Хлопок одной ладонью - Василий Звягинцев

— Ах, конечно, ах, конечно! — ирония Сильвии отчетливо перешла в сарказм. — Я вот только запамятовала, кто это однажды говорил, что сам по себе факт сексуального контакта с женщиной, с которой тебя связывают служебные или дружеские отношения, к понятию «измена» не имеет никакого отношения. Велика, мол, разница, просто разговаривать с дамой на служебные или нейтральные темы, но при этом искоса пялиться на ее коленки и воображать, что ж там такого интересного дальше (при должной выдержке или, наоборот, робости характера эта мучительная коллизия может продолжаться месяцами, и, что самое ужасное, даже лежа с законной женой, ты в своем воображении будешь иметь не ее, а ту, другую), или же разом избавиться от искушения и впредь ощущать себя свободным от похоти человеком?

Высказавшись, она тоже, кажется, преодолела минутный порыв (или отложила рассчитанную провокацию), запахнула халат и взяла из пачки сигарету.

Действительно, нечто подобное Шульгин в свое время изрекал, но, кажется, совсем не Сильвии, а Ларисе. А там кто его знает, мог и повториться.

Сашкина сдержанность оказалась совсем не лишней, потому что буквально через минуту или две в комнату без стука ввалился Левашов и торжественно объявил, что источник возмущений хронополя установлен окончательно и находится здесь. Он ткнул острием карандаша в подробный, 1:10 000[73], план города.

— Остается выяснить, что именно в этой точке находится. Условный знак — «одинокое строение». Это, Саш, пожалуй, твоя работа.

— Без вопросов. Прямо сейчас и отправлюсь. Давай сюда твою карту. Только, упаси бог, ничего не рисуй, — увидев, что Олег собирается обвести искомый объект жирным кружком, почти вырвал лист из его рук.

— Я и так запомнил, а лишние следы нам вовсе ни к чему.

— Может, и я с вами съезжу? — спросила Сильвия.

— Пока не стоит. Ты лучше с Олегом насчет собственной идеи помозгуй. Вдруг да двух зайцев разом…

Выяснить, кто является владельцем каменной виллы, уединенно расположенной рядом с дорогой, плавно огибающей подошву Машука от Лермонтовского разъезда до Провала, неподалеку от места дуэли Лермонтова, не составило труда.

Уважаемый в городе человек, профессор на кафедре физики и математики местного фармакологического института Виктор Вениаминович Маштаков, мужчина сорока одного года от роду, у одной части населения имеющий репутацию городского сумасшедшего, у другой — человека хитрого, себе на уме и опасного. По преимуществу — для всего, что относится к противоположному полу, миловидно и младше сорока лет. И он же — талантливый изобретатель, механик, радиотехник и прочая, и прочая, и прочая…

Шульгин собрал эту информацию в течение всего лишь двух суток, а мог бы и быстрее, но не считал нужным «гнать лошадей». Пристав участка, на котором располагалось домовладение профессора, несколько сотрудников института, мужчин и женщин, от секретарши декана факультета до ассистента его же кафедры, несколько студентов, теперь уже исключительно парней — не слишком много собеседников, но материала для размышлений и оперативной работы они дали сколько угодно. Разговаривать просто нужно уметь, с каждым человеком о том, что в данный момент интересует именно его. И попутно — что хочется узнать тебе.

Данное общество в указанном смысле ничем не отличалось от советского двадцатью годами раньше. Да и от интеллигенции Хеттского царства — тоже.

Полученные от антиквара пять золотых десяток да, по счастливому стечению обстоятельств, еще и разных годов выпуска и даже разного дизайна и степени сохранности позволили, не преступая принципов, то есть не занимаясь прямым воровством из чужих хранилищ, решить свои финансовые вопросы в этой местности.

Сотня килограмм высыпавшихся в лоток дубликатора золотых кружков позволяла больше не занимать себя посторонними мыслями. Только в подвешенном к поясу кошеле носить их было бы неудобно. Так любое отделение самого захолустного банка охотно обменивало червонцы на бумажки, иногда даже с приличной маржей.

Своим информаторам Шульгин, в меру настроения и психологических особенностей собеседника, платил или тем, или другим.

