Стефан Цвейг - Сергей Романович Федякин

Будучи переводчиком классической и современной французской литературы, преподавателем курсов французского языка, с первых дней войны Фридерика фон Винтерниц отвергала австро-немецкий патриотизм и не относилась к числу тех, кто приветствовал войну с бранью в адрес французской и иной другой культуры, отрекаясь от коллег за пределами Австрии. Как член Генеральной ассоциации австрийских женщин Вены, как правозащитница и журналистка, в 1915 году она вступила в работу по созданию Международного комитета за прочный мир (Komitee für dauernden Frieden) и смогла благодаря Ромену Роллану и поддержке его сестры наладить необходимые контакты с французской секцией комитета.

С 28 апреля по 1 мая 1915 года в Гааге состоялся первый Международный женский конгресс, в котором приняли участие около 1200 представительниц женского пола из двенадцати стран мира при участии трехсот наблюдателей и корреспондентов. Делегацию Австрии представляли шесть правозащитниц, в числе которых были писательницы Леопольдина Кулка и Фридерика Мария фон Винтерниц, что говорит о ее высоком авторитете в женской ассоциации Вены и огромном персональном вкладе в пацифистскую деятельность. Германию представляли в Гааге 28 правозащитниц, в том числе Констанца Халльгартен, Элизабет Роттен, Анита Аугспург, Маргарет Ленор Селенка.

«Мы, женщины, принадлежащие к разным национальностям, которым для выражения чувств приходится использовать разные языки, приехали сюда с одной надеждой, одним желанием, чтобы наш голос был услышан в знак протеста против ужасов массового убийства и ложного предположения, что война – это единственный способ разрешить международные конфликты» – с этими словами к собравшимся обратилась председатель голландского объединения женщин за избирательное право, врач и суфражистка Алетта Якобс. Результатом конгресса станут создание Международного комитета за прочный мир и предложения по перемирию, с которыми женские делегации направятся в 13 стран Европы, включая Ватикан, для передачи своих программ мира главам правительств и лидерам ведущих государств.

Разумеется, одними конгрессами вооруженных мужчин было не примирить. Но последовательницы идей графини Берты фон Зуттнер делали все возможное, чтобы призвать руководителей стран опомниться и перестать тешить свою гордость жаждой разрушения. В эссе «Die Frauen und der Krieg» («Женщина и война») в журнале «Die Friedens-Warte» Фридерика фон Винтерниц пойдет еще дальше и обвинит матерей в бездействии и молчании, в том, что они способны встать на защиту только своих сыновей «за счет чужих мальчиков». В заключение она призовет неравнодушных встретиться на втором международном конгрессе, который, по ее мнению, поспособствует «делу примирения народов».

Второй женский конгресс проходил в швейцарском Берне с 14 по 18 апреля 1918 года, и Фридерика выступила там с докладом «Dichter im Krieg» («Поэт на войне»), а Стефан произнес потрясающую речь о женщине, ставшей символом пацифизма, – Берте фон Зуттнер{294}. «Имею ли я право говорить вам об этой необыкновенной женщине, так как, – говорю это совершенно откровенно и со стыдом, – я должен причислить себя к тем очень многим, кто недостаточно глубоко уважал ее, кто недостаточно ценил ее работу тогда, когда она была жива, – с комом в горле произнесет писатель эти слова с трибуны, не поднимая глаз на собравшихся женщин. – Ее деятельность должна была вызвать у каждого чувствующего человека глубокую симпатию, но симпатия, с которой общество встречало ее идеи, была равнодушной, вялой, инертной, тогда как Берта фон Зуттнер сгорала в страсти своего провидческого страха… Она обладала святой, наивной верой в разум человечества и всегда повторяла нам вновь и вновь одну простую истину, которая записана во всех библиях мира: “Не убий”. Она говорила это другими, новыми словами: “Долой оружие!” – и говорила так страстно, так часто, так неустанно, как никто до этого не говорил, ибо – сама не имея детей – отдала всему миру ту бесконечную любовь, которой была наделена».

Именно на конгрессе в Берне писатель впервые сформулирует определение, что значит быть идеалистом: «Быть идеалистом не значит – как думают большинство людей, – не видеть сопротивления действительности идее или недооценивать силу этого сопротивления, нет, это значит – несмотря на все трудности, бороться до конца за осуществление идеи, реализацию которой считаешь жизненно необходимой». Главной заслугой Берты фон Зуттнер, по мнению писателя, стало побуждение ученого-химика Альфреда Нобеля к созданию престижной премии, о чем он тоже заявит с высокой трибуны конгресса. Скажет, что она «приняла на себя трагическую миссию вечного нарушителя покоя, неудобного для своего времени, как Кассандра в Трое, как Иеремия в Иерусалиме». Что «подобно Дон Кихоту, бившемуся с ветряными мельницами», она неутомимо боролась «за торжество великой идеи» и что мы только сейчас «с ужасом узнаем то, что она знала всегда, – эти ветряные мельницы перемалывают не ветер, а кости европейской юности»{295}.

Проникновенную, откровенную речь Цвейга напечатают в «Neue Freie Presse» в четвертую годовщину со дня смерти графини, 21 июня 1918 года. В те же дни по предложению президента Международного комитета за прочный мир Джейн Аддамс в Цюрихе дамы проголосуют за переименование комитета в Международную женскую лигу за мир и свободу, чтобы статус постоянного учреждения позволил и в мирное время создавать новые отделения и союзы. Так, в Вене в 1920 году при участии Розы Майредер, Леопольдины Кулка, Ольги Мисар, Йеллы Герцка и Фридерики фон Винтерниц начнет свою работу отделение Женской лиги, просуществовавшее до 1938 года.

* * *

Время с апреля по август 1916 года Стефан проведет с Фридерикой в «деревенском предместье» в Нижней Австрии, в живописном и тихом поселке Кальксбург, тогда еще не включенном в состав столицы, располагавшемся на южной окраине Венского леса. В этом старинном местечке, некогда принадлежавшем иезуитам (с 1609 по 1773 год), Цвейг арендовал дом в стиле рококо (здание не сохранилось) с двумя отдельными павильонами. Большую комнату займет Фридерика с детьми, а в комнате поменьше разместится он сам со своими рабочими книгами. Комнаты разделял коридор, из которого можно было выйти на проезжую улицу, а вторая дверь вела в яблоневый сад. Кроме яблонь и сирени, в саду находился старый колодец, вокруг которого в солнечные часы Стефан предпочитал ходить с папиросой и, погрузившись в мысли, «незаметно» разбрасывать окурки вокруг себя.

В будни он по-прежнему продолжал выполнять обязанности в архиве, но уже в 15.30 садился на поезд и мчался за город. В этот дом Фридерика перевезет няню своих девочек Элизу Экснер, наймет новую кухарку, что позволит ей завершить свой роман «Vögelchen» («Птичка»), а ему наконец-то закончить «Иеремию» и посвятить его любимой женщине{296}. «Эта драма стала первой из моих книг, которую я ценил. Теперь я знаю: без всего того, что я, сочувствуя и предчувствуя, выстрадал тогда во время войны, я бы остался писателем, каким был до войны, “приятно-трогательным”, как говорят о музыке, но никогда не берущим за живое, захватывающим, проникающим до самых глубин»