Дживс и Вустер (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

в принципе он не против Пьеро. Просто он подумал, что в моем случае Пьеро не годится.

– Почему? Не понимаю.

– Дживс сказал, что костюм Пьеро радует глаз, но ему недостает той значительности, которой обладает наряд Мефистофеля.

– Все равно не понимаю.

– Дживс сказал, все упирается в психологию. Было время, когда подобное высказывание меня бы

озадачило. Но долгое общение с Дживсом сильно обогатило лексикон Берти Вустера. Дело в том, что Дживс большой знаток в области психологии, в частности психологии личности. Но и я теперь хватаю все на лету, едва он заикнется насчет психологии.

– А, в психологию?

– Да. Дживс убежден, что одежда оказывает воздействие на психику. Он считает, что такой эффектный наряд придаст мне смелости. По его мнению, хорош был бы и пиратский костюм. Вообще-то Дживс с самого начала советовал его надеть, но мне не подходят ботфорты.

Я все понял. В жизни и так хватает огорчений, а тут еще Гасси Финк-Ноттл в пиратских ботфортах.

– Ну и как, прибавилось у тебя смелости?

– Видишь ли, Берти, старина, если честно, то нет.

Меня буквально потряс порыв сострадания к бедному придурку. Пусть в последнее время мы с ним почти не встречались, но разве забудешь, как в школьные годы мы запускали друг в друга дротики, предварительно обмакнув их в чернила.

– Гасси, – сказал я, – послушай совет старого друга и на пушечный выстрел не подходи к этому балу-маскараду.

– Но это единственная возможность ее увидеть. Завтра она уезжает из Лондона. И потом, никто не знает…

– Чего не знает?

– А если расчет Дживса оправдается? Сейчас я чувствую себя как последний дурак, это верно, но кто знает, что случится, когда я смешаюсь с толпой в маскарадных костюмах. Такое со мной было в детстве на Рождество. Меня нарядили кроликом, и я просто сгорал от стыда. Но когда пришел на праздник и оказался в толпе детей, костюмы которых были еще отвратительнее моего, я, к моему удивлению, воспрял духом, веселился вовсю и так объелся за ужином, что по дороге домой меня дважды стошнило в такси. Трудно заранее сказать, как все обернется.

Звучит довольно убедительно, подумал я.

– Да и вообще, в принципе, Дживс совершенно прав. В этом экстравагантном мефистофельском одеянии я способен совершить поступок, который всех поразит. Понимаешь, тут цвет делает погоду. Возьмем, например, тритонов. В брачный период окраска самцов становится очень яркой. Великое дело, знаешь ли.

– Но ты-то не самец тритона.

– К сожалению. Известно ли тебе, Берти, как тритон делает предложение своей возлюбленной? Он становится перед ней, изгибается дугой и трясет хвостом. Это я бы сумел. Нет, Берти, будь я самец тритона, все было бы куда проще.

– Но тогда Мадлен Бассет на тебя и не взглянула бы. В смысле, влюбленным взглядом.

– Еще как взглянула бы, если бы была самкой тритона.

– Но она не самка тритона.

– Допустим, она самка тритона.

– Согласен, только ты бы в нее тогда не влюбился.

– Спорим, влюбился бы, если бы был самцом тритона.

У меня в висках застучало, и я понял, что наша дискуссия достигла точки насыщения.

– Послушай, – сказал я, – к черту фантазии насчет махания хвостами и прочей чепухи, давай рассматривать голые факты. Ты приглашен на бал-маскарад, вот что главное. И я, как искушенный участник этого вида развлечений, предупреждаю тебя, Гасси: никакого удовольствия ты не получишь.

– Но я и не надеюсь получить удовольствие.

– Воля твоя, но я бы не пошел.

– Придется идти. Я же тебе говорю, она завтра уезжает.

Я сдался.

– Ладно, ступай, – сказал я. – Дело твое… Да, Дживс?

– Такси для мистера Финк-Ноттла, сэр.

– Что? Ах, такси… Гасси, такси тебя ждет.

– А? Такси? Ну да, конечно, такси… Благодарю вас, Дживс. До скорого, Берти.

Вымученно улыбнувшись – так улыбался цезарю римский гладиатор, выходя на арену, – Гасси удалился. Я обернулся к Дживсу. Пришло время поставить его на место, и я был во всеоружии.

Конечно, всегда трудновато начать. Да, я твердо решил показать ему, где раки зимуют, но мне не хотелось слишком сильно задевать его чувства. Даже демонстрируя железную хватку, мы, Вустеры, сохраняем доброжелательность.

Однако, поразмыслив, я понял, что если примусь за дело слишком уж деликатно, то ничего не добьюсь. Зачем ходить вокруг да около?

– Дживс, – сказал я, – могу я говорить откровенно?

– Вне всякого сомнения, сэр.

– Боюсь, то, что я скажу, будет вам неприятно.

– Ничуть, сэр.

– Видите ли, как я узнал из беседы с мистером Финк-Ноттлом, эта мефистофельская затея принадлежит вам.

– Да, сэр.

– Послушайте, давайте внесем ясность. Насколько я понял, вы считаете, что, обтянув себя красным трико, мистер Финк-Ноттл при виде предмета своего обожания начнет трясти хвостом и гикать от радости.

– По моему мнению, мистер Финк-Ноттл избавится от присущей ему робости, сэр.

– Не могу с вами согласиться, Дживс.

– Не можете, сэр?

– Не могу. Скажу напрямик: много я слышал в жизни глупостей, но эта бьет все рекорды. Ничего у вас не выйдет. И не надейтесь. Единственное, чего вы добились, – обрекли мистера Финк-Ноттла на кошмарные мучения, и все впустую. И такое вы проделываете уже не в первый раз. Честно говоря, Дживс, я замечаю у вас наклонность к… как это называется?

– Не могу сказать, сэр.

– Вертится на языке… к излишней изо… изобретательности? Нет, не то…

– Изощренности, сэр?

– Вот-вот, именно изощренности. Излишняя изощренность – вот в чем ваша беда, Дживс. Ваши планы лишены простоты и прямоты. Вы все только запутываете своими фантазиями. Единственное, что нужно мистеру Финк-Ноттлу, – мудрый совет более опытного друга,