Пепел на твоих гбах (СИ) - Зверева Вера

— Тебе нужно вернуться к специалисту, который с тобой работал. Я уверена, он сможет помочь.

— Он тоже думал, что всё прошло, — Андрей кивнул на разорванную упаковку на столе, — что этого достаточно. Что мне сейчас нужна всего лишь лёгкая поддержка для закрепления результата терапии в центре.

— Значит, он ошибся. Но надо продолжить, надо бороться дальше… — Вика понимала, что говорит шаблонные глупости, но что иное она могла предложить?

— С чем бороться? — он повысил голос, — это не болезнь какая-то! Это я! Я теряю контроль! Ты правильно делаешь, что боишься меня.

Так вот как он понял её бегство той ночью из машины, подумала Вика. В груди больно кольнуло, ведь она убегала не от него, а от самой себя и мысли, что это она может причинить ему боль и страдания своим поведением.

Андрей отстранился от Вики и попытался выдернуть свою руку и уйти, но Вика не позволила, сжав её сильней. Он глянул на их сцепленные пальцы, затем резко повернулся к ней, будто что-то собираясь сказать, но Вика положила ладонь на его щеку и опередила его:

— Я не боюсь тебя, — проговорила она, глядя в его едва видные в темноте глаза, — даже таким.

Он замер, а Вика потянулась к нему и поцеловала. И это было правильно. Это, а не тысячи бессмысленных фальшивых убаюкивающих слов, которые должны работать обезболивающим. Никакие слова не могут снять такую боль, никакие обещания.

Андрей медленно расслабился, а потом взяв в ладони её лицо, ответил на поцелуй, нежно, но настойчиво углубляя его. Они развернулись друг к другу, Вика обвила его шею руками, всё сильней прижимая к себе. И все мысли растворялись в темноте, как и страхи исчезли до этого, все желания, кроме одного — быть с ним одним целым. Чувствовать его мягкие губы, его затылок под пальцами и дышать его воздухом.

Но этот бесконечный поцелуй не был таким же, как ночью в машине, не было сводящего с ума адреналина, не было вкуса крови на языке, не было испепеляющего желания сжечь все горести трением тел с одной лишь целью отключиться от мира и забыться, утонуть в страсти без цели и конечной точки.

Всё было иначе. Сердце билось иначе. Дышалось иначе. Его воздухом наполнялись лёгкие, его вкусом хотелось наслаждаться вечно, как сладкой родниковой водой в жаркий день.

Вика потянула его к себе и дальше, с небольшим усилием она уложила Андрея набок на диван и вжалась в него ещё сильней, не ослабляя объятий. Теперь она могла сплести их руки и ноги, спутать их тела, как корни близко растущих деревьев. Он, казалось, забылся, отдаваясь ей полностью, только гладил кожу и волосы, скользил рукой по шее и плечу, но ни на мгновение не разрывал поцелуй. Лишь то ослаблял немного натиск, чтобы покрыть её губы мелкими мягкими прикосновениями, то снова накрывал их целиком и жадно захватывал с языком, превращая поцелуй в танец.

Вика запустила пальцы в его волосы и притянула его ближе, ей хотелось большего, ей хотелось жарче и слаще. Она желала Андрея всем телом, чувствуя, как внутри разгорается огонь. Руки сами собой поползли по его футболке на плечах, потом на бока и спину, сжимая в объятьях его крепкое тело. Его желанное и горячее тело. Она забралась пальцами под его футболку и прошлась рукой по рёбрам и спине, чувствуя, как он реагирует и движется под её руками, как тянется к ней ближе.

Она опустила руку к ремню на его джинсах, но когда она уже почти вытащила конец из пряжки, сверху вдруг мягко легла его ладонь. Вика открыла глаза, потому что Андрей перестал целовать её и немного отстранился. В темноте было сложно разглядеть эмоции на его лице, лишь лёгкий блеск глаз.

— Не так, — прошептал он возле её губ, будто жалея, что оторвался от них, — только не так.

— Всё в порядке, — ответила Вика, кладя руку на его щеку, — я согласна. Я хочу.

Она помнила их уговор и что мяч теперь на её стороне, Андрей говорил, что она сможет прийти к нему, когда сама этого захочет.

— Ты хочешь утешить меня, — он вдруг погладил её по волосам, как хвалят маленького ребёнка за хорошее поведение.

