Новый Дозор - Сергей Лукьяненко

Я вздохнул.

– Значит, твои претензии не к Темным? Не к вампирам, охотящимся на людей? Не к Темным магам и колдуньям?

– К ним тоже, – быстро ответил Валентин. – Но во вторую очередь. Я не могу видеть, как страдают люди!

– Кстати, а ты бабушке помог? – небрежно спросил я.

– Вы о чем?

– Спросил ее, почему она плачет? У нее нет денег на хлеб с кефиром? Или она потеряла кошелек? Или просто в глубоком маразме и всю пенсию прячет «на похороны»? Знаешь, у старушек такое бывает.

– Всем бабушкам в России я помочь не могу, – обиженно сказал Валентин.

– А почему только в России? – удивился я. – Ты знаешь, как страдают африканские бабушки и дети? Ты же не расист?

– Нет! – возмутился Валентин. – Но там есть другие люди, другие Иные. Полагаю, это их долг.

– Соглашусь, – кивнул я. – Но все-таки! Ты Иной. Хоть и Светлый, но способности Иного позволяют тебе даже в рамках закона и морали жить вполне прилично.

Наверняка у тебя есть в кармане тысяча-другая… Ты бабушке-то помог?

– Оставьте эту демагогию, Городецкий! – неожиданно тонко выкрикнул Валентин. – Я убежал! От стыда! Нельзя заткнуть дырку в плотине пальцем!

– Можно, – ответил я убежденно. – Если дырка маленькая, а палец крепкий. Ты Иной. Но прежде всего ты человек. Ты не помог одной-единственной бабушке на твоем пути… так на что ты хочешь потратить Силу?

– Я пойду в Кремль, – сказал Валентин ледяным голосом.

– И что? – заинтересовался я. – Надеюсь, не станешь убивать всех по пути, как некий дон Румата?

Валентин непонимающе посмотрел на меня.

– Это из другой книжки, не про Шухарта, – пояснил я. – Не бери в голову. Так что ты хочешь?

– Я реморализую их, – сказал Валентин. – Всех их. От президента и до… до… до кремлевского завхоза.

– Допустим, – кивнул я. – Ты пробьешь защиту, наложенную обоими Дозорами… как раз от таких вот желающих вмешаться… и изменишь природу всех людей, которые имеют отношение к власти. Президента, министров, депутатов… И что?

Валентин даже запыхтел от возмущения.

– Как «что»? Прекратится коррупция, будут соблюдаться законы. Жизнь людей наладится!

– Но ты же не реморализуешь всех людей в стране, – мягко сказал я. – Темные получат право на ответку. И что?

– Да ничего! Если власть будет высокоморальной…

– То ее за несколько дней съедят те, кого твои заклинания не затронут. У них не будет угрызений совести, сомнений, колебаний. Честный политик – это оксюморон. Твоим же, высокоморальным, сразу припомнят все грехи… да они и сами начнут в них каяться.

– И пусть уходят!

– Но пришедшие будут ничуть не лучше.

– А что тогда, ничего не делать? – возмутился Валентин. – Люди обречены на страдания? Что вы предлагаете? «Не трогай, пока не воняет?»

– Лучше уж «не трогай, пока работает», – поправил я. – Валентин, вся беда в том, что власть – отражение общества. Кривое, гротескное, но отражение. И пока большинство граждан в стране, доведись им попасть во власть, будут воровать и считать себя лучше других – никакая реморализация верхушки ничего не изменит. Политики, которые обретут совесть, уйдут. А на их место придут новые – без совести. Должны измениться люди, общество…

– Вы это уже говорили, – буркнул Валентин.

– Ага. Но могу и еще повторить.

– Нет, Антон, – твердо сказал Валентин. – Я не верю. В вас говорит усталость… пессимизм. Ну и, уж извините, личный шкурный интерес.

– Какой? – поразился я.

– Ночной Дозор устраивает статус-кво, – мрачно произнес Валентин. – Тешите свое самолюбие, благополучно существуете, а серьезных изменений в обществе боитесь. Может, вообще боитесь оказаться не у дел? Станет в жизни меньше зла, так ведь не только Дневной Дозор сократится, и вы тоже станете не нужны!

Я только покачал головой. Мне вдруг стало совершенно ясно, что спорю я зря. Валентин хочет творить добро. Активно, деятельно, с песнями и плясками. А я ему тут что-то бормочу о человеческой природе, о том, что невозможно взмахнуть волшебной палочкой и принести всем счастье.

– И вы меня не остановите, – продолжал заводиться Валентин. – Я приду в Кремль… там как раз сегодня президент выступает перед Думой. И всех их приведу в чувство! Я все рассчитал. У меня хватит Силы отразить любое ваше заклинание, и еще останется на массовую реморализацию.

– Сфера Отрицания? – уточнил я.

– Угу. – Валентин с гордостью кивнул.

– Хорошее заклинание, – признал я. – Ты и впрямь можешь блокировать любую мою магию, да еще и подпитаешься от нее…

Валентин заулыбался. Выглядел он как школяр, заслуживший похвалу от строгого учителя.

Тянуть больше не было смысла. Я сунул руку в карман куртки, достал короткую телескопическую дубинку, встряхнул – та раздвинулась.

– А… – Валентин начал привставать. До него запоздало дошло, что происходит.

Я слегка толкнул его в грудь свободной левой рукой – как и ожидалось, Валентин вскинул руки, защищаясь от безобидного удара. Вот тогда я и огрел его дубинкой – с замахом, так что плотная резина с металлическим утяжелителем гулко стукнула незадачливого Иного по макушке.

Глаза у Валентина закатились, и он осел. Я придержал его за куртку, усаживая обратно в кресло. Рядом тут же оказался Пастухов, держа на изготовку свою, куда более увесистую полицейскую дубинку.

– Спокойно, все уже хорошо, – сказал я ему. – Сейчас… минутку…

Ох и накачался же парень! Я впитывал Силу сколько мог, потом начал выпускать в пространство. Лишенная контроля Сфера Отрицания мне уже не мешала. Народ на трибунах оживился, зааплодировал, заорал. Музыка заиграла громче.

Вот учишь их, учишь… А все равно вместо «щита мага», который защищает от всего, используют Сферу Отрицания. Ну хоть бы слабенький «хрустальный щит» наложил под Сферу…

Эх, молодежь…

Закончив, я наложил на Валентина «скрепы», полностью блокировав его магические способности. Использовать их можно только на Ином, находящемся без сознания, да и держатся они всего несколько часов. Но этого хватит.

– Живой, – осмотрев Валентина, сказал Пастухов с облегчением. – Слушай… он же вроде ваш, Светлый?

– Если Светлый, то это еще не значит, что наш… – вздохнул я. К нам уже направлялся Семен.

– И что с ним будет? – поинтересовался Пастухов. Похоже, он сочувствовал парню.

– Суд. – Я пожал плечами. – Натворить он ничего не успел… получит лет пять – десять поражения в правах. Это значит – жить без магии.

– Ну, не так уж и страшно, – расслабился Пастухов.

– Не скажи, – вздохнул я. – Ох, не скажи… если уже привык… А он привык.

Глава шестая

Гесер смотрел на меня с обидой и удивлением. Нет, не просто с обидой – с разочарованием. Так, наверное, может смотреть на своего ученика великий художник, только что узнавший, что ученик подворовывал у него краски и кисти, а на нескольких картинах шутки ради пририсовал прекрасным дамам усы.