Огненные врата - Дмитрий Емец

– А почему одну? – не поняла Ирка.

– А как я еще хлеб просуну? Руку давай, говорю!

Ирка увидела, что старушка протягивает ей через приоткрытую дверь кусок хлеба. Цепочка по-прежнему мешала, но с ней необлетевший одуванчик расставаться не собирался. Ирка взяла хлеб. Он был странный, мокрый, в черно-белую крапинку.

– Хлеб с заваркой и сахаром! Кладешь на хлеб спитую заварку, сахар насыпала и поедай себе! – сказала старушка.

Ирка послушалась и стала поедать хлеб. Одуванчик слушал через щелку, как она жует.

– В детстве привыкла. Забежишь с улицы в дом, все на работе, еды никакой нет. Накинула заварочки из пустого чайника, сахарком присыпала на хлеб – и вперед!.. А теперь иди отсюда! Нечего тут сидеть! Я пойду «нуль-два» вызывать!

Одуванчик ушла вызывать «нуль-два», а Ирка, дожевывая хлеб, вышла на улицу.

Ночь выдалась темной. Луна сидела в тучах. Там она ворочалась, укладывалась, пыхтела, но, обиженная на весь свет, не выходила.

Компьютерщик Алик, оказавшийся на все руки мастером, соорудил из куска полиэтилена и нескольких палок палатку. Радулга забралась в нее и спала, держа руку на копье. Хаара дремала в машине у Вована. Ламина бродила вокруг будки. Оруженосцы развели костер и, сидя рядом с ним на корточках, подкармливали его кусками досок. Багрову не сиделось на месте, главным образом из-за Мефодия, само присутствие которого рядом с Иркой выводило его из себя.

Он зашел в подъезд и поднялся на крышу, немного удивившись тому, что замок, в прошлый раз висевший здесь, отсутствует. Матвею хотелось на ком-нибудь сорваться. Он надеялся подкараулить у трубы комиссионера, но, увы, юркие пластилиновые человечки если и были здесь, то давно скрылись. Только на дальнем конце крыши в лунном свете кривлялся полуголый суккуб, простроченный сверху вниз черной плотной нитью. Заметив Матвея, суккуб стал страстно извиваться, пугливо заслоняться ладошками и посылать воздушные поцелуйчики.

Возможности суккуба к приспособлению потрясали. Слабости любого человека он считывал с листа, мгновенно подбирая к нему ключик. Недаром многие бизнесмены, закладывавшие Пуфсу свой эйдос, взамен просили у него суккуба, чтобы брать его с собой на важные переговоры.

Не прошло и двух секунд, как суккуб впервые увидел Матвея, а он уже вовсю передразнивал Ирку. Багров гневно засопел. Он извлек палаш и быстро зашагал по скользкой крыше к пересмешнику. Больше всего он опасался, что суккуб успеет скрыться. Но тот почему-то не убегал, а кривлялся все больше и больше. Теперь он изображал уже не просто Ирку, а Ирку смертельно напуганную. Она падала на колени и, заламывая руки, в беззвучной пантомиме молила Матвея не убивать ее.

Багров потрогал заточку палаша большим пальцем.

«Ну и полетишь же ты у меня с крыши!» – подумал он, представляя, что воткнет суккуба головой в асфальт рядом с настоящей Иркой, над которой он издевался.

Чтобы добраться до него, Матвею предстояло пройти мимо кирпичной трубы. Смутно ощутив подвох, он повернул к трубе голову и на секунду был ослеплен выглянувшей луной. В следующий миг Багров услышал сухой щелчок, и тотчас что-то обожгло ему пальцы правой руки. Выбитый палаш описал в воздухе дугу и, тяжело вращаясь, улетел с крыши.

Матвей увидел, как между ним и ночным светилом возник темный, окруженный золотистой лунной каймой, силуэт. Поняв, что это враг, Багров кинулся на него, но следующий щелчок обжег ему ногу. Рассеченная мышца бедра окрасилась кровью. Не устояв на раненой ноге, Матвей громко вскрикнул и упал. Встать ему не позволили. Мгновение спустя твердый и безжалостный кулак врезался ему в подбородок. Багров повалился на крышу, отъехал на метр по скату и застыл, уткнувшись носом в лужу собственной крови.

– Эй ты, хватит кривляться! Поди сюда! – окликнул Шилов.

Молодой суккуб Гаулялий, пугливо приседая и теряя сходство с Иркой, поплелся к нему, как побитая собачка. Бедняга, недавно лишившийся эйдосов и не сосланный в Тартар лишь потому, что вовремя навязался в помощники к Шилову, казался замученным. Весь день сегодня он курсировал в облегающих джинсах по станции метро «Боровицкая» (там был его участок), хихикал и, заплетаясь ножками, притворялся глупой студенткой. Хотя внимания он привлекал много, улов был самый скромный. Клевали в основном пожилые женатые дяди без эйдосов, которые были давно стянуты предшественниками нашего суккуба. Дыры от эйдосов в их груди уже затянулись жирком и мышечной тканью. Суккуб и хамил им, и плевался, и даже дрался сумочкой – все было бесполезно. Донжуаны, не отставая, таскались хвостом и распугивали тех застенчиво вскидывающих глазки скромняг, чьими эйдосами еще можно было поживиться.

Гаулялий приблизился к Шилову и, желая разглядеть его поближе, вскинул голову. На миг влажные умные глазки суккуба встретились с узкими недобрыми щелочками его нового хозяина.

Пожалуй, впервые за свою жизнь Гаулялий испугался не стража мрака или света, а простого смертного. У Виктора Шилова не было слабостей по его части. Женщины – молодые и старые, красивые и безобразные – не значили для него ровным счетом ничего, так же как и все остальное, что находилось в ведении суккуба. Только на дне души таилась огромная птица, похожая на облезшего страуса, а где-то с ней рядом – маленький мальчик. Но это суккуб предпочитал не трогать. И птица, и мальчик находились в запретной зоне. Чутье подсказывало суккубу, что их лучше не касаться, потому что невидимый меч не знает жалости.

– Этого парня оттащишь на чердак, свяжешь, в рот сунешь кляп и закидаешь каким-нибудь мусором, чтобы не бросался в глаза! Живее! – приказал Шилов.

Гаулялий умильно и робко замигал, после чего быстро провел большим пальцем по своей шее. Виктор не сразу понял, что это было застенчивое предложение прикончить Багрова, чтобы с ним не возиться.

Шилов покачал головой. Некромаг – ключ к валькирии. Валькирия – ключ к Огненным Вратам. Нет, убивать Багрова никак нельзя.

– Еще успеется. И перевяжи ему рану, не то истечет кровью! – приказал он.

Гаулялий покорно кивнул. Подвесы в форме фигурных таблеток закачались у него в ушах. Он легко поднял Багрова и понес его к чердачному окну. Это ложь, что суккубы и комиссионеры слабы. Они лишь любят такими притворяться.

Снизу донесся свист – полупризывный, полувопросительный. Крик Матвея, вырвавшийся у него, когда его ранили, был услышан Ламиной. Она подошла к стене дома и, держа наготове копье, направляла вверх луч сильного фонаря.

– Эй! Оруженосец!.. Багров! Ау! С тобой все в порядке?

Суккуб подтащил Матвея к чердачному окну и высунул туда его голову. Через несколько секунд ее осветил луч фонаря.