Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг - Чарльз Тилли

Вероятнее всего, зависимость между внешним влиянием и политической нестабильностью не прямолинейна, и нестабильность достигала пика при среднем и/или меняющемся уровнях внешнего контроля. Между тем зависимость внешнего влияния и военного контроля — прямая в высшей степени. Крайней формой внешнего влияния является военная оккупация; пока продолжается оккупация оккупируемый режим имеет тенденцию не меняться. Вторая мировая война отличается от предшествующих войн с участием многих государств тем, что после нее не было общего урегулирования. После этой войны Германия, Австрия, Япония, Корея и некоторые другие районы на долгие годы остались под военной оккупацией. В послевоенные годы великие государства Запада — СССР и США, вне всякого сравнения — держали беспримерно большие военные соединения заграницей. В 1987 г. 29 государств официально размещали свои войска на территории других государств. У США было 250 000 человек в Западной Германии, 54 000 в Японии и 43 000 в Южной Корее, а Советский Союз разместил 380 000 человек в Восточной Германии, 110 000 в Афганистане, 65 000 в Венгрии и 60 000 в Чехословакии. В указанном отношении лидировал Советский Союз. СССР: 730 090 войск за границей, США: 492 500, Вьетнам: 190 000, Соединенное Королевство: 89 500, Франция: 84 450, Куба: 29 250.

Особое удивление в приведенном списке вызывают Вьетнам (у которого было 140 000 войск в Камбодже и еще 50 000 в Лаосе) и Куба (27 000 в Анголе и еще войска в Конго, Никарагуа и Йемене) (Sivard, 1988: 12–13). Хотя наиболее влиятельные государства иногда посылали войска, чтобы предотвратить переход власти или вернуть власть назад, но в целом их присутствие значительно сокращало возможность изменения режима.

Военное устройство

Военные расходы мировых государств увеличиваются быстро. После демобилизации по окончании Второй мировой войны они решительно возросли (на душу населения), особенно в третьем мире. В 1960–1987 гг. (с поправкой на инфляцию) военные расходы на душу населения возросли почти на 150%, а ВВП на душу населения — только на 60% (Sivard, 1988: 6). Хотя в богатейших странах мира военные бюджеты сократились примерно с 6,9% ВВП в 1960 примерно до 5,5% в 1984 г., в беднейших странах этот показатель увеличился — с 3,6 до 5,6%. Бедные страны мира теперь тратят больше из своих скудных доходов на оружие и армию, чем богатые из своих гораздо более достаточных доходов. («Богатыми» мы признаем Австралию, Австрию, Бельгию, Болгарию, Канаду, Чехословакию, Данию, Восточную Германию, Финляндию, Францию, Венгрию, Исландию, Ирландию, Израиль, Италию, Японию, Люксембург, Нидерланды, Новую Зеландию, Норвегию, Польшу, Румынию, Испанию, Швецию, Швейцарию, бывший СССР, Великобританию, Соединенные Штаты и Западную Германию. «Бедные» — все остальные страны.)

В отношении военных расходов регионы мира обнаруживают большие различия. Табл. 7.2 предоставляет на этот счет детали. В пересчете на душу населения в 1984 г. больше всего в мире тратили Северная Америка, страны Варшавского пакта и Ближнего Востока, в то время как в отношении ВВП гораздо больше остальных стран всего тратили страны Ближнего Востока. В этом неприглядном соревновании чемпионами были Ирак, где военные расходы составляли примерно 38,5% ВВП, Оман — 27,9%; Израиль — 24,4%, Саудовская Аравия — 22%, Северный и Южный Йемен — 16,9 и 15,1%, Сирия — 14,9% и Иран — 14,6%; и только дальше список стран переходит из региона Ближнего Востока к Анголе, СССР, Монголии, Ливии, Никарагуа Эфиопии. Исследуя положение в 60 странах третьего мира в 1960, 1970 и 1980 гг., Су–Хун Ли обнаружил, что на рост военных расходов особенно влияло (во–первых) участие государства в войне и (во–вторых) зависимость от внешней торговли (Lee, 1988: 95–111). Так что уязвимость ближневосточных государств объяснялась нефтью и войнами.

Таблица 7.2. Военные расходы и власть военных по регионам мира, 1972–1986 гг.

Источник: Ruth Leger Sivard, World Military and Social Expenditures, издания 1974, 1981, 1983 и 1988 гг.

