Из Харькова в Европу с мужем-предателем - Александра Юрьева

Работа Квислинга для Притца на этот раз закончилась, когда Притц в 1927 году решил прекратить свое участие в торговле лесом из-за нарастающей ксенофобии в Советской России. Это решение также положило начало так называемому «рублевому» скандалу, которой впоследствии преследовал Квислинга повсюду. Судя по тому, что писал Бенджамин Вогт, весной 1928 года советские власти подозревали, что Квислинг занимался незаконными сделками с советскими рублями от имени Притца, в результате чего Квислинга вызвали на допрос в ОГПУ. Говорят, что он вышел оттуда через четыре часа, находясь в сильном потрясении[133]. Даль, в свою очередь, считает, что если бы такой инцидент имел место, то это произошло бы весной 1927 года, одновременно с ликвидацией русских интересов Притца. Однако он не нашел никакого документального подтверждения, даже в архивах Министерства иностранных дел, что Квислинга той весной допрашивали советские власти. Даль также считает маловероятным, что Квислинга назначили бы в миссию 20 июня, если бы он, как говорили слухи, так опозорил себя в глазах советских властей. Этот последний аргумент достаточно разумный, но мы все же не знаем, был ли Квислинг допрошен в следующем году, возможно, в результате новых веяний в стране. Даль, наверное, прав в своем предположении, что советские чиновники усилили попытки очернить репутацию Квислинга лишь после его возвращения домой в Норвегию в конце 1929 года[134]. Из письма Квислинга от 2 февраля 1929 года своему бывшему русскому преподавателю, профессору Олафу Броку, становится ясно, что Квислинг явно отделял старый большевизм от нового сталинизма, который находил неприемлемым[135].

В записной книжке Квислинга за 1927 год помечено, что он выехал из России в Осло через Хельсинки и Або, куда прибыл в канун Рождества. Если Рестад был прав, говоря, что Мария жила с Квислингом с июня, то она должна была выехать домой вместе с ним и провести большую часть 1927 года в Норвегии, судя по письмам, которые писал ей Квислинг из Москвы, отражающим все более тревожное положение в Советской России.

В мае он написал, что русским женщинам стало труднее выходить замуж за иностранцев и получать выездные визы, даже при наличии иностранного гражданства. А 19 июля он заявил, что миссия в Москве больше не доверяет курьерской службе и теперь все члены миссии по очереди выполняют обязанности курьера. 30 августа, после восьми месяцев разлуки, Квислинг сообщил Марии, что ему, вероятно, придется остаться в Москве еще на некоторое время. Поэтому ей стоит подумать о том, чтобы приехать сюда и пожить здесь некоторое время до того, как она отвезет свою мать в Осло. Он также писал, что собирается ехать в Харьков на следующей неделе; ее мать должна была заполнить несколько бумаг, среди которых была просьба о выдаче ей выездной визы. Не менее интересной частью его письма было предупреждение Марии, что ситуация в России значительно изменилась. В сентябре Марии сообщили, что она может получить дипломатический паспорт в Осло, а также финскую визу и laisser passer (дипломатический документ, предоставляющий право свободного пересечения границы), а 4 октября Квислинг посоветовал ей получить и российскую визу через Министерство иностранных дел[136].

Паспорт Марии с визой российского посольства в Христиании, который ей выдали 1 декабря 1928 года, свидетельствовал, что гражданка Мария Квислинг имеет право въехать в Советский Союз через любой пограничный пункт и беспрепятственно путешествовать как супруга секретаря норвежской миссии[137].

Старшая Пасешникова так никогда и не поехала в Норвегию. Квислингу пришлось изменить свои планы и вернуться в Норвегию для встречи с Нансеном до того, как он взял Марию с собой, возвращаясь в Москву в ноябре 1928 года. Тут также стоит отметить, что во время их долгой разлуки до этого момента, видимо, у нее не было каких-либо причин для поездки обратно во Францию.

Последний год, который Мария провела на своей родине, прежде чем в конце 1929 года навсегда вернуться с Квислингом в Осло (к этому времени Великобритания официально восстановила дипломатические отношения с Советским Союзом), не мог быть для них очень приятным. Даже учитывая то, что она жила с Квислингом в достатке в британском посольстве, и у них было достаточно денег, чтобы покупать различные произведения искусства. Те люди, от которых Мария привыкла получать поддержку, потеряли власть, НЭП кончился, коллективизация и сталинский террор укрепились. Квислинг получил прямое напоминание о сталинской ксенофобии в 1934 году, когда человек, которого он взял в качестве курьера в Харькове в 1922 году и который затем продолжал работать с иностранцами, написал Квислингу из Франции, что он стал инвалидом после трех лет, проведенных в лагере на Соловках[138].

Кроме того, работа Квислинга в Москве для Притца закончилась, и он уже не мог ожидать дальнейших указаний от Нансена. Нансен покинул пост верховного комиссара по делам репатриации армянских беженцев 8 сентября 1927 года, а спустя два года армянский план полностью свернули. У Квислинга не было никакого будущего в армии[139], и ему не удалось устроиться на дипломатическую службу.

Так что, когда Мария и Видкун в 1929 году накануне Рождества вернулись в Осло, их будущее выглядело неопределенным, но у них были семья и друзья, поддерживающие их, и Норвегия оставалась мирной страной во все более беспокойном мире. Этого, однако, нельзя было сказать о Китае, куда недавно прибыла Александра.

Глава 29. НОВАЯ ЖИЗНЬ АЛЕКСАНДРЫ

Когда ухоженный пригород Христиании остался позади и последний фьорд растаял вдали, Александра вдруг ощутила свободу, как тогда, когда впервые перестала чувствовать себя зависимой от Квислинга. Она поняла, что теперь вольна в выборе собеседников, и, наконец, ощутила себя собой.

Ее вспыльчивый агент из бюро путешествий был прав по крайней мере в том, что у нее будут интересные попутчики по дороге во Францию. Во время этой поездки она очень подружилась с говорящей по-французски молодой норвежкой Титти Киллингстад. Они переписывались до смерти Титти в 1978 году. Титти ехала в Барселону работать гувернанткой в семье датского консула. Александра описывала ее как красивую и энергичную, любящую веселье и приключения женщину, что совпадало с ее собственным настроением в то время. Они обе считали это путешествие началом нового и радостного этапа их жизни.

Вторым попутчиком группы, собранной бюро путешествий, был русский господин, который представился как граф Баранов. У него была своя история. До Первой мировой войны он был губернатором Нижнего Новгорода, властным и авторитетным, и нажил себе много врагов. Царское правительство обвинило его и еще нескольких человек, включая шведа Альфреда Нобеля, в финансовых спекуляциях, и он потерял свою должность. Нобель должен был ему деньги, и теперь Баранов возвращался домой из Христиании, где он встречался с Нобелем, и был в радостном предвкушении встречи с сыновьями во Франции.