Нежные юноши (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт

Рипли подумал о том, что некоторые девушки могут обидеться, если их не пригласят, поэтому Бэзил придумал роли горничной и кухарки, которые «будут просто выглядывать из кухни». Но он наотрез отказался выполнять дальнейшие пожелания Рипли о том, что хорошо бы ввести еще двух-трех горничных, «какую-нибудь белошвейку» и профессиональную сиделку. Даже самый ловкий из благородных грабителей испытывал бы определенные трудности с перемещением по столь переполненному женщинами дому.

– И я скажу тебе, кого мы точно не пригласим! – задумчиво произнес Бэзил. – Джо Гормана и Хьюберта Блэра!

– Если бы пришлось иметь дело с Хьюбертом Блэром, я бы вообще отказался участвовать! – уверенно заявил Рипли.

– И я тоже!

Успех Хьюберта Блэра у девушек был сродни чуду – и Бэзилу, и Рипли довелось испытать из-за него немало мук ревности.

Они приступили к обзвону предполагаемых кандидаток, и постановку тут же постиг первый удар. Имогена Биссел уезжала на три недели в Рочестер, штат Миннесота, где ей должны были удалить аппендицит.

Они призадумались.

– А как насчет Маргарет Торренс?

Бэзил отрицательно покачал головой. Лейлу Ван-Бейкер он представлял исключительной и пылкой натурой, не похожей на Маргарет Торренс. Не то чтобы образ Лейлы обладал какой-либо реальностью хотя бы в глазах Бэзила – нет, она значила для него даже меньше, чем девушки с иллюстраций Харрисона Фишера, пришпиленных по стенам его комнаты в школе. Но Маргарет Торренс для этой роли точно не годилась. Она не была той, кого он себе представил за полчаса до того, как взялся за телефон.

Он отвергал кандидатку за кандидаткой. В конце концов перед его мысленным взором замаячило лицо, словно бы связанное с чем-то иным, но столь настойчиво было видение, что у него с языка через какое время сорвалось имя:

– Эвелин Биби!

– Кто-кто?

Эвелин Биби было всего шестнадцать лет, но преждевременно расцветшее очарование вознесло ее в компанию молодых людей постарше, и для Бэзила она была представительницей поколения героини его пьесы Лейлы Ван-Бейкер. Думать о том, чтобы ее пригласить, было сродни надежде заполучить в свою пьесу Сару Бернар, но как только было произнесено ее имя, все остальные кандидатки в один миг лишились и живости, и яркости.

В полдень они позвонили в дверной звонок особняка семейства Биби, а когда дверь открыла сама Эвелин и с вежливостью, под которой скрывалось удивление, предложила им войти, ребят охватил паралич смущения.

За портьерами гостиной Бэзил вдруг заметил молодого человека в спортивных бриджах гольфиста – и узнал его.

– Мы, наверное, не вовремя… – торопливо произнес он.

– Зайдем в другой раз! – добавил Рипли.

И они поспешно двинулись к двери, но на пути у них встала Эвелин.

– Что за глупости! – сказала она. – Это ведь просто Энди Локхарт!

«Просто» Энди Локхарт! Чемпион по гольфу западных штатов в восемнадцать лет, капитан юношеской бейсбольной команды, красавец, добивавшийся успеха во всем, живой символ великолепного и чарующего мира Йеля! Целый год Бэзил пытался перенять его походку и безуспешно пытался научиться играть на фортепьяно без нот, со слуха, как это умел делать Энди Локхарт.

Поскольку отступление стало невозможным, пришлось пройти в комнату. Их план уже казался им чересчур самонадеянным и смехотворным.

Заметив, в каком они находятся состоянии, Эвелин попыталась их немного успокоить с помощью легкого подтрунивания.

– А вы как раз вовремя! – сказала она Бэзилу. – А то я вечера напролет сидела дома и все ждала, ну когда же вы придете, прямо с того самого вечера у Дэйвисов. И что же вы раньше-то не приходили?

Бэзил смущенно посмотрел на нее, не в силах даже улыбнуться, и пробормотал:

– Ну да, так мы и поверили!

– Но это действительно так! Присаживайтесь и расскажите мне, пожалуйста, почему вы меня бросили? Подозреваю, что вы оба были слишком заняты, ухаживая за прекрасной Имогеной Биссел!

– М-м-м, как я понял… – сказал Бэзил. – Н-да, я слышал, что она уехала, ей должны вырезать аппендицит, вот как…

На этом его голос превратился в неразборчивое бормотание, потому что Энди Локхарт стал наигрывать на фортепьяно задумчивые аккорды, сменившиеся матчишем – эксцентрическим пасынком аргентинского танго. Откинув назад шарф, чуть приподняв юбку, Эвелин плавно протопала несколько па, постукивая каблучками по полу.

