Дело Кристофера - Александра Гейл

— У меня от такого обращения аж глаза на лоб лезут. Мальчик. Как же. — Ты совсем нас забросил. Стал большой шишкой и времени на старых друзей не оставил? Или твое отсутствие связано с иными причинами? — И улыбается мне. Пусть Эмилио Юнт и неправ, я все равно отчего-то заливаюсь краской.

— С иными, разумеется, — отвечает Шон, хотя имеет в виду он вовсе не меня.

— Твой отец гордился бы тобой, Шон.

Картер фыркает:

— Это навряд ли.

— Как давно ты виделся с братом?

— Давно.

— Не дело это, мальчик мой! Семья важна. Без нее мы бедны! Тебе тридцать шесть, когда же ты это поймешь, наконец? Ты выгнал всех, кто хоть что-то для тебя значил, и что теперь? — Шон лишь опирается локтями о колени. Молчит. — Ты умен. Думаешь, что одиночество помогает тебе творить? Боишься потерять свой ум?

— Нет, — отвечает Шон, а я смотрю на него во все глаза. Кажется, мужчина с яхты — единственный человек, который может беспрепятственно совать нос в жизнь Шона Картера. — Просто я не из тех, кто умеет разбрасываться.

— Чепуха. Ты просто идешь по пути наименьшего сопротивления. Как какой-нибудь слабак! — почти выкрикивает Эмилио Юнт. Эти слова не пустые, за ними скрыто многое, и с полминуты мужчина просто сидит и часто дышит под наплывом эмоций. Но затем уже спокойно добавляет:

— Действуй, Шон. И не забывай друзей. А я с вами прощаюсь. Джоанна, мне было безумно приятно познакомиться. — Его улыбка такая теплая, искренняя… даже отеческая. Какой же он странный человек…

Когда мы уходим, я замечаю взгляд Ашера. Но отчего-то не киваю в знак приветствия. Не стоит здесь обнаруживать связи.

Как только мы оказываемся на верхней палубе, я решительно вырываю локоть из захвата Шона и бросаюсь вниз по трапу. Не старайтесь повторить, если не занимались тем же с самого детства!

— Джоанна, — догоняет меня Шон и сильно прижимает к груди.

— Оставь, отпусти! — истерически кричу я и бью по его груди кулаками.

Мы боремся, я вырываюсь, а он не пускает. Не знаю отчего мне так больно. Наверное, просто это слишком. И голая Йол, и Ашер, и Эмилио Юнт, и дама в зеленом… Я закрываю лицо руками и плачу. Борьба прекращена, на смену ей приходит дрожь и всхлипы, а потому Шон начинает говорить.

— Эмилио Юнт был самым близким другом моего отца. С тех самых пор, как Бенжамин Картер умер, он мне помогает. Без Юнта я бы не удержал ни университет, ни отцовские активы.

— Акции?

— И недвижимость. Сидней никогда не стоит на месте, Джо, здесь каждый час что-то меняется.

И если когда-нибудь я лишусь поддержки Эмилио, мне будет очень непросто. А за удовольствия всегда приходится платить.

— Тем, что ты ходишь пялиться на собственных раздетых студенток?! — выпаливаю я, даже дважды не подумав.

— О, если бы только это! — закатывает Картер глаза, а я вдруг прихожу в бешенство. Да как он смеет мне говорить такое?! Ревность застилает глаза алой пеленой, и откуда-то находятся силы вырваться из захвата рук. — Джоанна, яхта Юнта — мелочь. Совершенно типичный досуг для подобных ему людей.

— И ты действительно подобный ему человек! — кричу Картеру в лицо. — Но не я! Как ты посмел притащить в такое место меня?! Зачем?!

Но прежде, чем Шон успевает ответить, я вспоминаю про серьги Эстер Картер и срываю ихс ушей так порывисто, что даже часть волос выдираю.

— Забери их!

Я пихаю Шону в руку бриллиантовые украшения так резко, что одна из сережек падает на пирс и застревает в щели между досками. Мамочки, я дура! Сейчас она провалится в воду! Но Шон осторожно наклоняется и поднимает ее. Без лишнего шума и паники. Я бы на его месте непременно начала терять равновесие, сломала бы каблук, порвала платье и, в итоге, обязательно серьгу утопила. От этих мыслей начинаю реветь с новой силой. Это его вина! Все это его вина! Он меня довел! Он почти добился того, чтобы я возненавидела Сидней. И хотела бы я сказать, что добираемся до моего дома мы в молчании, только это не так. Потому что я реву всю дорогу. И дома тоже. Я засыпаю не раньше шести утра.

Работать после таких потрясений просто нереально. Я не спала и чувствую себя как после отжима в стиральной машинке, а потому пялюсь в экран, скрестив руки на груди. Бабочки подозрительно на меня косятся. После того, как я поставила их на место, наши отношения только-только начали налаживаться, и вот на тебе — Джоанна снова ведьма.

Когда в наш кабинет входит Картер, я лишь раздраженно закидываю ногу на ногу и сползаю вниз по стулу, пытаясь спрятаться за монитором. Но он, видимо, пришел именно ко мне.

— Вижу, ты все еще бесишься, — говорит он невозмутимо. А я отворачиваюсь и только. — Кстати, из-за чего случилась такая масштабная истерика? Прошлой ночью к тебе отнеслись более чем благосклонно.

При слове ночь, разумеется, звуковой фон в помещении снижается на порядок. А я взрываюсь. Нет, что он, правда не понимает?!

— Да ты смеешься! — начинаю я орать и махать руками. — Я вчера выяснила, что мои студенты занимаются проституцией! Более того, я видела одну из них голой. Я! Позволь кое-что тебе рассказать, Картер. Мы с тобой разные. Я со своими студентами не сплю, и я не желаю видеть голым никого из них. И если бы я не была уверена, что достанется в итоге только мне, я бы ходатайствовала за отчисление Ребекки Йол лично, но раз ректор в курсе и всячески способствует…

— Ректору глубоко плевать чем занимается Ребекка Йол вне стен его университета. А рыдала ты до самого рассвета не из-за нее.

— Я вообще рыдала не до рассвета!

— А твои синяки под глазами свидетельствуют об обратном! И, кстати, тебе ли судить? Ты-то кто, Конелл? Укрывательница смертника. Преступница. Да, он ничего плохого не сделал, и ты тоже, но кто об этом знает? Ты считаешь нормальным нарушать закон, спасая отца от электрического стула, Йол — торгуя собой. В чужих глазах вы именно такие. Но ректор не выгоняет ни тебя, ни ее. И потому я советую тебе заткнуться и держаться подальше от этой истории, пока никого не разозлила.

Так… может, сама я не разозлила никого, но меня-то да, меня разозлили, и еще как! Хватаю сумку, порывисто вскакиваю в места и просто ухожу. Внутри все горит и клокочет. Мало того, что он спит со своей шлюхой, он еще и готов ради сохранности за ней места в университете выставить на улицу меня. МЕНЯ! Хотя знает, что этот университет — чуть ли не единственная организация, где я могу работать. Даже Мельбурн не пойдет навстречу, стоит им узнать сициллийскую историю.

Иду по улицам, вколачивая каблуки в асфальт так, что на нем, должно быть, полумесяцы отпечатываются. Мне нужно успокоиться, нужно успокоиться! Может, в магазин какой зайти?