Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески - Джозефина Тэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Об этом Грант раньше не думал.
– Вы полагаете, Ричард в глубине души ненавидел брата?
– Почему в глубине души?
– Потому что даже злейшие клеветники признают его преданным Эдуарду. С тех пор как Ричарду исполнилось двенадцать или тринадцать лет, братья не расставались. Третий брат, Джордж, был как-то сам по себе.
– Что за Джордж?
– Герцог Кларенс.
– Которого утопили в бочке с мальвазией?
– Он самый. Так что, собственно говоря, братьев всего оставалось двое: Эдуард и Ричард. И у них была десятилетняя разница в возрасте – как раз столько, чтобы младший брат преклонялся перед старшим, видел в нем кумира.
– Будь я горбуном, – задумчиво начал юный Кэррэдайн, – я бы наверняка возненавидел брата, который отнимал у меня и успех, и женщин, и место под солнцем.
– Возможно, – согласился Грант после некоторого раздумья. – Это самое правдоподобное объяснение, которое я пока встретил.
– Такие чувства могли открыто не проявляться, Ричард мог их даже не осознавать. Они накапливались в его подсознании, пока вдруг не прорвались наружу, когда Ричарду представилась возможность заполучить корону. Он мог сказать себе, то есть его кровь могла сказать: «Вот мой шанс! Все эти годы я всегда находился на шаг позади брата, был у него на побегушках, а где благодарность? Теперь я получу все, что мне причитается».
Грант отметил, что по чистой случайности Кэррэдайн использовал в отношении Ричарда те же слова, что Пэйн-Эллис. Всегда на шаг позади. Именно так романистка представляла себе Ричарда, когда он вместе с белокурой Маргаритой и Джорджем провожал отца на войну, стоя на крыльце замка. На шаг позади, «как всегда».
– Любопытно, что вы говорите о том, как Ричард до самого преступления внешне оставался славным малым, – сказал Кэррэдайн, поправляя дужку очков указательным пальцем. – Так он кажется более живым. Шекспир изобразил его просто карикатурно. Будто и не человек вовсе. Я с радостью стану помогать вам, мистер Грант. Приятное разнообразие после крестьян.
– Кот и Крыса вместо Джона Болла и Уота Тайлера[48].
– Вот именно.
– Что ж, очень любезно с вашей стороны. Буду благодарен за все, что вы сумеете откопать. Но в данный момент мне нужны описания событий того периода, сделанные во времена Ричарда. Ведь они потрясли всю страну, и о них тогда же должно быть немало написано. Я хочу познакомиться с записками именно современников, а не тех, кто что-то слышал от кого-то о событиях, имевших место, когда им самим было пять лет.
– Я найду, кто был тогда летописцем. Возможно, Фабиан. Или он работал при Генрихе Седьмом? Выясню. А пока вам, наверное, захочется посмотреть, что пишет Катберт Олифант. Как я понимаю, он сейчас главный эксперт по тому времени.
Грант объявил, что будет рад познакомиться с сэром Катбертом.
– Я занесу книгу завтра, по пути в библиотеку – можно будет оставить ее внизу? Как только разузнаю, что писали современники Ричарда, сразу прибуду с новостями. Вас это устраивает?
Грант согласился, что лучшего не придумать.
Кэррэдайн-младший внезапно смешался, вновь напомнив Гранту кудрявого ягненка. Гость тихонько пожелал доброй ночи и не спеша вышел из палаты, путаясь в полах своего несуразного пальто.
Грант подумал, что Атланта Шерголд сделала неплохой выбор.
Глава восьмая
– Ну, – спросила Марта, когда она снова появилась в палате, – как тебе понравился мой ягненочек?
– Как раз такой мне и нужен. Спасибо, что отыскала.
– Поисков не потребовалось. Он все время путается под ногами. Практически поселился в театре. Должно быть, смотрел «По морю в корыте» раз пятьсот; если он не в уборной у Атланты, то караулит у нее под дверью. Хоть бы они поженились, тогда бы он не мозолил нам глаза. Знаешь, он с ней даже не живет. Полнейшая идиллия. – Марта на минуту оставила свой «сценический» голос и продолжала: – Они чудесно смотрятся вместе. В некотором отношении они скорее близнецы, чем влюбленные. У них есть та абсолютная вера друг в друга, та взаимозависимость, которая превращает две половинки в единое целое. По моим наблюдениям, у них никогда не бывает ссор или даже размолвок. Как я сказала – чистейшая идиллия. Это тебе Брент принес? – Марта ткнула пальцем в солидный труд Олифанта.
– Да.
– Выглядит не слишком удобоваримым.
– Не слишком аппетитным, скажем так. Но если мне удастся проглотить его, то переварить потом труда не составит. История для специалиста. Тут все до мельчайших подробностей.
– Ух ты!
– По крайней мере, я обнаружил, от кого сэр Томас Мор набрался домыслов о Ричарде.
– От кого же?
– От некоего Джона Мортона.
– Никогда о таком не слышала.
– Я тоже, но это от нашей необразованности.
– И кем он был?
– Архиепископом Кентерберийским при Генрихе Седьмом. И злейшим врагом Ричарда.
– Так вот где собака зарыта! – воскликнула Марта.
– Да. Именно на этот первоисточник опирается все написанное впоследствии. На его основе Холиншед создал хроники, по которым позже Шекспир сочинил «Ричарда Третьего».
– Версия, изложенная человеком, который ненавидел Ричарда… Я этого не знала. А почему святой сэр Томас воспользовался сведениями именно Мортона, а не кого-нибудь другого?
– Чьими бы сведениями он ни пользовался, Мор должен был изложить вариант, выгодный Тюдорам. Но, похоже, Мор записывал все со слов Мортона. Ведь в детстве он жил у него. Кроме того, Мортон лично участвовал во всех основных событиях, так что было вполне естественным обратиться к очевидцу, к тому же хорошо знакомому.
Марта снова указала на лежащую на тумбочке книгу:
– А автор сего толстого и скучного трактата признает, что сочинение Мора необъективно?
– Олифант? Только косвенно. Честно говоря, он сам запутался с Ричардом. На одной и той же странице он пишет, что Ричард был достойным восхищения правителем и полководцем, обладал отличной репутацией, считался весьма добропорядочным человеком и пользовался гораздо большей популярностью, чем выскочки Вудвиллы, родственники королевы, и тут же сообщает, что он был «совершенно неразборчив в средствах и был готов утопить в крови всех, кто стоял между ним и манившей его короной». На одной странице Олифант неохотно признает: «Есть причины полагать, что он был не лишен совести» – и чуть позже пересказывает описанную Мором картину человека, так мучимого совестью, что он не может заснуть. И так далее.
– Значит, твой толстый скучный Олифант предпочитает Алые розы?
– Нет, не думаю. Вряд ли он сознательно принимает сторону Ланкастеров. Хотя теперь я вижу, что он очень терпимо относится к узурпации трона Генрихом Седьмым. Я не помню, чтобы Олифант где-нибудь написал прямо: у Генриха не было ни малейших прав на престол.
– Кто же тогда посадил его на трон? Я имею
