Не мешайте палачу - Александра Маринина

– Считай, что это обыкновенная оперативная информация, – сухо сказал Гордеев. – И, оценивая ее достоверность, делай те же скидки и допущения, что и обычно. Она что, кажется тебе абсолютно невероятной?

– Я думаю, все это не более чем недоразумение, – уклонился от ответа Коновалов. – Люди могут случайно встретиться в одном кругу и даже подружиться, не подозревая, что являются давними противниками. Сам знаешь, такое случается. Я бы не хотел, чтобы ты подозревал Минаева в чем-то неблаговидном.

– Ты можешь за него поручиться?

– Да… Пожалуй, да, – твердо ответил Александр Семенович.

Виктор Алексеевич вернулся на Петровку вполне удовлетворенный итогами беседы с генералом. Он был уверен, что не позже сегодняшнего вечера Александр Семенович Коновалов свяжется с Антоном Андреевичем Минаевым и проинформирует его о разговоре с полковником из МУРа. Нет, Гордеев вовсе не подозревал начальника главка в двурушничестве. Но он предполагал, что разговор встревожит генерала, и тот непременно захочет переговорить с Минаевым хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что Гордеев ошибается. А заодно и для того, чтобы предупредить Антона Андреевича насчет Чинцова. Дескать, это тот самый человек, люди которого собирались разделаться с Павлом в Самаре. Старая дружба…

Ближе к вечеру появился Коля Селуянов. Вместе с Коротковым они зашли к Гордееву.

– Значит так, дети мои, – начал полковник, опуская длинные предисловия. – С этого часа все внимание – генералу Минаеву. Посмотрите, как он будет себя вести, с кем встречаться. Этот человек мне не нравится, и я хочу знать о нем все. Анастасии – ни слова. Убью, если проболтаетесь. Наружное наблюдение не подключаем. О факте разработки генерала из ФСБ они обязаны доложить по инстанции и получить разрешение. Информация уйдет, а нам с вами этого не надо. Никакого реального уголовного дела под всем этим нет, действуем на свой страх и риск, нелегально и по-партизански. Речь идет о нашей Анастасии, поэтому, ребятки, надо постараться. Коротков, введи Колю в курс дела. Все, отправляйтесь.

Около восьми часов Гордеев разобрался с неотложными делами и хотел было вызвать к себе Каменскую с докладом по текущим делам, но передумал и зашел к ней сам. Она сидела за столом, заваленным горами бумаг, бледная, с синяками под глазами. Но сами глаза блестели, и Гордеев понял, что она не больна, а просто устала.

– Чем порадуешь? – спросил он бодро.

– Всяким разным, – улыбнулась Настя, распрямляясь и потирая затекшую от долгого сидения поясницу.

Она подробно рассказала Гордееву все, что сумела наработать за день, и он в который уже раз подивился тому, как много она успевает. Он, наверное, никогда не смог бы с таким упорством сидеть над бумагами, справками, цифрами, схемами. Энергия всегда била в нем ключом, и долгие кабинетные посиделки были совсем не для него. А Анастасия могла сутками не подниматься из-за стола, занимаясь работой, требующей кропотливости и внимания.

– Как движется дело в бригаде у Коновалова? Ты уже перестала огорчаться?

– А что, неужели было заметно, что я огорчаюсь?

– Еще как, – усмехнулся Гордеев. – Но не всем, конечно, только мне. Я ж тебя знаю как облупленную. Если ты говоришь ровным веселым голосом, а руки дрожат, значит, в ближайшие минуты ты начнешь бить посуду или рвать черновики. Признавайся, била чашки?

– Нет, – улыбнулась Настя. – У меня их мало, я их берегу.

– Значит, бумажки свои рвала на мелкие кусочки.

– На крупные, – уточнила она. – Это было.

– Но теперь-то успокоилась?

– Конечно. Теперь я вынашиваю новые идеи. Хочу пойти не от биографии, а от характера. Знаете, нынче это модно: реконструкция личности преступника по особенностям совершения им преступлений. Особенно эффективно бывает, если преступлений несколько.

– За модой погналась? Раньше за тобой этого не водилось, – заметил Виктор Алексеевич.

– Ну так от безвыходности, – развела она руками. – Меня прямо злость берет при мысли, что этот палач ходит где-то у нас под носом. Ведь я почти уверена, что с областями не ошиблась. Следующая его жертва, если она вообще будет, – обязательно в одной из трех оставшихся областей. Знаете, как обидно, когда понимаешь, где он объявится, и ничего сделать не можешь. С кругом потенциальных потерпевших я промахнулась, с кругом потенциальных преступников – судя по всему, тоже. Но хоть с местом-то!

– Тебе что же, жалко этих потерпевших? И того урода, который одиннадцать детишек загубил, и того, который молодых девушек убивал? Деточка, я тебя не узнаю. Да пусть этот палач их всех перебьет, воздух чище станет.

