История папства - Джон Джулиус Норвич

Поведение обоих (ив меньшей степени Лукреции) Борджиа стало зловещим образцом злодейства и жестокости. Во многом это оправданно; однако все легенды содержат в себе элемент преувеличения, зачастую в них наблюдается стремление исказить истину. Более того, поскольку в центре легенды о Борджиа обычно их преступления, о положительных сторонах забывается. Ко времени своего избрания Александр был вице-канцлером пяти предшествующих пап; он знал положение дел в Ватикане как никто. За последние пятьдесят лет было сделано все возможное, чтобы улучшить репутацию Святого престола как одной из ведущих сил европейской политики, чтобы он мог на равных вести переговоры с Францией и Испанией. К несчастью, как это прекрасно знал Александр, ни о чем подобном не шло и речи. Не хватало денег, людских ресурсов, не было спокойствия даже в их собственных владениях, которому постоянно угрожали Орсини и Колонна, а также известная своим буйным нравом римская чернь. «Викариям папы», по преимуществу condottieri, занимавшимся грабежами где только можно, нельзя было доверять ни на минуту. Столь же вероломно вели себя крупнейшие итальянские государства, Венеция и Флоренция, Неаполь и Милан, да и другие города, менее важные, но в равной степени независимые. А ведь была еще Франция, постоянно угрожавшая новым вторжением, на втором плане — Испания и находившаяся на вершине могущества османская Турция.

Коротко говоря, повсюду у папства имелись враги и отсутствовали надежные друзья. Чтобы сохранить свою независимость, понтифику были отчаянно нужны крепкие финансы, надежная система управления, ловкая дипломатия; и все это Александр мог обеспечить в полной мере — независимо от того, какими методами он действовал. Он продемонстрировал это уже на второй год своего понтификата, когда убедил Карла VIII покинуть Рим, избавив тем самым себя и своих преемников от превращения не более чем во французских наместников. За одно это он заслужил благодарность потомства. То, что он не снискал ее, во многом обусловлено его личной жизнью и непрестанным поношением, которому он подвергался и при жизни и которое он воспринимал с величайшим равнодушием. Не раз Александр распекал Чезаре за то, что тот не проявляет такой же терпимости. Впрочем, возможно, он сделал бы лучше, если бы последовал примеру своего сына. Многие обвинения, выдвигавшиеся против него, он мог легко опровергнуть, если бы озаботился этим. Оставляя же их без ответа, папа способствовал укреплению своей ужасной репутации.

Несмотря на то что Чезаре Борджиа наконец выздоровел, болезнь, поразившая его в тот роковой день 12 августа, подорвала его жизненные силы. Уход со сцены Александра создал вакуум, который породил хаос со всеми вытекающими последствиями. Несколько городов открыто подняли восстание. Французская армия под командованием Франческо Гонзага уже достигла Ви-тербо, всего в сорока милях от Рима; тем временем испанская армия во главе с молодым[213] блестящим военачальником Гонсало де Кордоба спешила на север из Неаполя. В нормальных условиях Чезаре смог бы справиться с ситуацией, однако теперь, лежа тяжелобольной в Ватикане, он не мог быстро принять меры военного характера для спасения своего положения. Оставалось надеяться лишь на политические акции. Это означало, что необходимо добиться поддержки со стороны преемника его отца. Чезаре располагал примерно 100 000 дукатов из фамильной казны и, имея в своем распоряжении столь внушительную сумму, надеялся не вставая с постели подкупить участников предстоявшего конклава. Он решил любой ценой не допустить избрания своего наиболее опасного врага, кардинала Джулиано делла Ровере, племянника папы Сикста IV, который находился в изгнании во Франции основную часть понтификата Александра. Наиболее подходящим способом для этого, понимал Чезаре, было воспрепятствование возвращению кардинала в Рим.

Его ожидала неудача. Делла Ровере без приключений доехал до Рима вместе с кардиналом Жоржем д'Амбуазом, канцлером Людовика XII, который жаждал папской тиары не меньше его самого. Третьим серьезным претендентом являлся кардинал Асканио Сфорца, который порвал отношения с Александром из-за его профранцузской политики; освобожденный из тюрьмы д'Амбуазом, который хотел получить его голос в пользу француза, Сфорца, однако, как обнаружилось, пользовался неожиданно большой популярностью, а потому решил баллотироваться сам. По сути, вскоре д'Амбуаз оказался в изоляции: папа-француз в тот момент представлялся столь же неподходящим вариантом, как и испанец, особенно после того, как делла Ровере распространил слух о том, что за избранием д'Амбуаза последует новое перемещение резиденции пап во Францию. Казалось, борьба ведется между делла Ровере и Сфорца; однако ни тот, ни другой не могли набрать числа голосов, достаточного для достижения успеха, и выбор кардиналов остановился на компромиссном кандидате — Франческо Тодескини-Пикколомини, епископе Сиены, принявшем имя Пия III (1503) из уважения к его дяде, Пию II. Ему было уже шестьдесят четыре, но выглядел и вел себя он как куда более старый человек, тем более что его мучила подагра. У всех было предчувствие, что долго он не проживет.