— Нет, — она покачала головой, — нет, это не так, Андрей.

— Это жалость, — продолжил он, отодвигаясь ещё чуть дальше, — прислушайся к себе. Ты хочешь сделать мне приятно, потому что мне сейчас плохо. Я признателен тебе за это желание, но потом жалость иссякнет сама собой.

Вика покачала головой, не соглашаясь с его словами.

— Я не могу излечить тебя, но я могу уменьшить твою боль, — она погладила его по волосам в ответ, чувствуя, как они отросли за последние месяцы, стали мягче, — я могу и хочу сделать тебе приятно. Я знаю как. Я умею! Ты забудешь обо всём на свете!

И произнося эти слова, она начала осознавать, что именно этого она и хочет. И несмотря на то что Андрей был не совсем прав о жалости к нему, ей хотелось постараться и убрать боль из его глаз, заставить их закрыться от удовольствия. Она не могла исцелить его душу, но могла врачевать его тело, даря физическое наслаждение, затмить огнём возбуждения и дрожью оргазмов скованность и сомнения, стереть навязчивую мысль о том, что с ним что-то не так.

Она очень многое могла сделать, и сейчас самым невероятным образом была благодарна Ренату за то, что он такому разному научил её в сексе. Теперь она могла использовать секс во благо! И не для ублажения прихотей, а для того, чтобы Андрей горел в её руках, стонал и изгибался, просил не останавливаться. Как мечтала она, будучи в его объятьях в прошлый раз.

Она могла вернуть ему долг.

Вика замерла от этой внезапной мысли. Она действительно хочет вернуть ему долг. И пожалеть. Утешить. Измотать и заставить громко стонать, кончать много-много раз, пока не иссохнет, чтобы потом поцеловать в лоб, как мамочка усталое чадо перед сном.

Это ужасно. Это так унизительно для него.

— Прости меня, — с сожалением прошептала Вика и прикусила губу, — прости за то, что ты прав.

— Я уже проходил это. Она тоже потом жалела, ещё больше, чем хотела утешить. Даже если было очень приятно, оно того не стоило.

Он говорит об Ольге, вспомнила Вика. Разумов рассказывал о ней и о том, как та приходила к нему в больницу, за тем, чтобы утешить его и себя сексом прямо в палате. Вот почему это для него ещё больней, чем её бегство. Это неправильно. Вике стало невыносимо стыдно за себя и больно за Андрея. Из уголка глаза скатилась маленькая слезинка, но он не мог её увидеть, потому что она тут же затерялась в волосах.

Андрей лишь взял её руку и поднёс к губам, прижался к пальцам и закрыл глаза. Затем снова открыл.

— Останься со мной, — прошептал он.

— Я останусь, — ответила Вика и поцеловала его в губы, замерла, не желая больше разрывать этот невыносимый, но такой желанный контакт. Но всё же пришлось.

Андрей совсем немного сполз ниже и устроил свою голову воле её шеи, практически спрятавшись лицом у неё под подбородком. Его большие, сильные руки обвили её за талию и крепко к себе прижали. Вика обняла его плечи в ответ.

— Я останусь, пока буду нужна, — едва слышно прошептала она, чувствуя на себе его дыханье. Ощущая грудью биение его сердца.

Она подняла руку и запустила пальцы в его мягкие волосы, но не для того, чтобы гладить его в утешение. Ей хотелось срастись с ним, запутаться в этих приятных коротких прядях, вдыхать их запах, прижаться к ним губами и закрыть глаза.

И чувствовалось, будто они сплавляются вместе, превращаясь во что-то целостное, как два осколка чего-то разбитого неожиданно подходят друг к другу острыми краями. Складываются как кусочки странного пазла их переплетённые ноги, руки, обвивающие тела, изгибы и впадины, провалы и пропасти в душе… заполняются друг другом. И было в этом что-то необъяснимое для Вики, чего она никогда не чувствовала до этого мгновения. Что-то правильное и нужное. Необходимое как воздух.

Как она жила раньше без этого?

Лёгкий ветерок скользнул по её волосам, игриво тронул ресницы, и Вика раскрыла глаза. Уже наступило утро. Перед ней на сквозняке медленно колыхалась приоткрытая штора, поднималась и опускалась, будто от размеренного сонного дыханья.