Глаза у Гордеева хитро поблескивали, он нарочно провоцировал Настю, говоря очевидные и непростительные для профессионала глупости. Нельзя перекладывать карательную функцию на самозваных палачей, как и нельзя допускать, чтобы они присваивали ее себе сами. Настя ни минуты не сомневалась, что Гордеев шутит, но игру приняла.

– Да пусть, конечно, кто бы спорил, – сказала она. – Но потом-то нам надо его поймать или нет? Надо. Хотя бы для того, чтобы спросить: а откуда ты, мил человек, узнал то, чего милиция семи областей плюс российское министерство три года узнать не могли? Слушайте, – она вдруг посерьезнела и глянула на начальника уже совсем другими глазами, – я ведь умную мысль сказала, сама того не заметив.

– И какую же? Я что-то не услышал пока ничего умного.

– А почему палач убивает их именно сейчас и именно подряд? Все преступления совершены от трех до двух с половиной лет назад. Ну примерно. Когда он узнал, кто является преступником? Я непонятно говорю, да?

– Не очень, – кивнул Гордеев. – Ты волнуешься, деточка. Ну-ка успокойся и излагай с самого начала.

Он видел, как задрожали ее пальцы, нервно сжимающие сигарету. Гордеев знал, что неожиданная мысль, внезапная догадка всегда заставляют Анастасию волноваться. Действительно, для нее не было на свете ничего важнее и интереснее ее работы.

– Ладно, пошли с самого начала. После совершения последнего из преступлений, если, конечно, я все вычислила правильно, прошло два с половиной года. Вопрос: когда палачу стало известно, кто является виновником всех этих преступлений? Почему он убивает-то их одновременно? Такое впечатление, что он узнал об этом только сейчас, причем про всех сразу. Если же он узнавал и находил преступников постепенно, то почему не расправлялся с ними тогда же, по мере выяснения их личностей? Почему тянул столько времени? А если не тянул, значит, кто-то другой, не палач, эти сведения собирал и в копилку складывал, а теперь выложил палачу все скопом. Может быть, даже нанял его для расправы с подонками. Но я не понимаю, почему эти сведения не были переданы в милицию. Неужели этот палач или его наниматель так люто нас ненавидит?

– Может быть, он пытался, но ему сказали, что его улик недостаточно.

– А он, стало быть, считал, что их достаточно. И не ошибся, судя по всему. Следы всех жертв палача совпадают со следами, обнаруженными на местах соответствующих преступлений. Есть и другой вариант: палач нанял человека, чтобы тот нашел ему всех убийц, всех семерых. И когда тот закончил работу и сдал отчет, палач отправился исполнять свой замысел. Нет, Виктор Алексеевич, тут надо покопаться. В том, что палач убивает свои жертвы практически одновременно, есть какое-то зерно. Если я пойму, почему он это делает, я его вычислю.

– Ну, давай Бог, – ободряюще сказал Гордеев. – Да, забыл сказать, Семеныч звонил, он просит тебя завтра к десяти часам появиться у него.

– Зачем, не сказал?

– Ты же у него какие сведения очередные просила.

– Ах, да, я и забыла, – спохватилась Настя, – совсем в бумагах закопалась. Конечно, я просила у него все материалы по тем сериям. Не обобщенные меморандумы, а первоначальные документы. И по жертвам палача – тоже. Лучше, знаете ли, своими глазами прочитать, чем полагаться на перепевы с чужих слов.

– Оно конечно, – согласился Виктор Алексеевич. – Собирайся, пошли по домам. Поздно уже.

– Пошли, – она послушно стала собирать бумаги и раскладывать их по папкам и ящикам. – Кстати, вы Короткова никуда не отсылали?

– А что? – насторожился Гордеев.

– Он, поганец, обещал меня сегодня домой отвезти, у меня сумка тяжелая. А сам сбежал куда-то. Может, мне имеет смысл подождать? А вдруг он вернется?

– Не вернется он, – буркнул полковник. – Точно тебе говорю, не вернется. Не жди его.

– Жалко, – вздохнула Настя. – Придется на своем горбу тащить.

– Почему ты на машине не ездишь? У вас же есть машина, и ты ее отлично водишь.

– Во-первых, она Лешке нужнее, он же то и дело в Жуковский мотается, то на работу, то к родителям.

– А во-вторых?

– А во-вторых, я ее не люблю и боюсь. Нервы у меня не те. И потом, я в ней ничего не понимаю. Я даже не знаю, как она устроена, и если сломается, я починить ее не смогу. Я уж лучше так, на муниципальном транспорте. Он везет себе потихоньку, а я думаю, всякие глупые мысли жую, а если повезет – то и читаю.