Французский поцелуй - Эрик Ластбадер

Тем не менее, Сив сумел уберечь сердце от ужасов, порождаемых войной. Неистовый в бою и буйный во хмелю, он был неизменно нежен с женщинами. Для него это стало своего рода оселком, на котором он проверял свои человеческие качества. Единственным способом удостовериться, что джунгли не выпотрошили его полностью, было взять в постель местную девушку, когда он на короткое время возвращался к тому, что они во Вьетнаме, смеясь, называли цивилизацией. Вот в такие моменты он, к своему облегчению, обнаруживал, что сколько бы вьетконговцев он ни убил, сколько бы крови, своей и чужой, он не пролил, он, в основе своей, все тот же Сив Гуарда.

За месяц до того, как он познакомился с Волшебником, ему удалось перетащить в свое подразделение брата Доминика. Дом оказался единственным из роты связи спецназа, уничтоженной вьетконговцами в то время, как они занимались передислокацией штаба. За неделю до того, как он познакомился с Волшебником, он два дня пил, не просыхая, с Домиником и капитаном Борком, их командиром, после того, как они втроем уничтожили группу «ночных вампиров» — вьетконговцев, пробиравшихся в лагерь по ночам и убивавших сонных солдат.

Это была чистой воды месть. Незадолго до этого половина отделения Борка погибла: они были разорваны на части «Вышибалой Бетти», как они называли вьетконговское взрывное устройство, срабатывающее от того, что кто-то наступит на его проволочку. Сив считал очень странным, что такое с ними случилось. Все шесть человек, составлявших их отделение, были отобраны индивидуально, что, кроме положительных, имело и отрицательные последствия. Солдаты не знали друг друга, они не были связаны узами товарищества, понятия не имели, что такое взаимовыручка. В результате, половину времени они накачивались местным пойлом или накуривались до чертиков травки, изнывая от безделья, а другую половину — тряслись от страха, что наступят на мину чарли.

Несмотря на это — а, может, именно поэтому — Борк захотел не просто расстрелять «вампиров», но дать наглядный урок врагу, показав, на что он способен.

Борк, Сив и Доминик подвесили всех восьмерых вьетконговцев за ноги. Они болтались на суку, тараща глаза, как кролики в силках. Несмотря на возражения Сива и Доминика, Борк приказал располосовать им животы ножом и оставить подыхать. Так и висели они, невыразимо смердя, несколько дней, как молчаливое свидетельство того, до каких пределов может дойти человеческая ненависть и распад человеческой морали, — ужасный и непроходящий урон, который наносит война ее участникам.

После этого, разумеется, надо было что-то предпринять, чтобы не сойти с ума или, еще хуже, не начать смаковать то, что они сделали. Лучшее средство для этого — алкоголь. Во всяком случае, на первые 48 часов. По истечении этого срока они уже были красивы, как рогатые жабы. Алхимия жизни требует, чтобы что-то выпало в осадок, дабы что-то другое могло получить выход.

Плача навзрыд, как ребенок, Доминик скоро вырубился. Сив еще держался, гладя черные, как ночь, волосы молоденькой вьетнамки, которой, пожалуй, едва исполнилось четырнадцать лет. Его огрубевшие руки ласкали шелковистую плоть с такой нежностью, что слезы благодарности выступили у нее в глазах и она, приподнявшись на соломенной подстилке, поцеловала его в выемку на горле.

Услышав дикий крик из соседней комнаты, где должен был находиться Борк со своей девушкой, Сив в два прыжка оказался там, чтобы защитить своего командира. В руке его сам собой оказался нож. Но то, что он увидал там, превзошло его самые дикие предположения. Борк, абсолютно голый, с красным, торчащим, как радиомачта, членом, избивал бамбуковой тростью свою девицу, связанную проволокой так, что все тело ее было в перетяжках, как у деревенской колбасы. В тех местах, где проволока с особой жестокостью впилась в кожу, выступила кровь.

Зрелище до такой степени возмутило Сива, что он, выхватив трость из рук командира, отдубасил его самого до бесчувствия, а потом осторожно распутал проволоку с тела плачущей девушки.

— Что здесь такое происходит? — услыхал он голос своей собственной временной подружки и, подняв глаза, увидал, что она стоит в дверях. — Что ты делаешь?

— Ты что, не видишь сама? — крикнул он. — Посмотри, она вся в крови!

— Ну и что из этого? Такое здесь происходит каждый день, — заявила она и протянула ему руку. — Пойдем! Давно пора заняться делом.

Девушка Борка повисла на нем, измазывая его своей кровью, а он таращился на этого ребенка с темными, наивными глазами, стоящего в тени дверного проема, и на него нахлынуло ощущение полной бессмысленности жизни.

