Запах полыни. Повести, рассказы - Саин Муратбеков

проводили каникулы врозь; а осенью, когда начался новый учебный год, она не вернулась в школу. Поговаривали, что ее отцу нужен был помощник и отец настоял, чтобы Загипа бросила учебу. Потом, через пару лет, разнесся слух, будто она вышла замуж за молодого чабана.

И вот эта самая Загипа, девочка из его детства, сейчас стоит за окном и ждет его пробуждения.

Взволнованный Асет встал с постели, оделся, привел в порядок свой костюм, насколько это можно было сделать с помощью одежной щетки и ладони, с особой тщательностью причесался у зеркала. Правда, то же самое зеркало показало ему слегка отекшее лицо и красноватые со сна глаза. Но тут уж он ничего не мог поделать, только утешил себя тем, что на свежем воздухе все пройдет.

Он было направился к выходу, но в передней послышались голоса, и дверь отворилась. Рядом с сестрой стояла смуглая женщина с сухими выцветшими губами на изможденном, преждевременно постаревшем лице. «Господи, неужели это Загипа?»- ужаснулся Асет.

— Он проснулся, наш соколик! — сказала сестра, светясь радостью.

— Здравствуйте! Как ваше здоровье? Как вы доехали? — учтиво осведомилась Загипа, протягивая ладонь с худыми, вздувшимися на суставах пальцами.

Он пожал эти пальцы, и, наверное, лицо его было растерянным, потому что Загипа рассмеялась и сказала:

— Тетя Кульшар, Асет не узнал меня, забыл уж совсем.

Он поглядел в лицо женщины и увидел, как вспыхнули озорными огоньками ее темные глаза — все, что осталось от прежней Загипы.

— Что вы, Загипа, разве вас можно забыть? Я вас узнал сразу, — пролепетал Асет, смутившись, а про себя подумал: «Бог ты мой, в кого превратилась она?!»

Одежда, пошитая из дорогого шелка и плюша, сидит на ней мешком, голову туго стягивает нелепый красный платок. А куда подевались прежняя стать и легкость движений? Шаркая подошвами, теперешняя Загипа прошла в комнату и как-то неловко села на краешек стула.

— Забросили наш аул. Не видать вас, не приезжаете, — сказала она.

— Работа, дела. Понимаете, некогда, — ответил он, как всегда отвечают в подобных случаях.

— Э, дорогая Загипа, это у нас: когда захотел, взял и поехал. У них там, в городе, по-другому. Все по часам, — вступилась сестра.

Согласно обычаю, Загипа расспросила его о делах, о том, как поживают его жена и дети. А потом рассказала о своем житье-бытье, и Асет узнал, что живут они с мужем хорошо, пасут отару овец в предгорьях, что у них уже шестеро детей: одни учатся в интернате, другие вместе с родителями живут в юрте. Потом она, в свою очередь, осведомилась, сколько детей у Асета, и он сказал, что один-единственный сын.

— У них в городе так заведено: один или двое ребят, а больше они не рожают, — опять вмешалась сестра, и он заметил по лицам женщин, что они не одобряют этого.

Загипа посидела еще для приличия — говорить им уже было не о чем. Потом поднялась со словами:

— Пожалуй, я пойду на мельницу. Как бы не прозевать очереди.

— Вечером приходи, ты же знаешь: у нас сегодня свадьба, — напомнила сестра, тоже поднимаясь.

— Придем, тетя Кульшар. Спасибо за приглашение.

Загипа ушла. Но и после ее ухода Асет не мог успокоиться и все думал, думал… Что же все-таки произошло? По годам она еще молода, его ровесница. И живет, говорит, с мужем душа в душу, и заработки, говорит, неплохие. Так что же ее состарило? Может, доля матери? Шестеро, говорит, детей, все ребятишки хорошие, но ведь каждого выкорми, научи уму-разуму…

Ему стало не по себе, будто он предал и сестру, и Загипу и ищет себе легкую жизнь, хотя на самом деле его жизненный путь извилист и труден.

Он вспомнил свою жену, цветущую, веселую женщину, вспомнил, как она временами ложится в больницу, чтобы избавиться от беременности, и как ему это кажется обыденным.

Он попытался представить жену многодетной, состарившейся от забот и подумал с любопытством постороннего человека, как бы он тогда к ней относился. Но представить это было почти невозможно. «А если так, то ни к чему ломать голову, — сказал он себе, — у каждого своя высота, своя доля, может, судьба или как еще там…».

Он заглянул в комнату, где сестра готовила стол.

— Может, ты проголодался? — спросила она с надеждой. — Хочешь, налью тебе сорпы?

— Да что ты! Я сыт, — сказал он, уже в который раз тронутый ее заботами. — Пойду-ка лучше прогуляюсь, по свежему воздуху.

Асет вышел во двор. Между кухней и очагом, сложенным во дворе, сновали женщины и помогающие им дети.

Он завернул за угол дома и увидел своего зятя. Тот сидел на скамеечке в компании мужчин. Мужчины подвинулись и усадили гостя посередине. Чуть погодя подошли еще трое. Вскоре на скамейке не осталось мест, и вновь приходящие мужчины здоровались с Асетом и усаживались на камень или просто опускались на корточки.

Солнце постепенно клонилось к вечеру. От нагретой земли поднималось дрожащее марево. Небо сияло неправдоподобной чистотой, казалось, вот-вот в его прозрачных глубинах возникнет сказочный мираж. Было тепло и тихо; словно зачарованные покоем, мужчины переговаривались не торопясь, негромко.

Беседа шла о колхозных делах, от которых Асет уже давно оторвался; он ловил вполуха ставшие для него посторонними разговоры, смотрел на новую школу, что виднелась в створе между двумя жилыми домами, и пытался пробудить в себе воспоминания о прошлом.

— Красивую школу построили, а? — спросил его Куракбай, с которым они давным-давно бегали в старую школу.

Теперь он еле узнавал своего сверстника в этом крупном уверенном в себе мужчине.

— Красивая. Большая, — кивнул Асет.

В самом деле, школа, хоть и стояла в низине, возвышалась над крышами аула.

— Большая, а вот двух этажей уже мало. Нужен третий, а где его взять? Директор чуть не плачет. Что, говорит, буду делать на следующий год? Детей станет столько, что всех не вместишь, развалится школа, —