Лето длиною в жизнь (СИ) - Морган Натали

— Я помню, — вздохнула я. — Твоя картина, — я опустила взгляд в свой бокал, покачала его, смотря как вино облизало стенки, — я храню ее.

— Спасибо, — отозвался Джерман, доставая блюдо из духовки. — Садись за стол, все готово! Надеюсь, ты проголодалась. — он подмигнул мне.

— Безумно! — призналась я, поднимаясь с мягкого дивана и пересаживаясь на высокий деревянный барный стул. Джерман зажег свечи, приглушил верхний свет, создавая приятную атмосферу. Он нажал на пульт и из динамиков, что были вмонтированы по углам гостиной, зазвучала спокойная тихая музыка. — А ты романтик! — улыбнулась я.

— Мне нравится создавать вокруг себя уютную обстановку, в которой можно расслабиться, спокойно беседовать, отключаясь от внешних раздражителей. — Джерман наполнил мне повторно бокал. — Я хочу знать, как ты жила, Эмили. Можно опустить рассказ о твоей карьере, о ней я знаю все. Да, да, не удивляйся, — Джерман хмыкнул, — я следил за тем как ты росла. Первая публикация, первая выставка, проекты, в которых ты принимала участие — ничто не прошло мимо меня. Я узнаю твою руку из миллиона работ, у тебя есть свой стиль, свой характер.

— Спасибо, — я опустила глаза в смущении, мне было очень приятно слышать все то, что говорил Джерман. Это была высокая оценка от человека, который уже давно был профессионалом в своей области, авторитетом.

— Я жду, — тихо сказал он.

И я рассказала ему все, начиная с развития отношений с Джеймсом и заканчивая нашей развалившейся семейной жизнью. Не знаю, сколько времени занял этот разговор, даже скорее только мой монолог, больше похожий на исповедь. Но начав говорить, я не могла остановиться, слова лились из меня горьким потоком. Джерман слушал молча, не перебивая, не издавая не единого звука, лишь иногда я замечала, как он сжимал кулаки или прикрывал глаза, делая тяжелый вздох. А я говорила и говорила, и моя боль с каждым словом отступала, мое разочарование и горечь съеживались и таяли. Я ощутила в буквальном смысле слова, что мне стало легче дышать, что те тиски, что сжимали мое сердце, ослабли.

За окнами было совсем темно, когда выдохнувшись, я, наконец, замолчала. Внутри было такое опустошение, что мне вдруг стало страшно, что эта пустота поглотит меня снова, превращая опять в свою рабыню. Я прикрыла глаза и положила голову на валик дивана, губы подрагивали, а в горле опять поднимался ком.

— Ты устала, — Джерман погладил меня по плечу. — Оставайся, уже поздно ехать в отель. У меня есть отдельная гостевая комната. А завтра утром я тебя провожу.

Я хотела его поблагодарить за внимание и участие, за то, что выслушал. И не успела, потому что слезы неуправляемым горячим потоком хлынули из глаз. Джерман мгновенно окутал меня своими теплыми объятиями, прижал к своей груди, гладя по голове и шепча на ухо ласковые успокаивающие слова, а я вжималась в его тело, стискивала руками его рубашку, дрожа от той нервной лихорадки, что накрыла меня с головой.

Он легко подхватил меня на руки и куда-то понес. Я прикрыла глаза, продолжая всхлипывать. Джерман открыл дверь, не зажигая света, внес меня в комнату и осторожно положил на кровать. Он прижался губами к моему виску, провел пальцами по моим щекам, вытирая мокрые дорожки от слез.

— Отдыхай, — проговорил он, поднимаясь, но я ухватила его за руку.

— Останься, — отрывисто прошептала я. Мне почему-то стало очень страшно от того, что мне придется остаться один на один со своими эмоциями.

Джерман замер на месте, я чувствовала его колебания, но в моем голосе и жесте было столько отчаяния, что он сдался. Джерман опустился на кровать рядом со мной, заключая меня в кольцо своих рук. Я положила свою голову ему на грудь, слушая как гулко бьется его сердце под моей щекой, закрыла глаза и практически мгновенно провалилась в сон.

