Лаванда для отца-одиночки - Салма Кальк

и тогда целительница Марианна, которая спасала её тогда у Фредова брата дома, магически отчистила с её платья пятна от краски, от травы и веток, и местами ещё от земли. Ещё у Юмы порвался чулок, но она надеялась, что под платьем этого не видно, и можно сейчас не уходить и не переодеваться.

И хорошо, что Юма никуда не ушла, потому что вернулись садовники и рассказали, что спасли всё, что нужно было спасать сегодня. А Лаванда, хоть и радовалась, что всё получилось, всё равно расстроилась, и тут папа выдал — сказал, что она самая лучшая на свете и позвал её замуж.

В ту минуту Юма передумала кучу всего — что, наверное, это ничего не изменит в их жизни, той, какая у них уже сложилась, и что лично ей от того хуже не будет, потому что Лаванда добрая и хорошая, и родители у неё тоже хорошие, и друзья, а Трофей вообще вне конкуренции. Но Лаванда молчала — и Юма даже испугалась, неужели они с папой для неё не так уж и годятся? Может, у папы не самый устроенный в мире дом, а Юма вечно вляпывается, но…

Но Лаванда сказала, что согласна, и Юма первая завопила и запрыгала — порадовалась за неё и за папу. Оказывается, у папы было с собой очень красивое кольцо, и камень в том кольце подходил под волосы Лаванды, и оба они просто светились от радости, и Юма поверила, что всё будет отлично.

А дальше ели, пили — кто вино, кто ещё что, а Юма с компанией только газировку, помня о дне рождения Фреда. И было весело. Правда, папа с Лавандой пошептались и сказали, что нормальное новоселье всё равно состоится, и они будут рады видеть на нём всех, кто сегодня здесь есть — в следующую субботу. Мама Лаванды огорчилась, что они уже уедут в Руанвилль, но господин Филибер сказал, что готов воспользоваться служебным положением и служебным же порталом, и доставить их сюда через неделю. Конечно же, все согласились.

А потом господин Филибер сказал, что им пора домой, и что госпожа Марта уже звонила — потому что потеряла сыновей. И подружка Стефа Лю тоже пискнула, что даже её мама уже пришла домой и тоже её потеряла. Оказалось, что её мама — повар в каком-то крутом ресторане, где готовят рыбу, и приходит домой поздно, а тут она пришла — а Лю ещё нет, и переполошилась.

И вот господин Филибер, Лю и мальчишки попрощались со всеми, и пошли к машине. Юма вышла с ними на крыльцо, и само собой получилось, что Фред отстал, дождался, пока они завернут за угол, и обнял Юму.

— Всё хорошо, да? — спросил он тихо.

— Да, — улыбнулась она. — Замечательно.

Он ответил крикнувшему из-за угла Стефу — иду, и уже сейчас, и поцеловал Юму. Смелее и решительнее. И Юма тоже осмелела и решилась, и целовала Фреда, и совершенно не услышала, как за спиной у неё открылась дверь.

— О, — сказал папа.

Юма мгновенно повернулась и закрыла Фреда собой.

— Папа, Фред замечательный!

— Господин Жервез, Эжени самая прекрасная девушка на свете! — разом с ней сказал Фред.

Папа посмеялся.

— Мне отрадно слышать, что все замечательные, но не торопитесь уж слишком, хорошо?

— Мы… не торопимся, — улыбнулась Юма как можно более дружелюбно.

А Фред вежливо попрощался с ней и с папой и побежал к машине господина Филибера.

Юма взглянула на папу.

— Фред сегодня меня спас. Я снова вляпалась, а он спас. И… мы поговорили. И нет, я не тороплюсь. Я всё понимаю, что мы ещё в школе учимся. Но люди и в школе встречаются, и ничего такого в этом нет, вот.

Папа смотрел — и, честно говоря, офигевал.

— Всё хорошо, правда. Пойдём, а то там тебя Лаванда потеряет, и гости, — Юма взяла его за руку и решительно потянула в дом.

38. Не в одиночку

38. Не в одиночку

Лаванда проснулась — и вспомнила вчерашний день, весь, как он был, от прекрасной Оперы до позднего вечера, когда все разошлись, и они остались втроём — Тео, Эжени и она. И Трофей.

Платье Эжени почистил кто-то из гостей, а вот догадаться внимательно посмотреть на собственное платье — это вообще не пришло Лаванде в голову. Уж конечно, такая ткань не предназначена для того, чтобы лазать в платье из неё под кустами, пачкаться в земле и кипарисовой смоле, и в листьях. Кажется, даже пара маленьких дырочек осталась от каких-то колючек.

Но что ж теперь? Зато это платье побывало в Опере, пережило разгром сада, а ещё — именно в нём она приняла предложение Тео. Так что — просто отнести его в магическую чистку, вдруг получится восстановить?

Приводить в порядок гостиную единогласно решили уже утром, и разошлись — Эжени с Трофеем наверх, а они с Тео ушли спальню. И наконец-то ей стало хорошо и спокойно — потому что она уверилась, что как бы дальше не повернулась жизнь, ей не придётся больше бороться с ней в одиночку. Потому что даже и мысли не возникло, что она будет справляться с разрушениями в саду одна, команда помощи и поддержки образовалась сама собой и мгновенно, и как же это было хорошо!

И вот сейчас в окно заглядывало солнце, а ей улыбался Тео. И ответная улыбка ползла на её лицо сама собой.

Наружу они выбрались очень не сразу, и нашли на кухне Эжени и Трофея.

— Привет, — сказала Эжени. — Какие у нас сегодня планы? Ну, кроме уборки в гостиной?

Она что-то писала в телефоне, Трофей же сидел рядом с ней на соседнем стуле и, кажется, заглядывал — что там она пишет.

— Я хотела проводить маму с папой, — сказала Лаванда.

О нет, они не договаривались вчера ни о чём, но папа сказал — отбывают после обеда. Лаванде хотелось поговорить с ними ещё раз, пока не уехали.

— Во сколько? — спросил Тео. — Сколько у нас времени?

Связались с папой, прикинули — что времени как раз хватит, чтобы убрать посуду в гостиной.

— Эти тарелки не влезут в нашу посудомойку, их слишком много, — смеялась Эжени.

— Их нельзя мыть в посудомойке, — покачала головой Лаванда. — Вся позолота отмоется. Руками, или магическая