Страхи мудреца. Книга 1 - Ротфусс Патрик

Я же не колебался, вскочил на ноги и принялся очумело озираться по сторонам, словно искал, где горит. К тому времени, как все прочие в общем зале наконец зашевелились, я уже рванулся к лестнице.

— Пожар! — надрывались наверху. — Господи боже, пожар!

Я слегка улыбнулся, слушая Бэзила. Он честно играл свою небольшую роль, даже несколько переигрывал. Я знал его не настолько хорошо, чтобы посвятить его во весь план целиком, однако для меня было важно, чтобы кто-то вовремя заметил пожар и тем самым дал мне возможность начать действовать. Мне совершенно не улыбалась перспектива и в самом деле спалить полтрактира.

Я взбежал наверх и окинул взглядом второй этаж «Золотого пони». За спиной у меня уже слышались шаги. Несколько богатых постояльцев отворили двери номеров и выглядывали в коридор.

Из-под двери, ведущей в комнаты Амброза, тянулись струйки дыма. Великолепно!

— По-моему, это тут! — заорал я и бросился к двери, сунув руку в один из карманов плаща.

За те долгие дни, что мы провели в поисках в архивах, я нашел упоминания о многих любопытнейших артефактах. Один из них был весьма остроумным приспособлением, именуемым «осадным камнем».

Его действие основывалось на самых простых симпатических принципах. Арбалет запасает энергию и использует ее для того, чтобы послать стрелу с большой скоростью на большое расстояние. А осадный камень представляет собой кусок свинца, исписанный рунами, который запасает энергию и использует ее для того, чтобы продвинуться на пятнадцать сантиметров с силой боевого тарана.

Добежав до середины коридора, я собрал все силы и ударил в дверь Амброза плечом. Одновременно с этим я ударил по ней осадным камнем, который прятал в ладони.

Прочная дверь разлетелась как бочонок, который огрели кувалдой. Присутствующие заохали и заахали. Я ворвался внутрь, старательно скрывая улыбку безумца, что играла у меня на губах.

В гостиной у Амброза было темно, а висящий в воздухе дым делал комнату еще темнее. Я увидел в глубине комнаты, слева, марцающий отсвет пламени. По своему предыдущему визиту я знал, что там находится дверь спальни.

— Эй! — крикнул я. — Есть тут кто живой?

Я старательно выбрал верный тон: отважный, но озабоченный. Разумеется, никакой паники. Я же все-таки герой, а не кто-нибудь!

Спальня была заполнена густым дымом. Пламя подсвечивало дым оранжевым. У меня защипало глаза. У стены стоял массивный деревянный комод, здоровенный, как рабочий стол у нас в артной. Язычки огня выбивались из ящиков и лизали углы комода. Очевидно, Амброз в самом деле хранил восковую фигурку в ящике с носками!

Я схватил ближайший стул и выбил им окно, через которое забрался сюда несколько ночей тому назад.

— Поберегись! — крикнул я вниз.

Левый нижний ящик комода полыхал жарче всего, и когда я выдвинул его, тлеющая одежда внутри тут же разгорелась от притока свежего воздуха. Запахло паленым волосом. Я понадеялся, что не спалил себе брови. Не хотелось провести ближайший месяц, имея вечно удивленный вид.

После первой вспышки я перевел дух, шагнул вперед и голыми руками выдернул из комода тяжелый деревянный ящик. Ящик был набит горящими, обугленными тряпками, но когда я бросился с ним к окну, то услышал, как на дне гремит что-то твердое. Оно вывалилось наружу, когда я выкинул ящик в окно. Ветер подхватил горящую одежду, и она заполыхала еще ярче.

Следующим я выдернул верхний правый ящик. Как только я его выдвинул, дым и пламя рванулись к потолку плотным столбом. С пустым пространством на месте двух ящиков комод превратился в грубое подобие трубы, обеспечив огню свободный приток воздуха. Выбрасывая в окно второй ящик, я слышал у себя за спиной глухое гудение пламени, пожиравшего лакированное дерево и одежду внутри.

Внизу, на улице, сбежавшиеся люди изо всех сил старались погасить пылающее тряпье. В самой гуще небольшой толпы трудился Симмон в своих новых подкованных башмаках: он топтал тряпки и щепки с усердием мальчугана, шлепающего по лужам после первого весеннего дождика. Даже если кукла и пережила падение, после этого от нее уж точно ничего не останется.

Дело было не в простой вредности. Двадцать минут назад Деви подала мне сигнал, давая знать, что восковую фигурку она уже пробовала. Поскольку результата не было, это означало, что Амброз использовал мою кровь, чтобы изготовить глиняную куклу. Так что одного пожара было недостаточно, чтобы ее уничтожить.

Я один за другим выдвигал остальные ящики и выбрасывал их на улицу, сделав перерыв только затем, чтобы сорвать с кровати Амброза толстый бархатный балдахин — защитить руки от жара. Опять же, может показаться, будто я сделал это из вредности, но это не так. Я очень боялся обжечь руки. Каждый талант, который я зарабатывал, я зарабатывал ими.

А вот ночной горшок по пути к комоду я опрокинул именно из вредности. Горшок был дорогой, из глазированного фарфора. Он покатился по полу, наткнулся на камин и разбился. Достаточно будет сказать, что то, что пролилось на Амброзовы ковры, не было вкусной конфеткой.

Там, где прежде были ящики, теперь вовсю полыхало пламя, озаряя комнату, а через разбитое окно в комнату проникал свежий воздух. Наконец кто-то еще набрался храбрости и тоже вбежал в комнату. Он сорвал с кровати одно из одеял, обмотал им руки и помог мне выбросить в окно последние горящие ящики. Работа была жаркая и грязная, и, несмотря на помощь, к тому времени, когда последний ящик грохнулся на мостовую, я задыхался и кашлял.

Не прошло и трех минут, как все было кончено. Несколько самых сообразительных завсегдатаев притащили кувшины с водой и залили останки полыхающего комода. Я выкинул в окно тлеющий бархатный балдахин, крикнув «Осторожней там, внизу!», давая Симмону знак вытащить из груды тряпья мой осадный камень.

Зажгли лампы. Дым постепенно развеивался, уступая место свежему ночному воздуху, который лился в разбитое окно. В комнату набился народ, чтобы помочь, или поглазеть, или посплетничать о событии. Вокруг разбитой в щепки двери столпилась кучка любопытных, и я мимоходом подумал о том, какие слухи будут ходить о сегодняшнем представлении.

Когда комната была как следует освещена, я огляделся, изучая урон, причиненный пожаром. От комода осталась груда обугленных досок, оштукатуренная стена за комодом растрескалась и пошла пузырями от жара. Беленый потолок украсился широким веером черной копоти.

Я увидел свое отражение в зеркале на стене гардеробной и с удовлетворением обнаружил, что брови у меня более или менее целы. Зато я был сильно растрепан, и физиономия моя была покрыта пятнами сажи, смешанной с потом. На чумазом лице особенно ярко блестели белки глаз.

Вилем присоединился ко мне и стал помогать перевязывать левую руку. На самом деле я почти не обжегся, но понимал, что если бы я остался совершенно невредим, это выглядело бы странно. По правде говоря, помимо нескольких опаленных прядей волос, самым серьезным уроном, который я понес, были дыры, прожженные в моих длинных рукавах. Еще одна рубашка пропала… Если так и дальше пойдет, к концу четверти я останусь вообще голым!

Я сидел на краю кровати и смотрел, как люди носят воду и заливают останки комода. Я указал им на обугленную балку на потолке. Полили водой и ее тоже — дерево зашипело, от него повалил дым и пар. Люди то приходили, то уходили, глядя на пожарище, перешептываясь и качая головами.

Как раз когда Вил заканчивал меня перевязывать, через разбитое окно донесся дробный стук копыт, на время заглушивший топот кованых башмаков.

Не прошло и минуты, как в коридоре раздался голос Амброза:

— Во имя Господа, что тут творится?! Пошли все прочь! Прочь!!!

И, бранясь и расталкивая людей, в комнату ввалился сам Амброз. Увидев меня на своей кровати, он остановился как вкопанный.

— Ты что делаешь у меня в номере?! — вскричал он.

— Как?! — воскликнул я и огляделся по сторонам. — Так это твой номер?!

Я старался выразить подобающее изумление, что было непросто: голос у меня охрип от дыма.