А чаще — просто накрытым столом в духане или кафетерии, в изобилии рассыпанных на всех четырех примыкающих к главному корпусу института кварталах. Обычно он выдавал себя за ревнивого мужа, приехавшего навестить жену на курорт и обнаружившего ее в обществе такого-то и такого-то господина. Иногда, в основном с институтскими преподавателями, за представителя другого, чуть более престижного, но тоже провинциального учебного заведения, которому якобы посоветовали переманить профессора Маштакова, так вот хотелось бы перед прямым разговором с ним узнать кое-что приватно. И так далее…

Именно эта агентурная деятельность, почти забытая за последние два года, доставляла Сашке истинное наслаждение. Как писал один поэт-юморист: «Работа-то на воздухе, работа-то с людьми». Правда, в исходном тексте эти слова относились к палачу, трудившемуся на Гревской площади, или Лобном месте, неважно.

Загадкой поначалу для Шульгина было одно. Какого черта талантливый физик, математик и изобретатель, выпускник Петербургского мехмата похоронил себя в далеком курортном городке? В столицах его ждала бы блестящая карьера.

А потом сообразил. Мужик-то — их плана и характера. «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» Ничего бы он там не наработал.

Ну, может, приват-доцентское звание, вряд ли больше. А здесь все же профессор! Звучит в масштабах Пятигорска. Но главное даже не это. Тут ведь тоже нужно иметь соответственно настроенный глаз, чтобы уловить тонкость.

Маштаков при своей ярко выраженной сексуальной агрессивности имел здесь нехоженые охотничьи угодья. Две с половиной тысячи одних студенток, по преимуществу со Ставрополья и прилегающих краев и областей, где девицы и дамы славятся своими статями и экстерьером. Большинство обучаемых барышень крайне мало понимают в точных науках, но тем не менее желают их сдать на хорошо и отлично, для стипендии и красиво выглядящего диплома. А кроме «кадрового состава» к его услугам бесконечное количество «переменного контингента», то есть курортниц, приезжающих и отъезжающих каждые две недели-месяц. Многие за приключениями и едут, риск нарваться на хищницу, подстерегающую потенциального мужа, минимальный.

Смело можно уподобить профессора безбашенному охотнику, с ружьем и неограниченным запасом патронов проникшему в заповедник вроде Аскания-Нова или Серенгети. В отсутствие егерей и смотрителей.

Что ж, с таким человеком и нам нескучно будет пообщаться, подумал Шульгин, возвращаясь домой.

Собрал коллег, доложил. Поинтересовался попутно, а как у Сильвии с поиском соотечественников.

— Ты будешь смеяться, Саша, но кое-что просматривается. Не знаю, то ли именно, что меня интересует, однако какие-то нестандартные сигналы локатор ловит. На грани восприятия.

— Дай бог. Еще веселее может получиться. А у меня дела обстоят таким вот образом…

— Можно прямо сейчас заглянуть к нему на хазу и посмотреть, что он там наизобретал, — предложил склонный к простым решениям Левашов.

— Я бы, знаешь, не советовал, — ответил Шульгин. — Мне гораздо более интересной и перспективной представляется идея сделать его нашим другом. Без всяких методик плаща и кинжала. Мы ж ведь нормальные люди, а иначе начнется второй или третий круг аггро-форзейлевской эпопеи. Ты как думаешь, леди Си?

— Да как пожелаете, так и будет. Если я не совсем дура, следующим шагом ты наметил подвести к нему меня?

— Нет, ну с этими людьми совершенно невозможно работать, — ударил Сашка кулаком по подлокотнику кресла. — Вольфы Мессинги какие-то! Ну пусть тебя. Был бы он гомиком, я сам бы с ним интригу начал… Но ты не против? — осторожно спросил он, склонив к плечу голову. — Если против, мы другую схему включим.

— Не против, не против. Мне самой тоже интересно, что тут за царь Соломон в провинции объявился. Мудрец и одновременно гарем в две тысячи наложниц…

— Нет, ну, может, две тысячи — это гипербола. На каждом курсе десяток-полтора красивых и согласных девчонок найти можно. Значит, в год — полста от силы. Если не повторяться… Только вот, — засомневался Шульгин, наливая себе и всем вина, на Кавказе он почти отстранился от крепких напитков, — ты-то потянешь? Клиент давно и крепко подсел на двадцатилетних, вдруг он иного уже не понимает?

— Сомневаюсь, — игривым жестом Сильвия поправила прическу. — Двадцатилетние — расходной материал. Женщины в соку — красная дичь[74]. Вот и посмотрим…

Шульгин с удовлетворением отметил, что нужной цели он достиг, и завтра получит искреннее удовольствие, наблюдая, как именно станет кадрить Маштакова специалистка с двухсотлетним опытом.