Также и численность вооруженных сил оставалась довольно постоянной в богатых странах мира с 1960 г., хотя расходы на одного солдата (матроса, летчика) резко увеличились, в то время как в более бедных странах численность войск выросла примерно вдвое с 1960 г. (Sivard,1986: 32). В 1960 г. 0,61% населения Земли служили в армии, к 1984 г. это число несколько сократилось — 0,57%. Однако в бедных странах эта величина выросла с 0,39 до 0.45%; богатые страны все еще держат под ружьем больше (в пропорциональном отношении) населения, но здесь эти показатели падают, а в бедных странах растут. В 1964–1984 гг., например, вооруженные силы Гайаны (за исключением полиции) выросли с 0,1 до 1,8% относительно численности всего населения (Danns, 1986: 113–114). Подобный же рост отмечается повсюду, где бывшие колонии переходили от примитивных сил правопорядка, оставленных империалистическими державами, к полномасштабным армиям (militias) и флотам. В 1980–е гг. наибольший процент военных относительно численности гражданского населения регистрировался на Ближнем Востоке, за ним следовали страны Варшавского пакта и Северная Америка. Высокие показатели были также у Вьетнама (2,1%), Ирана (2,4), Сирии (2,7), Ирака (3,5) и Израиля (4,3). Показатель 4,3% означает, что один из 23 человек служит в армии, причем включая женщин, мужчин и детей. Такой уровень почти соответствует интенсивной мобилизации Швеции в начале XVII в.

Больше того, за последние четверть века сильно изменилось направление потоков оружия в мире. Быстро вырос простой объем экспорта вооружения, преумножившись примерно с 2,5 млрд долларов в 1960 г. до 37,3 млрд долларов в 1983 г. (Sivard, 1986: 32). Пришпориваемое военной помощью великих держав вооружение течет во всеувеличивающихся масштабах в третий мир. Ушла в прошлое система, когда оружие направлялось главным образом из одной части западного мира — в другую. Теперь сложилась система, когда оружие направляется из богатых стран в бедные. В 1965 г. в беднейшие регионы мира было направлено около 55% всех международных перевозок оружия; к 1983 г. этот показатель возрос до 77%. (И действительно, в указанное время начинается активное соперничество Бразилии и Израиля на мировом рынке вооружения, а Аргентина начинает создавать собственную промышленность по производству вооружения, но еще ни одна из этих стран не может оспаривать господствующее положение в области продажи вооружения Соединенных Штатов, Советского Союза, Франции или Британии.) В это время страны Ближнего Востока импортировали вооружения примерно на 106 долларов на душу населения в год, сравним с показателем для стран Океании —19 долларов и для НАТО в Европе — 11 долларов. Фактически страны Ближнего Востока, многие из которых могли расплачиваться нефтью, получали примерно половину всего продаваемого в третий мир вооружения.

Войну покупали не только на Ближнем Востоке. Вот что Ричард Тантер пишет об Азии вообще: «На Земле нет другого места, где бы больше пострадали от организованного насилия: из 10,7 млн человек, погибших в мире от связанных с войной причин в период с 1960 по 1982 г., почти половину составляют азиаты. Даже по окончании второй индокитайской войны в 1975 г. в регион все еще поступает вооружение, причем на таком уровне, который оставался прежним или значительно превышал предшествующий уровень. Больше того, военные правительства в Азии стали нормой, а не исключением, и они глубже, чем раньше, проникали в общественную материю. Системы вооружения, импортируемые в этот регион из промышленно развитых стран, и рост производства здесь сложного вооружения — все это в громадных размерах увеличивало разрушительную способность соответствующих вооруженных сил» (Tanter, 1984: 161)

В 1972–1981 гг. из азиатских стран (не относящихся к ближневосточным) военные расходы сократились только у Бирмы (если считать в долларах базового периода). Военные расходы (в долларах базового периода) по крайней мере удвоились в обеих Кореях, на Тайване, в Индонезии, Малайзии, на Филиппинах, в Таиланде, Афганистане, на Шри–Ланке и в Бангладеш. И в Азии, и повсюду размах военной деятельности растет почти по всем направлениям.

Военные у власти

С развитием военного истеблишмента продолжается ли процесс перехода власти к гражданским, огражданствление (civilianization), как мы могли бы ожидать, основываясь на опыте стран Европы? У нас есть основания думать, что нет. Положим, мы будем считать, что имеется «военный контроль» при наличии одного из следующих факторов: ведущими политическими лидерами являются военные офицеры, в стране военное положение, силы безопасности обладают внесудебной властью, недостаточен центральный политический контроль над вооруженными силами или страна оккупирована иностранными войсками (Sivard, 1986: 24; другой автор пользуется гораздо более тонкими критериями, которые, однако, трудно применить на практике (Stepan, 1988, 93–127)). При отсутствии всех этих элементов мы имеем дело с гражданским контролем государства; переход власти к гражданским лицам происходит, когда наличествует хоть что–то из перечисленного ниже: