История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2) - Уильям Теккерей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сэр Фрэнсис Клеверинг устал от парламента, — сказал Пен, страдальчески морщась, — а я… я не прочь попробовать свои силы на этом поприще. Остальные сведения преждевременны, чтобы не сказать больше.
— Не понимаю, как вы, имея дома Лору, могли спеться с этой жеманницей и вертушкой, — продолжала старуха.
— Я очень сожалею, графиня, что мисс Амори вам не по душе, — улыбнулся Пен.
— Иными словами — это не мое дело, не я собираюсь на ней жениться? Да, не собираюсь, и очень этому рада… пренеприятная девчонка… как подумаю, что мужчина мог предпочесть ее моей Лоре, просто злость берет. Так и запомните, мистер Артур Пенденнис.
— Я очень рад, что вы такого хорошего мнения о Лоре, — сказал Пен.
— "Я очень рад, я очень сожалею"… Да кому интересно, сэр, рады вы или сожалеете? Если молодой человек мог предпочесть мисс Белл какую-то мисс Амори, грош цена его радости и сожалениям. Если молодой человек, зная мою Лору, мог спеться с такой лживой притворщицей, как эта маленькая Амори, — а она лживая насквозь, уж вы мне поверьте, — ему должно быть совестно и в глаза-то людям смотреть. Где ваш друг Синяя Борода? Этот высокий молодой человек… как бишь его, Уорингтон? Почему он не женится на Лоре? И о чем только думают молодые люди, что не женятся на такой девушке? Все нынче женятся на деньгах. Все вы эгоисты и трусы. В мое время мы убегали из дому, заключали безрассудные браки… Злит меня нынешняя молодежь. Зимой, в Париже, я спрашивала всех трех атташе посольства, почему они не влюбляются в мисс Белл. А они смеются, говорят, что им нужны деньги. Все вы эгоисты, все трусы!
— Надеюсь, перед тем как предлагать мисс Белл этим атташе, вы все же поинтересовались ее согласием? — запальчиво спросил Пен.
— У мисс Белл очень мало денег. Мжес Белл надобно поскорее выйти замуж. Кто-то должен ее просватать, сэр; девушке не пристало самой предлагать себя в жены, — надменно проговорила старая графиня. — Лора, голубка, я тут говорю вашему кузену, что все молодые люди — эгоисты. Ни капли романтики у них не осталось. И он не лучше других.
— Вы, верно, спрашивали у Артура, почему он не хочет на мне жениться? — сказала Лора с улыбкой и, войдя в комнату, взяла его за руку. (Возможно, она уходила, чтобы скрыть от посторонних глаз следы волнения.)
— Он женится, только не на мне. А я намерена очень ее полюбить и жить с ними, но с тем условием, что он не будет спрашивать каждого холостяка, который появится в доме, почему он на мне не женится!
Когда совесть Пена перестала терзать его страхами и первая встреча с Лорой обошлась без единого упрека с ее стороны, он обнаружил, что долг и желание то и дело призывают его в Бэймут. Да и леди Рокминстер сказала, что для него всегда будет место за ее столом.
— И советую вам бывать почаще, — присовокупила старая графиня, — Гранжан — превосходный повар, а наше с Лорой общество пойдет на пользу вашим манерам. По вас сразу видно, что вы все время думаете только о себе. Ну, ну, не краснейте — молодые люди почти все такие. И мои сыновья и внуки были такие, пока я их не исправила. Приезжайте, мы вас "бучим приличному поведению. Жаркое резать вам не придется, у меня это делает лакей. Вина Гекер будет вам наливать, сколько положено, а когда будете умником и сумеете нас повеселить, получите и шампанского. Гекер, вы слышите? Мистер Пенденнис — кузен мисс Лоры. Заботьтесь о нем, да смотрите, чтобы он не пил лишнего и не мешал мне отдыхать после обеда… Вы большой эгоист; я намерена вас от этого излечить. Вы будете обедать у меня все свободные вечера, а в дождь советую вам оставаться ночевать в гостинице.
Вдовствующей графине нужно было одно — чтобы она могла всеми командовать. Тогда угодить ей было не трудно, так что все рабы и подданные при ее маленьком дворе любили ее, хотя и боялись.
Пышных приемов она не устраивала. Доктор, понятно, был ее постоянным гостем; бывал священник со своим помощником, а по праздникам — его жена и дочери, да лондонские знакомые, временно проживающие в Бэймуте. Обычно же гостей не принимали, и после обеда Артур один оставался пить вино, когда леди Рокминстер удалялась к себе отдохнуть, а Лора сопровождала ее, чтобы усыпить игрой и пением.
— Если моя музыка помогает ей спать, — говорила добрая девушка, — мне нужно только радоваться этому. Леди Рокминстер очень плохо спит по ночам. В Париже я, пока не заболела, читала ей вслух, но теперь она мне запретила ложиться так поздно.
— Почему ты не написала мне, когда была больна? — спросил Пен, краснея.
— А чем ты мог мне помочь? За мной ходила Марта, доктор бывал каждый день. Ты так занят — где уж тебе писать женщинам или думать о них. Тебе хватает твоих книг и газет, и политики, и железных дорог. Я написала, когда поправилась.
Пен взглянул на нее и снова покраснел, вспомнив, что за время ее болезни ни разу ей не писал и действительно почти о ней не думал.
Поскольку Пен и Лора считались родственниками, им не возбранялось ходить вдвоем гулять и ездить верхом; и во время этих прогулок он имел случай оценить всю прелесть ее прямодушия, всю доброту ее простого, беспорочного сердца. При жизни матери она никогда не говорила с ним так дружески откровенно, ее сковывала мысль о желании бедной Элен поженить своих двух детей. Теперь, когда у Артура обстоятельства изменились, нужда в такой сдержанности отпала. Он обручился с другою женщиной, и Лора тотчас сделалась ему сестрой, — скрыв или отогнав от себя все сомнения касательно его выбора, стараясь бодро смотреть в будущее и надеяться, что он обретет свое счастье; обещая себе сделать все, возможное, чтобы любимцу ее маменьки было хорошо.
О покойной матери они говорили часто. И из тысячи мелочей, о которых поминала Лора, Артур до конца понял, сколь постоянной и всепоглощающей была эта безмолвная материнская любовь, которая осеняла его всю жизнь, где бы он ни был, и кончилась только с ее последним вздохом. Однажды обитатели Клеверинга увидели у ворот кладбища двух верховых лошадей, которых сторожил мальчишка, — и во всем городке стало известно, что Пен и Лора вместе побывали на могиле Элен. Артур уже и один наведывался сюда после приезда из Лондона, но не испытал облегчения, глядя на дорогую могилу. Бесчестный человек, задумавший бесчестное дело; игрок, готовый пожертвовать верой и честью ради богатства и светской карьеры и не скрывающий, что его жизнь всего лишь позорный компромисс, — какое право он имел входить в эту священную ограду? И разве легче ему от того, что многие в его кругу поступают так же? На обратном пути Артур и Лора проехали мимо ворот Фэрокса; он поздоровался с детьми капитана Стокса, игравшими на лужайке… Лора не отрываясь смотрела на дом, на увитое зеленью крыльцо, на магнолию, дотянувшуюся до окна ее комнаты.
— Сегодня мимо нас проезжал мистер Пенденнис, — рассказал матери один из мальчиков. — С ним была дама, он остановился и поговорил с нами, а потом попросил сорвать веточку жимолости с крыльца и отдал ее даме. Не знаю, красивая она или нет — у нее вуаль был опущен. А лошадь под ней была от Крампа, из Бэймута.
По холмистой дороге, что ведет от Фзрокса в Бэймут, они долго ехали молча, стремя в стремя. Пен думал о том, какой горькой насмешкой может обернуться жизнь, как люди отказываются от счастья, когда оно так возможно; либо, имея его, отбрасывают от себя; либо с открытыми глазами выменивают на презренные деньги или жалкие почести. А потом пришла мысль — стоит ли вообще чего-нибудь домогаться, когда нам отпущен такой короткий срок? Ведь и у самых лучших, самых чистых из нас жизнь уходит на погоню за суетной мечтой и кончается разочарованием, — как у той, родимой, что спит в могиле. И у нее, как у Цезаря, был свой честолюбивый замысел; и она умерла, не дождавшись его свершения. Надгробный камень — вот конец и надеждам и воспоминаниям. "Место наше не знает нас".
— Чужие дети играют на траве, где когда-то играл и я, и ты, Лора, — заговорил он вслух, сурово и печально. — Ты видела, как выросла магнолия, которую мы с тобой пот садили. Я заходил кое к кому из бедняков, которым помогала матушка. С ее кончины прошло чуть больше года, а люди, так много ей обязанные, горюют о ней не больше, чем о королеве Анне. Все мы эгоисты. Весь мир одержим эгоизмом. Исключения, подобные тебе, моя дорогая, очень, очень редки; они сверкают, как добрые дела в грешном мире, и от этого окружающий мрак еще чернее.
— Не нужно так говорить, Артур, — сказала Лора, потупившись и глядя на жимолость, которую она приколола к корсажу. — Когда ты просил мальчика сорвать для меня эту ветку, ты не был эгоистом.
— Ты еще скажешь, что с моей стороны это была жертва? — съязвил Пен.
— Нет, но в ту минуту тобой владело доброе, любовное чувство. Доброта и любовь — чего же еще можно требовать от человека? И оттого, что ты, Артур, строго себя судишь, любовь и доброта не убывает, ведь правда? Мне часто думалось, что в детстве маменька избаловала тебя своим обожанием, и если ты стал… ужасное это слово… таким, как ты говоришь, — в этом есть доля и ее вины. А уж вступая в самостоятельную жизнь, мужчина, вероятно, не может не стать эгоистом. Чтобы выдвинуться, прославить свое имя, ему приходится силой пробивать себе дорогу. И маменька, и твой дядя поощряли тебя к этому. Но если это недостойная цель, для чего к ней стремиться? Раз ты, такой умный человек, хочешь пройти в парламент, значит, ты намерен принести большую пользу родине, а то зачем бы тебе это? Ты что будешь делать в палате общин?