Таинственный остров - Жюль Верн

— Нет, Наб, мне нужно заняться оснасткой судна. Постарайся обойтись без меня, — сказал моряк.

— А вы, Герберт?

— Завтра моя очередь ехать в кораль, — ответил юноша.

— Тогда, может быть, вы, мистер Спилет?

— Я готов, Наб, — согласился журналист. — Только предупреждаю тебя, что я твои кулинарные секреты напечатаю в газете.

— Как вам будет угодно, мистер Спилет, я ничего против этого не имею.

Назавтра Гедеон Спилет, возведённый в звание поварёнка, водворился на кухне. Инженер ещё накануне рассказал ему о своём исследовании, и журналист вполне согласился с ним, что хотя ничего подозрительного и не удалось обнаружить, но тут кроется какая-то тайна.

Холода держались всю неделю, и колонисты выходили из дому только для того, чтобы навестить птичник. Весь Гранитный дворец был пропитан аппетитными запахами блюд, приготовляемых Набом и журналистом. Однако не всё добытое на охоте было превращено в консервы и паштеты. Пользуясь тем, что в эти холодные дни дичь нисколько не портилась, колонисты в течение нескольких дней ели её в свежем виде и пришли к выводу, что на свете нет кушанья вкусней, чем жаркое из болотной дичи.

В продолжение целой недели Пенкроф при помощи Герберта сшивал паруса для шлюпа. Моряк работал с таким увлечением, что паруса вскоре были готовы. Верёвки для снастей оказались отличного качества, так как колонисты сохранили сетку оболочки воздушного шара. Материала было достаточно, и моряк сделал из него ликтросы, гордень, ванты и шкоты. По указаниям Пенкрофа Сайрус Смит выточил для него блоки на своём токарном станке. Таким образом, всё снаряжение судна было изготовлено ещё до того, как окончилась постройка корпуса.

Пенкроф сшил даже флаг, окрасив его полотнище в национальные цвета при помощи различных растений, указанных ему Гербертом. Только к тридцати семи звёздам, представляющим на американском флаге тридцать семь штатов республики, моряк прибавил тридцать восьмую звезду — звезду «штата Линкольна», так как он считал остров неотделимой частью своей родины.

В ожидании, пока этот флаг взовьётся над шлюпом, колонисты подняли его над входом в Гранитный дворец.

Между тем зима подходила к концу. Казалось уже, что эта вторая зима на острове пройдёт без каких бы то ни было неприятных событий, как вдруг в ночь с 11 на 12 августа плоскогорье Дальнего вида подверглось опасности полного опустошения.

После утомительного трудового дня колонисты крепко спали. Вдруг около четырёх часов утра их разбудил отчаянный лай Топа. Собака лаяла теперь не у отверстия колодца, а у двери. Она царапала её когтями, точно желая высадить. Юп также испускал отрывистые крики.

— Что с тобой, Топ? — спросил Наб, вскочивший первым.

Собака ещё пуще залаяла.

— Что с ней случилось? — спросил Сайрус Смит.

Все колонисты, как были, неодетые, кинулись к окнам. Перед их глазами расстилалась пелена снега, чуть белевшая в непроглядно чёрной ночи. Ничего увидеть нельзя было, но зато они явственно услышали лай, доносившийся снизу. Ясно было, что на берег у подножия дворца забрались какие-то животные, разглядеть которых не было возможности.

— Кто там? — спросил Пенкроф.

— Волки, ягуары или обезьяны, — ответил Наб.

— А наш птичник! — воскликнул Герберт. — А наш огород!

— Как они пробрались сюда? — недоумевал Пенкроф.

— Они, вероятно, прошли по мосткам, — сказал инженер. — Кто-то из нас забыл поднять их.

— В самом деле, — признался журналист. — Помнится, я не поднял мостика на берегу…

— Вот за это спасибо, мистер Спилет! — вскричал моряк.

— Что сделано, того не воротишь! — остановил Пенкрофа Сайрус Смит. — Лучше подумаем, что теперь предпринять.

Таковы были вопросы и ответы, которыми быстро обменялись колонисты. Ясно было, что звери — какие, это было пока неизвестно, — перебрались по мосткам через водосток и теперь угрожали самому плоскогорью Дальнего вида. Надо было предупредить их вторжение и дать им бой на подступах к плоскогорью.

— Но что же это за звери? — ещё раз спросил Пенкроф, прислушиваясь к смутно доносившемуся лаю.

Герберт вдруг вздрогнул: он вспомнил, что уже однажды слышал этот лай — во время первого посещения истоков Красного ручья.

— Это шакаловые лисицы! — воскликнул он.

— Вперёд! — вскричал моряк.

И все колонисты, наспех одевшись и вооружившись топорами, карабинами и ружьями, кинулись в корзину подъёмника и быстро спустились на берег.

Шакаловые лисицы, когда их много и когда они озлоблены голодом, — очень опасные животные. Однако колонисты, не колеблясь, бросились в самую гущу стаи.

Выстрелы, пронзившие темноту ночи короткими вспышками света, заставили податься назад первые ряды наступавших.

Колонистам всего важнее было не допустить лисиц на плоскогорье Дальнего вида: там были огороды, птичник и хлебное поле; нашествие голодных лисиц грозило всему этому опустошением и гибелью. Так как дорога на плоскогорье была только одна — узкая полоска вдоль левого берега реки Благодарности, то именно здесь и нужно было устроить живой заслон.

Все отлично понимали это, и, по приказу Сайруса Смита, колонисты быстро выстроились поперёк дороги. Топ, широко раскрывший пасть, обнажая острые клыки, Юп, размахивавший, как палицей, подаренной ему Пенкрофом дубиной, стали впереди колонистов.

Ночь была очень тёмной. Только при вспышках выстрелов, из которых каждый должен был попасть в цель, колонисты видели своих врагов. Лисиц было не меньше сотни, и глаза их блестели в темноте, как раскалённые угольки.

— Нельзя пропускать их! — вскричал Пенкроф.

— Не пропустим! — ответил инженер.

Задние ряды лисиц напирали на передние, и колонистам беспрерывно приходилось пускать в ход то ружья, то топоры.

Множество трупов шакаловых лисиц уже валялось на земле, но количество нападавших не уменьшалось. Колонистам даже казалось, что стая всё время увеличивается.

Вскоре битва пошла врукопашную. Все колонисты получили по нескольку ран, к счастью пустячных. Герберт выстрелом в упор избавил Наба от лисицы, взобравшейся к нему на спину. Топ обезумел от ярости и, только успев перегрызть горло одному противнику, уже кидался к следующему. Юп, вооружённый дубиной, бил ею без отдыха. Его никак не удавалось оттащить назад. Обладая, очевидно, способностью видеть во тьме, он всё время кидался в самую гущу боя и только отрывистым, резким свистом выдавал своё крайнее возбуждение. В пылу боя он забрался далеко в ряды врагов, и при свете выстрелов колонисты увидели, что он бешено отбивается от нападающих на него со всех сторон лисиц.