Разбитое сердце июля - Елена Арсеньева

– Что, опять хотите предложить мне работу в вашем будущем детективном агентстве?

– Ну да, и это тоже, – ответил Нестеров после паузы уже нормальным голосом. – Но это в будущем, а пока я хотел просто посоветоваться.

– Насчет чего? – снова насторожилась Алена.

– Насчет Холстина.

Вот те, девушка, и Юрьев день…

– А что насчет Холстина?

– Как – что? Он к нам, в смысле, ко мне утром приходил и о чем говорил? О том самом трупе, который был потом найден под его же крыльцом. Версия какая, помните? Труп был, Холстин его спрятал в кустах, побежал звать на помощь, труп пропал, Холстин радостно сообщил, что, может, ему все привиделось. Но потом труп нашелся… Должен ли я доложить по начальству, что поступало такое заявление?

– А что, было заявление? – удивилась Алена. – Не припоминаю. А самое главное, что и трупа не было!

– Хм, оно, конечно, так, – согласился Нестеров. – И вообще… Я ведь находился в то время не на службе.

– Да уж! – усмехнулась Алена. – А раз так, вы совершенно не обязаны исполнять служебный долг. Тем более, такое у меня впечатление, что вам его не слишком-то хочется исполнять.

– Не хочется, – снова кивнул Нестеров. – И знаете почему? Я должен понять, что происходит. Сам понять! Все-таки Толиков обратился ко мне за помощью, а я ему не помог. И Холстин сначала пришел ко мне, а я опять же ему не помог. И у меня еще множество вопросов, на которые пока нет ответов. Но если я сообщу по инстанциям об утреннем появлении Холстина, а еще того пуще – о нашем с вами самодеятельном расследовании, то дело закрутится дальше само собой, помимо меня. Я не получу ничего, кроме серьезного втыка, а то и выговора. Вам-то это как с гуся вода, ну, пожмете плечами и выдумаете очередную интригу для своего романа, а для меня – пока еще работа…

Конечно, он был прав: никакие выговоры, отставки и прочие санкции Алене не грозили. Самое большее – крутая разборка с Муравьевым. Однако дважды она такую разборку уже пережила, можно не сомневаться, что переживет и еще одну. И все же напрасно Нестеров считает ее этаким ноутбуком, который можно по желанию перенести-перевезти туда-сюда, по потребности – включить или выключить. Обидно! Неужели не чувствует, как сильно зацепила ее вся эта история? И понятно, чем зацепила: любовь и смерть, верность и предательство – вечные темы. К тому же еще тот необъяснимый звон, некая песнь потревоженной интуиции, которая для Нестерова – неприятная дама, а для Алены Дмитриевой – загадочный голос: он то поет, то смеется, то шепчет, то вздыхает рядом, и вся штука в том, чтобы правильно понять значение не слов, а звуков, вздохов и даже полувздохов. Ну тревожит, тревожит, тревожит ее неразборчивая нота в письме Лютова! И Алена не успокоится, пока не расслышит ее, не восстановит мелодию. А Нестеров пусть думает что хочет и поступает как знает.

– Не получится, – со вздохом сказал вдруг Нестеров. – Не получится нам отмолчаться насчет прихода Холстина!

– Почему? – удивилась Алена и тут же за голову схватилась: – Ну да! Как еще мы могли узнать о Лене, почему поехали ее искать? Понятно… Значит, придется говорить правду и ничего, кроме правды. А ведь арестуют Холстина, как вы думаете?

– Может, да, а может, и нет, уж как ему повезет. Меры пресечения разные бывают, наверное, знаете, читали в детективах. Подписка о невыезде, к примеру. Плохо, что он пытался спрятать труп!

– Еще хуже, – вспомнила Алена, – что его за столь милым занятием кто-то сфотографировал.

– Да нет, – усмехнулся Нестеров, – это как раз аргумент в его пользу. То, что в кустах около трупа сидел какой-то папарацци, наводит на мысль, что дело могло быть от начала до конца чистой подставой. Однако для Холстина сейчас неизвестно, что хуже – официальное судебное разбирательство на основе никаких доказательств (ведь даже мы с вами не видели мертвой Лены!) или фотография, где он тащит за ноги несчастную девчонку. Но мы с вами уже никак не сможем разрулить эту ситуацию. Так что… поехали?

