Моя строптивая леди - Джо Беверли

— Я месяцами одевалась как мужчина.

— Ах вот откуда очаровательная живость ваших манер! Можно узнать, зачем вам это было нужно?

Об этом тоже не хотелось упоминать, но, раз начав, приходилось идти до конца. Честити стянула с головы парик.

— О! Дело рук вашего отца?

Она кивнула и поспешно вернула парик на место.

— Вполне типичное наказание для заблудшей дочери. Надеюсь, этим дело и ограничилось?

Про побои она не сказала, ведь это была попытка настоять на браке с Вернемом.

— Еще одежда… — Встретив вопросительный взгляд, Честити объяснила:

— Мне было приказано носить обноски из местного исправительного дома.

— А вы предпочли нечто более презентабельное. Отдаю вам должное, дорогая моя! На чем мы остановились? Предметом ярости вашего отца был не мужской наряд. Тогда что же?

— Он желал любой ценой отыскать Верити и был уверен, что я знаю, где она скрывается. Он гневался, что я осмелилась поощрять ее побег, а в дальнейшем скрываться от него. Есть немало отцов, для которых дочери — всего лишь пешки в жизненной игре, но он чересчур перегибает палку.

— Хм! — Родгар откинулся в кресле и посмотрел на расписной потолок. — А почему, собственно, леди Верити убежала из дому?

— Из страха перед Генри Вернемом. Он выиграл дело об опекунстве, и она опасалась, что он причинит вред ребенку.

Родгар продолжал внимательно изучать потолок. Пробили часы. Звук этот породил эхо где-то в безмолвных глубинах дома, С шипением упал через каминную решетку уголек.

— Вашу сестру выдали за одного из Вернемов. Что связывало вашего отца с этими ничтожествами?

— Не знаю! — крикнула Честити, не в силах выносить напряжение разговора. — Думаете, я не ломала над этим голову? В этой истории, куда ни посмотри, концы не сходятся с концами, и я не понимаю, к чему ворошить прошлое! Довольно и того, что Верити будет счастлива!

— Счастье — это в первую очередь уверенность в завтрашнем дне. Можете вы сказать положа руку на сердце, что брак решит все проблемы вашей сестры? И он уж точно не решит проблемы Сина.

— Что же делать?!

— Помогите мне докопаться до сути. Я нутром чую, что есть зацепка, которую мы можем обратить себе на пользу. Расскажите все до последней мелочи, как бы трудно это ни было.

Не упомяни Родгар о будущем Верити, Честити ни за что не поддалась бы на уговоры. Но он был прав: отец, если его не остановить, мог и после венчания превратить жизнь сестры в ад. Девушка подробно описала каждое столкновение с ним, пересказала каждое слово, которое сумела вспомнить, обрисовала каждый случай физической и моральной жестокости — все это, не отрывая взгляда от веера. Самым подробным вышел рассказ о встрече в Мейденхеде, последней из всех.

Если услышанное и потрясло маркиза, он не выдал этого.

— Значит, вашего отца особенно интересовало, почему леди Верити не обратилась за помощью к нему?

— Он, может быть, просто оскорблен в лучших чувствах. Верьте или нет, но он считает себя хорошим отцом.

— О нет, он был испуган.

— Испуган? — Слово звучало странно по отношению к графу.

— Вы нарисовали портрет насмерть перепуганного человека. Ваш отец думает, что Верити сторонится его, потому что знает о нем нечто весьма компрометирующее.

— Я сказала ему, что она осуждает его за обращение со мной.

— И он поверил?

Честити пожала плечами.

— А если бы поверил, принял бы это в расчет?

Она вынуждена была отрицательно покачать головой.

— Здесь есть какая-то связь со смертью сэра Уильяма. Возможно, даже самая прямая.

— Не думаю. Сэр Уильям умер от удара, и притом уже после истории между мной и Генри.

— И все же эти два события могут иметь нечто общее. Какое отношение имел сэр Уильям к вашему отцу до сватовства к Верити?

— Никакого. Они даже не были знакомы.

— Подумайте хорошенько! — приказал Родгар.

— Тут и думать нечего! — отрезала Честити столь же резко. — Какие отношения могут быть между человеком вроде моего отца и мелким сквайром, ничтожеством с деньгами, но без титула?

— Так сэр Уильям был богат?

— По сравнению с отцом скорее беден, но он был много богаче людей своего круга. По словам Форта, он составил состояние в бытность свою в комитете по розыску сторонников якобитского движения, в сорок пятом. Утаивал улики и вымогал за это деньги. Гнусный человек!

— Но когда этот гнусный человек посватался к Верити, то получил согласие на брак, — задумчиво заметил маркиз. — Без сомнения, он шантажировал вашего отца. Интересно, чем?

— Чем можно шантажировать Уолгрейва Непогрешимого? Он не терпит азартных игр, не пьет и избегает женщин.

— Но не политики. Измена существующему строю — наилучшая причина для шантажа.

— Что?! — Честити похолодела.

— Чтобы спасти свою шкуру, можно пожертвовать и дочерьми.

— Измена? Никогда!

Родгар вскочил и начал расхаживать взад-вперед по гостиной. Его походка при этом удивительно напоминала крадущийся шаг хищника.

— Измена… измена… — повторил он. — Думаю, это прямое попадание. Самый непогрешимый человек имеет ахиллесову пяту, и у графа Уолгрейва это — его политические амбиции, его непомерное честолюбие. Допустим, в сорок пятом он совершил просчет.

— Отец всегда утверждал, что ненавидит якобитов!

— Мало ли кто что утверждает. С одной стороны, граф приятельствовал с принцем Фредериком, с другой — когда якобиты подошли к самому Лондону и королевское семейство собиралось покинуть город, трон в самом деле шатался. Кое-кто предпочитал иметь лазейку и там, и тут. Мы все помним, что случилось после возвращения Стюартов на трон в 1660-м, когда Карл II вознаградил своих сторонников и расправился с предателями. Если ваш отец имел контакты с якобитами, то втайне.

Девушка молчала, онемев от потрясения.

— А когда все кончилось и наступила пора расследований контактов с якобитами, — продолжал Родгар, смакуя каждое слово, — то в чьи-то руки могли попасть улики, изобличавшие графа Уолгрейва Непогрешимого как их сторонника. Допустим, это были руки Уильяма Вернема. Допустим также, что тот так скрыл эти улики, что смерть его ничего не дала бы графу. Возможно, сэр Уильям наслаждался безнаказанностью, дразня прикованного льва, и то, что он во власти подобного создания, повредило рассудок вашего отца. Он даже вынужден был породниться с ничтожеством, которое презирал и ненавидел!

Последнюю фразу маркиз почти выплюнул, явно сочувствуя графу.

— Ну, хорошо, — сказала Честити, обретя наконец голос, — а при чем тут я? Почему отец был так жесток ко мне?

— Потому что Генри был братом сэра Уильяма, и ему тоже причитался добрый кусок пирога. Граф пляшет под дудку Вернемов и по сей день. Сэр Уильям и после смерти держит его в руках.