранника, скрюченного в своей будке. Самое время его пожалеть. Зимой здесь очень тоскливо. Грязная мостовая, плющ, обивший все здание из тесаного камня, покрыт налетом инея. В ожидании партии заключенных во дворе стоял, не выключая двигателя, тюремный фургон с открытым чревом. Пункт его назначения — Дворец Правосудия. Задняя подножка едва касалась трех ступенек, ведущих в коридор тюрьмы. Иногда на рассвете здесь вырастала гильотина.

Нет необходимости предъявлять удостоверение полицейского: в Санте меня знают в лицо. После освобождения Франции от гитлеровцев приходилось бывать здесь уже сотни раз либо для того, чтобы доставить обвиняемых, либо для того, чтобы, как у нас говорят, «вытащить их отсюда», либо, как сегодня, задать несколько вопросов… Предо мной приоткрылась стеклянная дверь и тут же захлопнулась сзади, звякнули ключи. Впереди, в фуражке с посеребренной звездой, стоял надзиратель, проводивший перекличку освобождаемых заключенных. Все действо проходило под пристальным взором двух вооруженных карабинами гвардейцев. На изможденных лицах нельзя было заметить даже подобия улыбки, у некоторых глаза горели ненавистью…

— Привет, Борниш! Ну и мороз же сегодня!

Я пожал руку, протянутую мне для приветствия через стойку, представляющую собой вековую границу между правопорядком и преступностью. Обветшалая, с облупившейся краской, стена плотно увешана приказами об освобождении. Огромные настенные часы с римскими цифрами показывали девять часов. Я предъявил разрешение на свидание с заключенным, заранее оформленное для меня судьей Буссиньо. Его секретарь в пиджаке с лоснящимися рукавами передал мне документ, не отрываясь от составления протокола допроса.

В комнате свиданий кабинки были открыты с двух сторон и выходили в коридор, ведущий на нижний этаж. Я проскользнул в кабину номер семь — это моя любимая цифра — достал из кармана пластинку жвачки. По прибытии во Францию я бросил курить и, идя на конфликт с человеческой природой, жевал жвачку как американский полицейский. Через окно, проделанное прямо над моей головой в крыше, проглядывал серый пасмурный день… Установленный на круглый площадке громкоговоритель во всю мощь возвестил по тюремным помещениям:

Массьяк Этьен, в комнату для свиданий!

После этого воцарилась тишина, прерываемая раздающимися то там, то здесь в узком коридорчике перед пронумерованными камерами окриками, лязгом замков, стуком ботинок по цементному полу…

Прошлым летом, когда я вернулся из США, мне не была уготована встреча с оркестром. Отошла в далекое прошлое и встреча в зале аэропорта Орли аса из ФБР Ричарда Бейкера, несущий его великолепный кожаный чемодан бравый Крокбуа… Однако Крокбуа сейчас здесь, равно как и Вьешен с самым печальным, какое только можно придумать, выражением лица:

— Браво, Борниш. Примите мои поздравления… по случаю успеха, это настоящий успех!

Впервые пришлось признать, что он прав. Проверка, проведенная Мортоном в Джексоне на ранчо Беннетов, практически не дала ничего нового для дела.

— Вы не оправдали моих надежд, Борниш. Почему вы действовали не так, как я вас учил? Вы располагали всей необходимой информацией. Достаточно было самому нагрянуть в Джексон. А что предприняли вы? Пооткровенничали с ФБР. Вот видите, что из всего этого вышло…

По прибытии в отдел шеф снова затянул свою очаровательную серенаду, но еще на более высокой ноте.

— Почему я не отпустил вас в отпуск в Коррез и не поручил это дело кому-нибудь другому! Как только вспомню, сколько средств вы промотали на Сицилии и все впустую… Там вы, наверное, неплохо повеселились! Представляю себе вас порхающим перед доктором Поджи и вырастающим в его глазах, конечно же, за мой счет… Похоже, много наговорили гадостей в мой адрес там, на Сицилии. Что поделаешь: привычка — вторая натура! «Именно я арестовал Бюиссона, я схватил Жирье, именно я сцапал Пьеро-Психа» и все в том же духе, — а в это время Вьешен сидел, развалясь в кресле…» Не смейте отрицать. Я же отлично вас знаю! Тем не менее мне хочется, чтобы вы поняли одну вещь, Борниш: я ваш начальник. Я не лезу в самое пекло, но и без моего приказа вам там не бывать. Это понятно?

В этом месте Толстяк поперхнулся. С ним случился приступ кашля. Голос задрожал, глаза наполнились слезами:

— Взять опять же Сицилию. Надо бы быстренько на самолете вернуться назад, что сэкономило бы двадцать четыре часа и дало возможность взять Рокко в Медане, но как бы не так! Вы отправляетесь в Неаполь на пароходе! Спрашивается, зачем? Конечно, для того, чтобы пофлиртовать с барышнями на борту… Из-за этого все сорвалось. Вам придется объясняться с руководством. А я возьму и шепну пару слов директору… и министру тоже. Думаю, это не очень им понравится.

Требовалось переждать грозу. К этому я уже привык. Потом, когда шеф, обессиленный, опустился в кресло, я перешел в планомерную атаку. Нарисованная мной картина, подкрепленная мимикой