Алена кивнула.

«Судьба играет человеком, она изменчива всегда, то вознесет его высоко, то в бездну бросит без следа…» Вот уж воистину! Кто ж и за что так подставил бедного Холстина в день его триумфа? Богатейший, успешнейший человек объявляет о помолвке с любимой молодой красавицей и – ба-бах! Какой сюжет, однако… Немножко тривиальный и раз пятьсот (пятьсот тысяч, скажем так!) растиражированный по разного рода голливудским и не голливудским киношкам, дамским и не дамским романам, но… что такое новое, в конце концов, как не хорошо забытое старое? Поэтому в каком-нибудь следующем романе… Можно было бы и…

Стоп. Подождем о романе.

Самое интересное здесь – за что пострадал Холстин? Какие он платит долги?

А если он наказан все за то же, за что уже заплатили своими жизнями Юровский и Толиков? Ведь Холстин отчасти виновен в смерти Лютова. «Не введи малых сих в искушение», – сказано в Писании, а Холстин искусил его деньгами, подвигнул к предательству – и погубил. Предположим, так считает Нина Елисеева. И если можно предположить, что именно она приложила руку к гибели двух бывших друзей Сергея Лютова, то не она ли подставила и Холстина?

Да, Нина действует с размахом. Вершит свои мстительные дела по принципу: лес рубят – щепки летят. Нестеров только чудом не стал одной такой щепкой, а бедной Лене не повезло. Неужели она каким-то боком замешана в этой истории? Ее-то, бедную шлюшку, за что прикончили?

Ох, и кровожадная она дама, оказывается, та Нина Алексеевна. Кровожадная и корыстная. Не теряет надежды добраться и до денег бывшего любовника. Что еще она делала в коттедже Алены, как не деньги искала? Интересно, что ее волнует сильнее: триста тысяч долларов или собственно месть? В данной конкретной ситуации бытие определяет сознание или наоборот?

Тем временем Нестеров немного помедлил, поджидая, не скажет ли Алена что-то еще, но так и не дождался. Тронул машину с места, они повернули по указателю с надписью «Пансионат „Юбилейный“», а там немедленно угодили чуть ли не в объятия Муравьева, которого как раз в ту минуту угораздило выйти из здания администрации. Нечего и говорить, что он немедленно взял их в обработку и разработку, и Нестеров с Аленой узнали много нового и интересного для себя.

Оказывается, уехавший из пансионата Холстин был уже в курсе ужасной находки. Муравьев и Собко (начальник следственного отдела областного УВД) лично встретились с миллионером губернского значения еще до того, как выехали в «Юбилейный». Холстин не стал запираться и рассказал об утренних событиях, о своем приходе к Нестерову, о фотовспышке из кустов – словом, покаялся чистосердечно и откровенно. Но поскольку трупа в кустах не оказалось и Нестеров мог это засвидетельствовать, он счел происшедшее мерзким розыгрышем и не стал сообщать о нем в милицию. На это последовало возражение Собко: мол, откуда Нестеров мог знать, может быть, вы с самого начала труп спрятали под крыльцо, а в кусты его нарочно привели, чтобы голову поморочить? Холстин резонно ответил, что как-нибудь нашел бы место получше, понадежней своего собственного коттеджа, чтобы спрятать концы в воду, если бы в самом деле прикончил девушку. В его словах была определенная логика, и подозревать его в убийстве не было ровно никаких оснований. Словом, Холстина не задержали, однако решили назавтра вызвать для более серьезного и обстоятельного допроса. Сначала вызвать решили к девяти утра, однако тут Холстин взмолился – другого слова не подберешь! – отсрочить допрос на два часа. Оказывается, ровно на девять утра он был записан к врачу, и визит этот имел огромное значение для его здоровья, а даже, очень может быть, и для всей жизни. Ну что ж, товарищи милицейские начальники уважили просьбу значительного лица и допрос назначили на одиннадцать тридцать. На это же время вызываются в качестве будущих свидетелей по будущему делу и гражданин Нестеров Виктор Васильевич в компании с гражданкой Ярушкиной Еленой Дмитриевной.