Ядовитые цветы - Анна Берсенева

Лиза ненавидела больницы: ее пугала безнадежность больничной обстановки, и ей сразу казалось, что, попав в этот унылый мир, она уже никогда не выберется из него. Склиф оказался исключением, потому что там она думала только об Арсении. А здесь была к тому же гинекология, которой Лиза вообще боялась…

В коридоре стояла каталка, покрытая простыней в бурых въевшихся пятнах. Женщины в казенных халатах ходили по коридору – осторожно и медленно. У некоторых из них животы уже были большими, заметными, и Лиза удивилась: а они-то что здесь делают?

Она нашла смотровую и, никого там не обнаружив, села на стул у двери.

– Ты чего ждешь? – тут же спросила ее немолодая женщина с большим животом, вышедшая из палаты напротив.

– Меня врач должен посмотреть, – пробормотала Лиза.

– Аборт пришла делать?

Лиза кивнула.

Женщина окинула ее презрительным взглядом. Лицо у нее было веснушчатое, рыхлое, с маленькими голубыми глазками.

– А-а! – равнодушно протянула она. – А я думала, сохраняться.

Не глядя больше на Лизу, она направилась к умывальнику мыть чашку.

Наконец появилась Софья Константиновна – высокая, элегантная дама в изящном белом халате.

– Вы от Арсения Долецкого? – спросила она. – Проходите, пожалуйста. Да-а, – сказала она, снимая резиновые перчатки. – Вам, девушка, сколько лет?

– Двадцать, – испуганно ответила Лиза.

– А похоже, что пять! Разве можно доводить до такого срока, раз уж собрались делать аборт? – Голос у Софьи Константиновны был строгий и даже раздраженный. – Ну, вот что мне прикажете с вами делать? – продолжала она. – Ни за что бы не взялась, если бы уже не пообещала Арсению. Тринадцать недель, не меньше – просто безобразие! Ладно, – смягчилась она, увидев перепуганное Лизино лицо. – Пойдите пока в четвертую палату, займите коечку. Вас вызовут.

Войдя в четвертую палату, Лиза увидела пятерых женщин, среди которых была и та, веснушчатая. Женщины сидели и лежали на застеленных кроватях, грызли яблоки, листали журналы и перебрасывались ленивыми фразами. При виде Лизы они замолчали.

– Ну, чего тебе сказали? – спросила веснушчатая. – Берут на аборт?

Лиза кивнула.

– Занимай тогда койку – вон та свободная. – Она указала Лизе на кровать у окна. – Ты сейчас расстели, потом не до того будет. И клеенку подложи, она под матрасом, а то загадишь тут все.

Лизу била мелкая дрожь, руки и ноги у нее похолодели. Наверное, она побледнела, потому что одна из женщин, молодая, с худым, измученным лицом заботливо спросила:

– Плохо тебе? Может, водички попьешь?

Лиза расстелила постель, села на край кровати. Она чувствовала, что еще немного – и она потеряет сознание от страха и отчаяния.

«Зачем все это, зачем?» – звенело у нее в голове.

– Незамужняя, наверно? – опять начала расспрашивать веснушчатая женщина.

Она была в палате самой любопытной – остальные снова занялись своими делами.

– Замужем, – ответила Лиза.

– Так чего ж тебя муж сюда отправил? – удивилась та. – Хотя с них чего взять? Все они сволочи, свою надо голову иметь… Дети есть у вас?

– Нет.

– Ну, вы даете! – пожала плечами веснушчатая. – Меня Клавдия зовут. Дурите по молодости, а потом из больниц не вылазите, все выкидыши один за одним. Вон, Катька тоже такая была, как ты, а сейчас пятый месяц лежит, даже шевелиться ей не разрешают. Еще родит ли живого, не факт. Правда, Кать? – обратилась она к женщине с измученным лицом.

– Что ты пристала к девочке, Клава? – сказала та. – Зачем ее пугать?

– А чтоб умная была, – не унималась Клавдия. – По молодости, конечно, все трын-трава, а потом уж поздно! Срок-то у тебя какой?

– Двенадцать недель. Или больше… – пробормотала Лиза.

– Чокнутая! – даже присвистнула Клавдия. – Вот уж точно дура!

– Что ж, бывает, – философски заметила еще одна женщина, лежащая на кровати у стены. – Ведь не всегда уследишь…

– Трахаться надо меньше, – поучительно сказала Клавдия. – Слыхала анекдот? Кефир надо пить – не до того и не после, а вместо того!

Она засмеялась, но никто не подхватил ее смех. Наверное, женщины уже надоели друг другу до одурения.

Лиза пробыла в этой палате не больше получаса, а ей уже казалось, что не существует больше ничего, никакой другой жизни, кроме этой – с веснушчатой беременной Клавдией, которая советует меньше трахаться…

– Здесь наркоз хоть дают? – спросила Лиза у той, которую Клавдия назвала Катькой.

– Укол делают в руку, – ответила она. – Минут пятнадцать действует.

– А… А успеют? – Лиза старалась, чтобы не стучали зубы.

– Это уж как получится, – тут же включилась в разговор Клавдия. – Таким дурехам, как ты, – так, может, и не успеют!

– Софья Константиновна – очень хороший врач, – успокаивающим тоном сказала Катя. – Для вас ведь это важнее всего – чтобы никаких осложнений… Мне вот действительно не повезло в первый раз, теперь мучаюсь.

– Успенская, в операционную, – заглянула наконец в палату пожилая медсестра. – Быстро, быстро, девушка, некогда с вами! Халатик тут оставь.

Лиза едва не упала, идя по коридору, ноги у нее подкашивались.

– Ложитесь, Лиза, – сказала Софья Константиновна, когда та вошла в операционную и беспомощно огляделась. – Вот сюда ложитесь.

Голос у нее был спокойный и доброжелательный. А Лиза-то боялась ее после той фразы о «безобразии»!

– Лекарства как переносите? Аллергии нет? Сейчас укольчик сделаем, голова немного закружится, будет сушить во рту, это нормально, бояться не надо, – услышала Лиза ее голос, глядя вверх, на ярко вспыхнувшую лампу над столом.

После укола голова у Лизы действительно закружилась, в глазах поплыло, и она почувствовала, что уходит из этого мира в другой – странный, замедленный. У нее зазвенело в ушах – все громче и громче. Этот звон постепенно пронизывал все ее тело, он превращался в каких-то существ с длинными щупальцами, которые обвивали Лизу со всех сторон, впивались ей в живот, присасываясь все сильнее… Она хотела вскрикнуть, но губы не шевелились.

Лиза не знала, сколько времени продолжалось это состояние. Но, как ни странно, ей не казалось, что она спит. Она слышала голоса, доносившиеся издалека, различая только обрывки фраз:

– … ложку… еще чуть-чуть… оболочки…

Потом она поняла, что голоса становятся громче, отчетливее, – и тут же дикая, невыносимая боль пронзила ее! Она вскрикнула, дернулась, слезы брызнули из ее глаз фонтаном.

– Господи, уже проснулась! – услышала она голос Софьи Константиновны. – Подержите-ка ее! Лиза, Лиза, потерпи еще минутку. Мне ведь тяжело, ты представь, какой он большой уже! Все, почти все, еще немножко – и все! Голова только осталась, ну потерпи еще… Надо же все вычистить хорошенько!