Лучшее эфирное время - Джоан Коллинз

– Откровенно говоря, милая, нет. Я очень тебе сочувствую и обещаю, что наши люди, ответственные за связи с прессой, постараются все уладить, но мы просто не можем и не будем потакать капризам актрис.

– Капризам! – Хлоя чуть не плакала. – Гертруда, это самое важное в моей жизни! – Она начала рассказывать всю историю с самого начала, но Гертруда оборвала ее.

– У меня сейчас гости, милочка. Ты не беспокойся, – попыталась утешить ее Гертруда. – Не думаю, что плохая реклама повредит тебе. В конце концов, ты и в самом деле сука.

– Нет! – закричала Хлоя. – Я актриса, и хорошая актриса, потому все и думают, что я такая же, как и моя героиня. Пожалуйста, разреши мне уехать, Гертруда, пожалуйста, только на уик-энд. Я должна все уладить. Аннабель нуждается во мне, я должна объяснить ей все сама. По телефону я не могу этого сделать.

– Я должна буду поговорить с Эбби, – сухо сказала Гертруда. – Посмотрю, что можно сделать. А сейчас я должна бежать, меня ждут. – Она повесила трубку.

– Черт бы тебя побрал! – закричала Хлоя, слезы ручьями хлынули из ее глаз. – К черту всех вас! Куда захочу, туда и уеду. – Она позвонила Ванессе. – Зарезервируй мне билет в Лондон на завтрашний вечер и организуй мне сегодня вечером встречу с Кристофером. Пора расплачиваться за ошибки.

– Я уезжаю, Эбби, – спокойно сказала она следующим утром, сидя напротив великана в его необъятном офисе.

Эбби, однако, проявил к ней большее сочувствие, чем Гертруда.

– Мы разрешим тебе эту поездку, чтобы ты смогла с честью выйти из этой неприятной истории. Она компрометирует тебя в глазах публики. Если просто не обращать на все это внимания, зритель будет думать, что ты на самом деле сука. И хотя никакого позора в незаконном рождении твоего ребенка нет, я думаю, публика должна знать правду. Ты в долгу перед ней, как и перед этой девочкой.

Эбби жевал сигару и с теплотой смотрел на Хлою. Когда дело подходило к развязке, Эбби обычно становился внимателен к своим звездам. Ему нравилась Хлоя, и он знал, что она вовсе не та бессердечная дрянь, которую изображала в картине.

– Поезжай, милая. Дай пресс-конференцию в Лондоне, это важно, но еще важнее – твоя девочка, как она восприняла это?

– Не знаю, – ответила Хлоя, еле сдерживая слезы. – Я не могу пробиться – они отключили телефон, а в колледже я не могу ее застать. Это действительно очень тяжело, Эбби. Эта девочка – самый дорогой человек в моей жизни. – Слезы побежали по ее щекам.

Эбби, несмотря на внешнюю суровость, был сентиментальным человеком, и он почувствовал, как и у него сжимается горло, и поспешно протянул Хлое свой носовой платок, пока сам не разрыдался.

– Ну-ну, милая, – грубовато сказал он. – Никаких слез, пожалуйста, ты только задержишь съемку, пока будут восстанавливать твой макияж. Возвращайся на площадку, мы освободим тебя к двум тридцати, так что успеешь на лондонский рейс.

К тому времени, когда разразился скандал, Аннабель была уверенной в себе молодой женщиной, студенткой колледжа, собиралась стать музыкантом. Она была спокойна и счастлива в своей семье, в благополучной атмосфере родительского дома. Но это не остановило сплетников Флит-стрит, которые накинулись на скандальную новость, как стервятники. Все, что касалось Хлои, само по себе было интересным. Эта же информация была просто сенсационной, и газетчики собирались выжать из нее все соки. Каждый день газеты пестрели заголовками:

«Хлоя бросает дитя любви», – визжала «Сан».

«Эгоистичная «мыльная» королева отказывается от ребенка», – вторила ей «Стар».

«О, Хлоя, Хлоя, как ты могла оказаться такой бессердечной? Где же твои нравственные устои, материнские инстинкты? Глупая женщина. Неужели бриллианты, меха, голливудские особняки и бассейны стоят жизни ребенка? Ребенка, которого ты выносила, а потом отдала родственникам, чтобы продолжать свою карьеру, в погоне за пустой славой и фривольной жизнью, и оставляя на чужое попечение свою плоть и кровь, воспитывая своего ребенка во лжи?..»

Газеты пороли всякую чушь, кто во что горазд. История была «жареной», и из нее пытались выжать максимум. «Как это отвратительно», – думала Хлоя.

Она просматривала газеты в самолете, и ее охватывал ужас – как воспримет все это Аннабель. Хлою сопровождала Ванесса, которая была приятно взволнована тем, что возвращается в Лондон. На нее тоже в какой-то степени распространилась слава Хлои, и Ванесса стала своего рода знаменитостью Петтикоат Лейн, где до сих пор жила ее семья. Филипп тоже сидел рядом с Хлоей, похрапывая во сне. Он поддерживал ее с того момента, как разразился скандал, и настоял на том, чтобы поехать вместе с ней.

– Какое имеет значение, что о тебе говорят, дорогая? – спрашивал он Хлою. – Они все равно будут думать, что ты негодяйка. – Он приводил ее в бешенство своим французским прагматизмом, и их беседы обычно заканчивались ссорами.

В Хитроу пресса уже была во всеоружии – десятки репортеров, телекамеры. Как только Хлоя спустилась с трапа, ее тут же окружила толпа, толкая, хватая ее, выкрикивая что-то, пока она с высоко поднятой головой шла по коридору аэропорта. На ней было простого покроя рыжевато-коричневое кашемировое пальто, туго схваченное на талии ремнем.

Льстивый репортер Би-би-си совал ей микрофон прямо в лицо, требуя заявления. Женщина из Ай-ти-ви тоже настаивала на внимании. Были репортеры из Эн-би-си, Эй-би-си, Би-би-си и других телекомпаний Европы и Австралии.

– Минуту. Подождите все минуту. – Кристофер, пресс-секретарь «Саги», уже был красный от усилий сдержать возбужденную толпу и прессу. – Сейчас мисс Кэррьер не собирается делать никаких заявлений. Как все вы знаете, мы созвали пресс-конференцию в отеле «Ритц» в четыре часа. Там мисс Кэррьер подробно расскажет вам о последних событиях.

Хлоя, сжав зубы, изобразила подобие улыбки, пока в сопровождении трех полицейских, двух представителей авиакомпании, Ванессы, Филиппа и Кристофера пыталась пробиться сквозь толпу фотографов, журналистов и зевак.

Да, это было, пожалуй, тяжелее, чем она ожидала. Прошлой ночью они допоздна планировали свои действия. Господи, пусть их план сработает, молила Хлоя.

23

Уютный мирок Аннабель внезапно взорвался, превратившись в кошмар. Ее фотографии заполнили первые страницы бульварных газет. Приятели-студенты с упоением сплетничали за ее спиной. Почему же тетушка Хлоя, – нет, теперь это мама Хлоя, так ведь? – почему она не сказала ей правду?

Пресса обрушилась на тихий домик в Барнсе шквалом телефонных звонков, и семья Аннабель была просто в шоке. Положение становилось невыносимым. Когда у дверей стали вести круглосуточную осаду десятки журналистов и фоторепортеров со всего мира, дом превратился в крепость. Ричард и Сьюзан отключили телефон, добрые, сочувствующие соседи приносили им еду, и семья жила в тягостном ожидании скорейшего снятия осады.