Начальник Америки (СИ) - Фомичев Сергей

Формально, чтобы не вызывать лишних подозрений, всех переселенцев мы записывали в судовую роль ландсмэнами — то есть матросами самого низшего ранга. Некоторых правда удавалось приставить к настоящему делу на время рейса. Помощником корабельного плотника стал краснодеревщик, помощниками парусного мастера — ткачи. Кузнец был настоящим, как и кок (отличны повар одной из лондонских таверн). У нас появился даже свой хирург, хотя уж эти-то джентльмены не испытывали дефицита вакансий. Я даже было заподозрил, что с нами отправился маньяк, скрывающийся от правосудия.

Некоторые моряки хотели отправиться с женщинами, что считалось в порядке вещей на приватирах. Парни не учитывали одного — нам предстоял слишком долгий путь, где на счету возможно будет каждый галлон воды и каждый фунт хлеба. С другой стороны, наличие женщин увеличивало шансы на то, что после рейса моряки осядут в Виктории. Я вообще надеялся уговорить часть людей остаться в Америке. Нам не помешают грамотные моряки с иным багажом знаний и опыта, чем у камчатских зверобоев. А офицеры вроде Скипджека или Слэйтера вполне могли бы претендовать на высокие должности. Определять потенциал я поручил Слэйтеру. Запасов у нас хватало на пару десятков лишних ртов. Но я настаивал на проверке всех подруг, как и самих матросов, у доктора.

Корабль всё больше напоминал плавучий город. Ещё до выхода в море я начал учить английскому русских, и проводить занятия по русскому языку среди английской части команды. Отдавать на это полчаса в день было одним из условий контракта. Обучая других, я не переставал учиться сам. Прежде всего морскому делу и английской терминологии. Вместо физических упражнений прохаживался по палубе и перенимал науку управления парусами.

— Грот? — спрашивал я у Спиджика или Слэйтера.

— Грот?

— Та мачта, что посредине.

— Мэйн.

— Мэйн. То есть, главная мачта?

— Именно так.

— Отлично… кливер?

— Джиб.

Шкоты превращались в шиты, ванты в шруды, киль… киль оставался килем.

Наконец, пришло время, когда все грузы надёжно улеглись в трюмах, а пассажиры и матросы поднялись на борт. Прилив достиг максимума и нам следовало воспользоваться полной водой для выхода в море.

— Пора наполнить легкие кислородом, а мистер Спиджик? — подмигнул я шкиперу.

— Кислородом? — переспросил стоящий рядом с нами шляпник.

Мы находились на квартердеке (иногда я порывался назвать эту часть корабля квотербеком) — все старшие офицеры и компаньоны.

— Воздух состоит из смеси газов, мистер Уильямс, — пояснил я. — Для жизни человеку нужен кислород. Его открыл недавно французский ученый Лавуазье. Но в чистом виде этот самый кислород ядовит. Поэтому мироздание в своей величайшей мудрости придумало разбавлять его другими газами, от которых человеку нет ни вреда, ни пользы. Подобно тому, как мистер Спиджик разводит ром водой, перед раздачей его матросам.

— Наука великая вещь, да мистер Эмонтай? — сказал с ухмылкой шкипер.

— Определенно.

— Должен вам сообщить, что у нас на борту обнаружился беглец, — после внутренней борьбы произнес шкипер. — Один из арестантов с того смуглерского шасс-маре, что давеча попытались сбежать из местной тюрьмы.

— Вроде бы их всех поймали, — заметил я.

— Лягушатников переловили, как кроликов, сэр, — фыркнул Спиджик. — Немудрено, с их-то смешным говором. Но этот оказался американцем. Он ловко подсел к нашим парням в пабе, а потом пробрался с ними на корабль. Они дружно орали песни, а вахтенный не догадался заглянуть в лицо к каждому. Дело открылось только сегодня утром. Я не стал принимать решение без вас. По правде говоря, жалко парня. Но только скажите, мы выставим его на набережную в два счета.

— Не стоит, — пожал я плечами.

С высоты квартердека я еще раз взглянул на Ярмут. Городок мне понравился. Он больше походил на нашу Викторию, чем Лондон или любой другой город Англии. Здесь практически не ощущалась власть короля и парламента, снобизм аристократии, доминирование достопочтенных компаний. Здесь царил дух авантюры, приключений, предпринимательства. И лучше бы нам быть больше похожими на Ярмут, чем на Лондон.

— Выводите нас в море, мистер Спиджик, — сказал я.

Часть II

Капитан. Глава семнадцатая. Начальник

Часть II. Капитан

Империя похожа на триремув канале, для триремы слишком узком.Гребцы колотят веслами по суше,и камни сильно обдирают борт.Иосиф Бродский. Post aetatem nostram

Глава семнадцатая. Начальник

Признав, что проекты не всегда воплощаются в соответствии с замыслами, а запущенная однажды система развивается по своим собственным законам, я махнул рукой и понемногу отходил от конкретных дел. Худо-бедно отладив процесс, я заскакивал в Викторию несколько раз в год для профилактического осмотра и мечтал дождаться расцвета колоний, увидеть, во что выльются начинания. Манипулируя временем, я вовсе не стал бессмертным.

Когда ушло напряжение, вызванное борьбой за существование и гонкой со временем, вновь проснулась страсть к путешествиям.После окончания войны за независимость в мире возникло небольшое затишье перед бурей революционных и наполеоновских войн. Торговля возобновилась, экономики пошли в рост. Я воспользовался недолгим миром, чтобы немного прошвырнуться по свету. Хотя скупка технических новинок, литературы и промышленный шпионаж оставались в списке приоритетов, путешествия по большей части путешествия носили познавательный характер.

Я странствовал без определённой цели, удовлетворяя любопытство по мере попадания чего-нибудь на глаза. Славно послушать живьём немецких композиторов, а мне между прочим, удалось застать один из концертов Моцарта в Праге, где маэстро присутствовал лично. Понемногу я расширял доступную мне Ойкумену. Совсем не так, как в конце двадцатого века, где к моим услугам был предоставлен общественный транспорт и стандартизация топонимов. Здесь приходилось использовать примитивные средства. Иногда выручали повозки, парусные суда, но до внутренних территорий случалось добираться пешком.

Годовой переход на «Палладе» научил меня разбираться в парусах и веревках. Я даже увлекся настолько, что по возвращении заказал мастерам Тропинина небольшую скоростную яхту, которую назвал «Американской Мечтой». Корпус её был идеальным, борта до ватерлинии обшиты медью. Чугунный фальшкиль придавал остойчивость, позволяя идти круто к ветру и не бояться внезапных порывов или сильного крена. Мы даже рассматривали возможность сделать пустотелые мачты и грот с закруткой внутрь. Разработка этой технологии, однако, затянулась, поэтому приходилось по старинке убирать паруса и брать рифы. С помощью системы лебёдок и блоков, я мог управляться с «Мечтой» в одиночку. Впрочем, ходить по океану даже на таком совершенстве одному было занятием рискованным. Когда возникала нужда в дальней дороге, я брал с собой небольшую команду. Зато если требовалось перенестись на судне через пространство и время, механизация приходилась кстати.

Разумеется, далеко не во всякий порт восемнадцатого века можно было заявиться на собственном кораблике. Я использовал яхту по большей части на нашем берегу. Для путешествий по Европе и тем более для визитов в родную империю умнее казалось использовать обычную лодку. Она привлекала меньше внимания.

В Петербург я прибывал каждый раз, как в логово врага. Во многом так оно и было. Если бы не меховой бизнес, не хлопоты по отправке крестьян на обучение в Англию, я предпочёл бы вообще не появляться в столице. Дыхание власти ощущалось здесь почти физически. От каменных фасадов, мостовых, от одеваемых в гранит набережных веяло холодом пыточных подвалов. В каждом перехваченном взгляде холёного чиновника или офицера читалась угроза. Даже гениальный Медный всадник внушал чувство далёкое от почитания. Он точно собирался растоптать меня копытами. А кроме казенной угрозы имелась ещё одна. Ведь где-то здесь на Васильевском острове должны были свить гнездо гоблины, что отслеживают активность разного рода попаданцев.