Виват император! Армагеддон - Роман Злотников

За следующие десять лет судьба буквально завалила Пашу своими дарами. Когда его первый высокопоставленный покровитель немного разобрался в том, что такое Паша Громовой на самом деле, и решил исправить допущенную им самим ошибку, он был тут же убит на собственной даче. А Паша последовал дальше по жизни, осененный высоким званием «птенца гнезда генерала Рохлина». И когда судьба снова забросила его на чеченскую землю, он, памятуя о том, что отсюда началось его возвышение, воспринял это назначение гораздо спокойнее, чем в первый раз. Тем более что теперь он приехал на все готовенькое. Чеченцы уже вроде как были покорены, в их селах и городах стояли комендатуры, и делать военным было вроде бы совершенно нечего. Вся тяжесть черновой работы была переложена на плечи МВД и ФСБ. Да и к тому же генеральский чин подразумевал, что на этот раз между ним и чеченскими снайперами будет пролегать намного большее расстояние.

Сказать по правде, своей потрясающей карьерой Паша Громовой был обязан не одной лишь серии необычайно удачных стечений обстоятельств, как это могло бы показаться тем, кто знал его лично, но и собственному феноменальному нюху. Паша ВСЕГДА знал, что и как сказать, к кому подлизаться и каким образом это сделать (в военной среде не очень любят откровенных подхалимов, но не менее политиков ценят личную преданность, твердо следуя завету Павла I: «Нам умные не надобны, нам надобны верные»). Так что когда Паша вновь объявился в Чечне и неожиданно обнаружил, что, удалившись от прицелов чеченских снайперов, он попал в перекрестье видоискателей журналистских видеокамер, его нюх тут же подсказал ему, что из тех, кто его окружает, главными людьми на этот раз являются именно журналисты. И он сделал все, чтобы максимально ублажить этих людей. За те два года, что Паша провел в Чечне, он успел отдать под суд семерых офицеров за «излишне жестокое обращение с мирным населением», выпустить добрых четыре сотни боевиков, отловленных коллегами из ФСБ, и ликвидировать комендатуры в доброй трети сел, окончательно отдав их под полную власть «непримиримых».

Но в глазах журналистов и, соответственно, читателей и зрителей их изданий и телеканалов генерал Громовой стал истинным покорителем и отцом Кавказа. Ну еще бы! Никогда ни до, ни после Громового у журналистов не было ТАКОЙ свободы действий.

Генерал издал строжайший приказ, предписывавший всем командирам подразделений и военным комендантам оказывать всемерную помощь журналистам в «выполнении ими своего профессионального долга». И беспощадно карал всех, кто не проявлял достаточной ревности в исполнении данного предписания. Что же до боевиков, которых он отпустил, то они в подавляющем большинстве были освобождены в обмен на тех журналистов, которые с излишней ретивостью выполняли «свой профессиональный долг» и в результате попали в заложники к боевиками. По стране гремело изречение генерала, растиражированное всеми изданиями: «Я готов отпустить десять бандитов, чтобы спасти жизнь одному честному человеку. Бандитов мы все равно поймаем, а вот жизнь честного человека уже не вернешь». Армия и органы скрежетали зубами, видя, как рушатся результаты многолетнего тяжкого и кропотливого труда. Но все попытки пресс-служб министерств и высокопоставленных военных открыть прессе глаза на истинное лицо их любимца разбивались о твердокаменное убеждение журналистов в том, что это суть нападки на «первого истинного демократа и человека нового времени в косной и закрытой военной среде». Так что даже громкая отставка, больше напоминавшая пинок под зад, лишь сыграла на повышение рейтинга генерала. И Паша Громовой внезапно для себя оказался очень завлекательным вариантом для тех сил, которые лихорадочно искали кандидата на должность «спасителя Отечества». Тем более что, разобравшись, что такое на самом деле генерал Громовой, теневые дирижеры пришли к выводу, что этот «спаситель» будет достаточно управляемым «спасителем». А это их, естественно, абсолютно устраивало. Так на политическом небосклоне взошла новая яркая звезда…

— И что это за выставка?

Ярославичев обернулся. У дверей зала, привалившись к косяку, стоял высокий, крепкий на вид человек средних лет, в котором вряд ли кто мог бы признать вальяжного старика, прилетавшего в Москву пятнадцать лет назад на личном «Гольфстриме». Теперь этот человек не только выглядел совершенно по-другому, но и имел совсем другое имя, возраст и биографию. А вот «Гольфстрима» он больше не имел. Бесследное исчезновение столь крупного финансиста могло пройти без излишнего шума и вопросов только в одном-единственном случае — если этот финансист умирал, причем шумно и публично. Так что старый, верный «Гольфстрим» был принесен в жертву, с грохотом рухнув в океан через десять минут после вылета из аэропорта Виктории, столицы Сейшел, на глазах у пассажиров круизного лайнера. А в России появился очередной беженец из Таджикистана, как и многие другие пригретый «Фондом Рюрика».

Это не вызвало никаких вопросов. Его Высочество был известен своим отношением к мигрантам из бывших республик СССР. Его фраза: «Все мы просто возвращаемся на родину, кто-то из Германии, а кто-то из Туркмении, и долг каждого из нас — помогать таким же, как и он» уже давно воспринималась не как причуда недалекого богача, а как жизненное кредо умного, что было общеизвестно, человека. К тому же это с энтузиазмом поддерживала довольно большая прослойка «возвращенцев», добившихся успеха на новой старой родине. Ведь многие из них начали восхождение к своему успеху, как раз получив грант «Фонда Рюрика». Это было непросто. Принцип Фонда был суров — помогать не выживать, а развиваться. Выживать каждый должен был сам, а вот если человек, пусть он даже был стар, болен или калека, решил плюнуть на свои проблемы и, назло всем, добиться успеха, ему охотно давали шанс. И, как ни странно, большинство использовало этот шанс успешно. Возможно, потому, что шанс этот получали по большей части люди, прошедшие войну, мор, грабежи и нищету и готовые держаться за него зубами, но не допустить, чтобы их дети повторили этот путь… Ярославичев усмехнулся:

— Можешь гордиться. Ты сейчас видишь образцы технологий, которые через десять лет полностью изменят облик этой страны… а потом и всего мира тоже.

Гость оторвался от косяка и подошел поближе.

— Да-а, это интересно. И что же это за технологии?

— Вот посмотри. — Ярославичев указал на массивный диск диаметром сантиметров тридцать и толщиной восемь-девять, из центра которого торчал короткий вал. — Это — электродвигатель мощностью тридцать киловатт. Вес — восемь килограммов, габариты — сам видишь. Под капотом вазовской «десятки» уместится шесть штук, а газовской — все пятнадцать. Представь, двигатель мощностью почти двести пятьдесят лошадиных сил и весом менее пятидесяти килограммов.