В итоге он протянул всего двадцать шесть дней — один из самых недолгих понтификатов в истории. Пий III был цельной личностью, честным и прямодушным священнослужителем, единственным кардиналом, которому хватило мужества протестовать, когда Александр передал папские территории своему сыну, герцогу Гандии. Есть серьезные основания считать, что если бы он прожил еще, то созвал бы Вселенский собор и провел столь необходимые реформы. С его смертью 18 октября 1503 года такая возможность оказалась утрачена, и церковь пожала горькие плоды этого.

За одним из самых недолгих понтификатов последовал столь же недолгий конклав. Он состоялся 1 ноября и продлился всего несколько часов. Джулиано делла Ровере приложил все усилия для достижения успеха, с умом раздавая деньги; он сумел обеспечить себе даже голос Асканио Сфорца, единственного серьезного конкурента. Всем было ясно, что он рожден повелевать. Как писал венецианский посол, «никто не имел влияния на него, он советовался с очень немногими или не советовался вообще. Почти невозможно описать, какая сила и даже насилие требовались для того, чтобы им управлять, и насколько это трудно. И душой и телом он был титан. Все в нем впечатляло — и поступки, и страсти. Он возбуждает скорее страх, нежели ненависть, ибо в нем нет ничего мелочного или эгоистичного».

Может возникнуть мысль, что избрание этой устрашающей фигуры в качестве папы — он назвался Юлием II (1503-1513), не позаботившись о том, чтобы изменить свое имя, — означало смертный приговор Чезаре Борджиа. Однако вышло иначе. Всего за две недели до этого события Орсини взяли штурмом дворец Чезаре в Борго, и он (к тому моменту полностью выздоровевший) укрылся в замке Святого Ангела. Он все еще находился там, когда прибыли посланцы от делла Ровере с известием, что, если последний станет папой, он окажет Чезаре покровительство. Вследствие этого, узнав о восшествии Юлия II на престол, Чезаре возвратился в прежнее свое обиталище в Ватикане. Однако там его лишь терпели (и он сам хорошо понимал это). Удерживать его при себе входило в интересы папы просто потому, что его владения находились в Романье, где Венеция захватывала города один за другим; на тот момент у Юлия не было армии, и он нуждался в войсках Чезаре. Когда же нужда в герцоге Валентинуа отпадет, он избавится от него.

Так он, разумеется, и поступил. Чезаре Борджиа во многом сохранил прежнюю пылкость. Но теперь он лишился поддержки и защиты со стороны отца. Дни его могущества и власти отошли в прошлое — и он исчезает из нашей истории. Изгнанный в Испанию в 1504 году, он погиб в 1507 году, сражаясь за своего зятя, короля Хуана Наваррского, при осаде Вианы. Ему был тридцать один год.

Существует предание, что Микеланджело, работая над бронзовой статуей папы Юлия II высотой в 14 футов, предложил вложить книгу в левую руку фигуры. Папа отвечал: «Нет, дай мне меч, ибо я не книжный червь!» Юлий говорил чистую правду: он был солдатом до мозга костей. Со времен Льва IX (имеются в виду события 1053 года в Чивитате) папа никогда не командовал армией лично. Напротив, Юлий несколько раз выступал в роли предводителя войск; например, в январе 1511 года он в возрасте 68 лет в полном вооружении с великими трудностями вел свою армию сквозь снежные заносы, дабы отбить Мирандолу у французов. Подобно своему противнику Александру VI, он заботился исключительно о земном и преходящем; к духовному же он не имел ни малейшей склонности, и первоочередной своей задачей считал укрепление светской власти папства, чему и посвятил свой понтификат. Это неизбежно влекло за собой интенсивные боевые действия. Уже к осени 1504 года он преуспел в создании союза Франции и империи против Венеции — еще один пример приглашения в Италию иностранных войск для разрешения по сути своей внутренних противоречий; и в апреле 1506 года, сразу после закладки нового собора Святого Петра папа повел всю курию в поход для возвращения Перуджи и Болоньи из-под власти местных фамилий, которые считали себя независимыми тиранами и вели себя соответственно. Бальони в Перудже капитулировали без борьбы — есть основания подозревать, что это вызвало у Юлия разочарование; Бентивольо в Болонье оказали сопротивление, но в конечном счете paterfamilias[214] Джованни, который правил здесь более сорока лет, бежал во Францию, и папа с триумфом вступил в город[215].