Ему надо забыться, и вот он танцует в забегаловке из банок кока-колы на следующий день, уже с другим ребенком. Все они взаимозаменимы, как он обнаружил к своему полному разочарованию, — эти бесцельно блуждающие атомы погибшей цивилизации, призраки, слоняющиеся по крематорию, которым стала жизнь.

Сэм и Дэйв, орущие свой приправленный попсой рок под словно напуганное их голосами ф-но, соорудили стену из звуков между Сивом и всепроникающим запахом смерти. В середине танца его трогает за плечо Волшебник.

— Отвали, — бурчит Сив, зарываясь лицом в женские волосы, пахнущие жасмином и чуть-чуть смертью.

— Эй, приятель!

— Пой свои блюзы кому-нибудь другому.

— Ты увяз по уши в дерьме, по слухам.

Сив продолжает невозмутимо танцевать под Сэма с Дэйвом и их ф-но, звучащее не хуже джаза, истинной души Америки. Развернул девушку, заставив ее сделать пируэт.

— Ты прав, — соглашается он, — в большую кучу дерьма, чем война, трудно вляпаться.

— Я имею в виду военный трибунал.

И тут впервые Сив видит лицо Волшебника.

— Я тебя знаю? — спрашивает он.

— Теперь знаешь, — отвечает Волшебник, широко улыбаясь. — Хочешь выпить?

Сив позволяет ароматному телу выскользнуть из его объятий и исчезнуть, кружась, как яркая пылинка в сумрачном просторе бытия. Волшебник ведет его к угловому столику, где сидит еще один человек, медленно потягивая местное пойло.

— До меня дошло, — сообщает Волшебник, — что Борк сейчас находится в госпитале с переломанными ребрами, ключицей и запястьем. Все в лучшем виде, мать твою так!

— Да ну?

Волшебник важно кивнул.

— И, как я слыхал, это твоя работа.

— Неужели?

Волшебник весь подался вперед, отчего его огромное тело показалось Сиву еще больше.

— Эй, приятель, берегись! Борк жаждет твоей крови. Хочет приморить тебя как следует.

— Первый раз слышу.

— Ничего удивительного, — сказал Волшебник. — Я более осведомлен, чем ты.

До Сива постепенно доходит серьезность положения. — Чего тебе от меня надо?

Волшебник рассмеялся. В кабаке слишком темно, чтобы можно было видеть, чем занят другой человек за столом.

— Скорее, этого надо тебе. А я занимаюсь вербовкой. Мое имя Вергилий, но в этих местах меня часто зовут Волшебником. — Он ткнул большим пальцем в сторону своего приятеля. — Это Мясник дал мне эту кликуху, она и прилипла, как банный лист.

Отхлебнул из своей кружки пива.

— Дело в том, что Мясник набирает себе группу. Группу выживания, можно сказать. Наша цель — выжить в этом сумасшедшем доме и, желательно, накопить здесь хоть немного башлей, раз уж мы попали сюда.

— Надеюсь, речь не идет насчет того, чтобы дезертировать или что-нибудь в этом роде?

— Да нет, что ты! — ответил Волшебник. — Если тебе так хочется убивать чарли, то у тебя для этого будет уйма возможностей. Мы только хотим делать это на наших собственных условиях. — Он с отвращением фыркнул. — Если бы я думал, что у Командования есть толковый план, как выиграть войну, я бы первый помчался выполнять его, можешь в этом быть уверен. Однако, единственное, во что верит Никсон, так это в то, что ясность ослабляет власть. Он дует в одну дудку с Вестморлендом. И сейчас единственным результатом их «войны на истощение» является то, что истощаемся мы сами. И чтоб я стал умирать за такого человека! Ну уж дудки!

— Но Никсон говорит...

Лицо Волшебника передернулось от отвращения.

— Позволь мне сказать тебе кое-что о нашем добром президенте. У него больше власти, чем воли, чтобы ее осуществлять. Все, что он говорит, имеет одну цель — увернуться от щекотливых вопросов, возникающих у всякого, кто задумывался о передрягах, куда заводят его приказы. Помнишь Фреда Аллена, известного в прошлом комика? Как-то он сказал, что успех можно уподобить попыткам учить жену водить машину: рано или поздно закончишь в канаве. Вот туда и рулит наш Никсон, и я не собираюсь ему в этом помогать изнутри. Мы с Мясником собираемся заниматься совсем другим делом. Ну, как все это для тебя звучит?

Сив должен был признать, что звучит это вполне убедительно. Похоже, Волшебник один понимает, как справиться с неблагоприятными обстоятельствами в недружественном окружении. — Весьма интересно. Но перевод из одного подразделения в другое здесь осуществить трудно.