Рога - Джо Хилл

— Сколько ты ходишь в этой одежде? — спросила Меррин, окинув его критическим взглядом.

— Не знаю. Дня два.

— Ну хорошо. Я хочу, чтобы ты все это снял и принял душ.

Сердце Ли мучительно сжалось, его разгоряченный член буквально рвался из брюк. Он бросил взгляд на входную дверь. На то, чтобы вымыться перед сексом, времени отчаянно не хватало.

— Люди же придут, — пожаловался он.

— Пока еще никто не пришел, время есть. Мойся. Я принесу тебе выпить.

Ли прошел по ведущему к ванной коридору впереди Меррин, у него стоял, как никогда еще в жизни, и он был благодарен плавкам, что они удерживают член прижатым к ноге. Он не слишком, но все же надеялся, что Меррин тоже войдет в ванную и предложит помочь ему снять джинсы, но она осталась на пороге и тихо прикрыла за ним дверь.

Ли разделся, встал под душ и стал ждать ее прихода. Из душа хлестала горячая вода, поднимались облака пара. Его сердце билось сильно и часто, бессмысленно стоящий член дергался и качался. Когда из-за занавески просунулась ее рука со стаканом — снова ром и кока-кола, — Ли было подумал, что тут же появится и она, без одежды, но как только он взял стакан, рука исчезла.

— Приехал Иг, — сказала Меррин полным сожаления голосом.

— Добрался в рекордное время, — сказал Иг, стоявший, видимо, прямо за ней. — Ну как ты там?

— Привет, Иг, — сказал Ли. Слышать сейчас Игов голос было так же малоприятно, как если бы вдруг отключили горячую воду. — Все более-менее в норме, с учетом обстоятельств. Спасибо, что ты приехал.

Это «спасибо» звучало несколько натянуто, но Ли надеялся, что Иг этого не заметит, спишет все на обстоятельства.

— Я принесу тебе какую-нибудь одежду, — сказала Меррин, и они с Игом исчезли, щелкнула дверь.

Ли стоял по щиколотку в горячей воде, ярясь, что Иг уже приехал, и гадая, не подозревает ли тот чего, — нет-нет, конечно же нет. Иг приехал так быстро, потому что знал, что нужен другу, в этом вся его сущность.

Простояв так какое-то время, Ли заметил, что его правой руке очень больно. Опустив глаза он увидел крестик; золотая цепочка, обмотанная вокруг руки, врезалась ему в кожу. Меррин, чья блузка была наполовину расстегнута, посмотрела ему в глаза и предложила свой крестик. Было ясно, что она предлагает себя, ведь в этот момент его нога была между ее бедрами. Далеко не все она решалась сказать ему прямо, но Ли понимал ее намеки, прекрасно понимал. Он накинул цепочку на головку душа и стал смотреть, как качается блестевший на солнце крестик, качается, посылая вспышками «путь свободен». Скоро Иг будет в Англии, и не нужно будет больше осторожничать, ничто уже не помешает им делать то, чего хотят и он и она.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

После смерти его матери Меррин стала чаще звонить и посылать мейлы, якобы проверяя, как у него дела. А возможно, она и вправду думала, что проверяет — Ли ни в коем случае не недооценивал способности человека обманывать себя относительно того, что ему в действительности нужно. Меррин усвоила значительную часть Иговой морали, и Ли ожидал, что она пойдет только до какого-то предела, а потом ему нужно будет брать дело в свои руки. Кроме того, даже отбытие Ига в Англию не обязательно сразу расчистит путь. Меррин выработала целый набор жизненных правил для людей высокого статуса. Ее требовалось убедить, что, если она трахнется с кем-либо другим, это будет, если разобраться, в интересах самого же Ига. Ли это понимал и готов был ей помочь.

Меррин оставляла ему послания и дома, и в офисе конгрессмена. Она раз за разом спрашивала, как у него дела, что он делает, встречается ли он с кем-нибудь. Она говорила, что ему нужна женщина, нельзя же все время жить монахом. Она говорила, что думает о нем, и было трудно не понять, к чему она клонит. Ли думал, что она нередко звонит после пары стаканов, это ощущалось в ее голосе, в некой сексуальной замедленности.

Затем Иг уехал в Нью-Йорк для собеседований в «Международной амнистии», и буквально через несколько дней Меррин начала требовать, чтобы Ли к ней зашел. Ее соседка по съемной квартире съезжала, Меррин думала перевести ее спальню на себя, и у нее получалось в два раза больше места. В Гидеоне остался ее любимый комод, и она спросила Ли в мейле, не привезет ли он ей этот комод в следующий раз, когда будет в Бостоне. Она сказала, что ее белье лежит в нижнем ящике, так что в других местах можно и не искать. Она сказала, что разрешает ему примерить это белье, но только если он в нем сфотографируется и пришлет ей снимки. Она послала ему сообщение, что, если он привезет ей комод, она познакомит его с роскошной девицей, блондинкой в точности, как он, ледяной королевой. Она писала, что секс получится роскошный, ну прямо как дрочить перед зеркалом, только еще лучше, потому что у отражения будут сиськи. На случай, если у него все пройдет удачно, она напоминала, что с отъездом соседки в квартире будет свободная спальня, давая ему знать, что сама она будет одна.

К этому времени Ли научился понимать шифрованные послания почти идеально. Говоря об этой другой девице, она говорила о себе самой, о том, что им предстояло. И все же он решил не привозить ей комод — не был уверен, что хочет с ней встретиться, когда Иг еще в Америке, пусть и на расстоянии в несколько сотен миль. Может статься, у них не получится удержать себя в рамках. С отъездом Ига все станет значительно проще.

Ли всегда считал само собой разумеющимся, что это Иг бросит Меррин. Ему и в голову не приходило, что это она захочет на свободу, исскучается и станет готовой на все и что шесть месяцев отсутствия Ига дадут ей прекрасный шанс. Иг происходил из известной обеспеченной семьи с хорошими связями, и ему совсем не мешало погулять на травке. Ли всегда считал, что Иг ее бросит примерно тогда же, когда закончит школу, и тут-то все и устроится, наступит очередь Ли. Она поступала в Гарвард, а Иг — в Дартмут. С глаз долой — из сердца вон, думалось Ли, но вот Иг считал иначе и еженедельно приезжал в Бостон, чтобы с ней потрахаться, ну прямо как пес, метящий территорию.

Единственным, что Ли мог придумать, было, что на каком-то уровне Иг держался за нее из извращенного желания иметь над Ли еще одно дополнительное преимущество. Иг был рад держать Ли под своим покровительством — перевоспитание Ли Турно было его излюбленным хобби, — но ему хотелось, чтобы Ли знал пределы их дружбы. Он не хотел, чтобы Ли забывал, кому она досталась. Словно Ли не вспоминал это каждый раз, когда закрывал свой правый глаз и мир превращался в призрачную страну теней, где во мраке таились привидения, а солнце было холодной далекой луной.