Не подавая признаков жизни, они сидели на диване, словно подушки, и глядели на нее. Она была почти что красавица, с довольно крупными чертами лица и ярким румянцем, за которым, казалось, всегда чуть подрагивало от смеха ее сердце. Ее голос и гибкое тело пребывали в постоянном движении, безостановочно отзываясь забавным эхом на каждый звук и движение окружающего мира, и даже те, кому она не нравилась, вынуждены были признавать: «Эвелин всегда умеет рассмешить». Свой танец она завершила, нарочно споткнувшись и будто бы в испуге ухватившись за фортепьяно, и Бэзил с Рипли прыснули. Заметив, что их смущение прошло, она подошла к ним и села, и они опять рассмеялись, когда она сказала:

– Прошу прощения – не смогла удержаться!

– Хочешь сыграть главную роль в нашей пьесе? – спросил Бэзил, набравшись отчаянной храбрости. – Мы ставим ее в школе «Мартиндейл», а сборы пойдут в пользу Фонда помощи бедным детям.

– Бэзил, это так неожиданно…

Энди Локхарт отвернулся от фортепьяно и посмотрел на них:

– И что вы собираетесь ставить? Шоу с негритянскими песнями?

– Нет, мы ставим криминальную драму, она называется «Тень плененная». Под руководством мисс Халлибартон. – Он внезапно оценил все удобство этого имени, за которым можно было легко спрятаться.

– А почему бы вам не поставить, например, «Личного секретаря»? – перебил его Энди. – Очень хорошая пьеса для вашего возраста. Мы ставили ее в последнем классе.

– Нет-нет, все уже решено! – торопливо произнес Бэзил. – Мы ставим мою пьесу!

– Так ты сам ее написал? – воскликнула Эвелин.

– Да!

– О, боже мой! – сказал Энди. И вновь принялся наигрывать на фортепьяно.

– Послушай, Эвелин! – сказал Бэзил. – Репетировать будем всего три недели, и у тебя будет главная роль!

Она рассмеялась:

– Ах, нет! Я не смогу. Почему бы вам не пригласить Имогену?

– Она заболела, я же только что говорил… Послушай…

– Или Маргарет Торренс?

– Мне не нужен никто, кроме тебя!

Прямота этой просьбы тронула ее сердце, и она на мгновение заколебалась. Но в этот миг чемпион по гольфу среди западных штатов вновь посмотрел на нее с насмешливой улыбкой, и она покачала головой:

– Я не смогу, Бэзил. Мне, скорее всего, придется ехать с семьей на восток…

Бэзил и Рипли нехотя встали.

– Эх, как бы мне хотелось, чтобы ты согласилась, Эвелин!

– Мне очень жаль, но я не смогу.

Бэзил помедлил, пытаясь придумать что-нибудь на ходу; ему еще больше захотелось, чтобы она согласилась; стоило ли вообще продолжать всю эту историю без нее? И внезапно с его губ сорвалось отчаянное:

– Ты, без сомнения, смотрелась бы на сцене просто чудесно! Видишь ли, главную роль у нас будет играть Хьюберт Блэр…

И посмотрел на нее, затаив дыхание; она задумалась.

– До свидания! – сказал он.

Чуть нахмурившись, она проводила их до двери и вышла с ними на веранду.

– Так сколько времени, вы говорите, нужно будет репетировать? – задумчиво спросила она.

Три дня спустя, августовским вечером, на крыльце дома мисс Халлибартон Бэзил читал актерам свою пьесу. Он нервничал, и поначалу так и сыпались замечания вроде: «Погромче!» или «Помедленнее, пожалуйста!» В тот самый момент, когда остроумная перепалка двух бандитов-комиков вызвала у слушателей смех – шутки были проверены временем и обкатаны еще Уэбером и Филдсом, – читку прервало прибытие Хьюберта Блэра.

Хьюберту было пятнадцать лет; это был довольно ограниченный мальчик, от остальных его отличали лишь две-три способности, зато развиты они у него были в экстраординарной степени. А поскольку одно совершенство всегда подразумевает наличие и других совершенств, юные дамы никогда не могли оставить без внимания ни одного даже самого прихотливого его каприза, безмолвно терпели его ветреность и не могли поверить, что им никогда не удастся побороть лежавшее в глубине его натуры равнодушие. Их ослепляла его яркая самоуверенность, его прямо-таки ангельская непосредственность, за которой скрывался настоящий талант манипулятора, и его экстраординарная грация. Длинноногий, красиво сложенный, он обладал ловкостью и силой акробата, которая обычно наблюдается лишь у тех, кто, как говорится, «плоть от плоти земной». Его тело находилось в постоянном движении, смотреть на него было истинным наслаждением, и Эвелин Биби была не единственной девушкой из «взрослой» компании, которой мерещилось в нем некое таинственное обещание; не она одна подолгу наблюдала за ним, испытывая нечто большее, чем банальное любопытство.