Я проснулась от того, что мне было тяжело, душно и жарко. Что-то крепкое, тяжелое и большое прижало меня к кровати, не давая пошевелиться и нормально вздохнуть. Я приоткрыла глаза и уткнулась взглядом во взлохмаченную макушку, которая покоилась у меня на груди. Джерман спал, крепко обнимая меня за талию и закинув на меня ногу, создавая из своего тела жаркий кокон, в который он неосознанно заключил меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я осторожно повернула голову к окну, где из-под приоткрывшейся шторы, пробивались солнечные лучи. Джерман уловил мое движение и еще крепче сжал меня.

— Останься, — прошептал он, проведя носом по моей шее и открывая глаза. — Тебе же не обязательно уезжать сегодня, правда? Побудь эти три дня со мной, — он приподнялся на локте и взглянул с нежностью на меня, отчего у меня побежали мурашки по телу. — Пожалуйста. — он медленно перевел взгляд с моих глаз на губы, задержался на них. Сердце дернулось от неожиданного горячего импульса, который пронзил меня насквозь. Я коснулась его щеки, провела по ней подушечками пальцев, скользнула по шее, обнимая и осторожно потянув его к себе. Мне казалось, что любое резкое движение может нарушить то трепетное чувство, что окутывало нас с каждой секундой. Джерман мягко коснулся своими губами моих, как будто спрашивая разрешения, а я распахнула свои губы ему навстречу, со стоном отвечая на его такой осторожный и бережный поцелуй. Он прошелся языком по губам, очерчивая их, потом скользнул им внутрь, исследуя, играя, лаская. Ощущения захватили меня, не давая дышать, отключая полностью разум. Эмоции обрушились неконтролируемой лавиной, выпуская наружу мой голод по мужским рукам, по мужским ласкам. Тело среагировало мгновенно, выгибаясь, бросаясь навстречу Джерману, жадно ловя его прикосновения, такие головокружительные и трепетные, сводящие с ума своей безграничной нежностью. Джерман не спешил брать, он отдавал всего себя мне, чувствуя каждую мою реакцию, впитывая каждую мою эмоцию, каждый вздох, каждый стон. Он смотрел на меня, и я читала в его глазах бесконечное обожание и желание дарить наслаждение каждым прикосновением. И мое тело отвечало ему сладкой дрожью, оно тянулось за его руками и губами, ловя его ласки, так остро и жадно как никогда. Джерман любил меня так отчаянно и упоенно, словно утолял жажду, которая его мучила, и никак не мог напиться.

— Как же долго я ждала этого, — шептал он позже, прижимая меня к себе, — как долго я ждал тебя! Ты необычная, такая сладкая, тебя хочется съесть, чтобы ты больше никому не досталась, конфетка, — он прикусил мочку моего уха, спустился поцелуями по скуле и прижался к губам. Джерман обволакивал своей неспешной нежностью как вакуумом, из которого не хотелось выбираться, а наоборот хотелось в нем забыться, пропасть, остаться навсегда. Он стал моим спасением, тем вирусом, что, проникнув в кровь, излечил мою израненную душу.

Я сидела на полу в гостиной у Николь дома, а на моих коленях, удобно устроившись и прижавшись маленьким тельцем к моей груди, расположилась Эмма, моя любимая крестница. Ее золотистые светлые волосы завивались тугими кольцами и красиво падали ей на спину. Мы читали с ней очередную книжку, которую она принесла мне из своей детской. Периодически она поднимала ко мне свою симпатичную смуглую мордашку и впивалась внимательным взглядом бирюзового цвета глаз мне в лицо, когда я отвечала на тот или иной вопрос о картинке, которую мы разглядывали в книге. Она была очень смышленая для своих трех лет, с ней было очень интересно общаться.

— Ники, признайся, вы кормите ее какими-то инновационными продуктами, что она так быстро растет! В прошлый раз, когда я ее видела, она была совсем малышкой.

— Ну, если ты будешь к нам приезжать только раз в полгода, то да, тебе еще и не то покажется, — ответила Николь, протягивая Эмме яблоко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Где Александр?

— Улетел вчера на конференцию в соседний штат, там собираются исследователи, с которыми он был в Перу.

— Надолго?

— На неделю точно. — Николь опустилась на ковер рядом со мной, погладила по голове Эмму. — Как прошла твоя поездка? Как Париж?

— Отлично, — улыбнулась я. — Я, кстати, привезла тебе подарок. Увидела эту вещицу и не могла пройти мимо. Она у меня в сумке, — кивнула я в сторону прихожей.