Слово на удачу - Николай Чугунов

Впрочем, отпущенное девушке время истекло еще раньше. Последние сутки Хельгу то выворачивал наизнанку дикий кашель, от которого нестерпимо болела голова, то скручивало в долгих приступах удушья, каждый из которых казался последним, но все-таки отступал, оставляя после себя ломоту во всех костях и желание умереть поскорее.

На закате, когда с моря потянул свежий ветерок, девушка все-таки нашла в себе силы выбраться из душного катера на прохладный пляж. Оранжевый шар, порезанный на дольки кружевом облаков, медленно таял в океане, оставляя после себя быстро темнеющее небо с бриллиантами звезд. Тоненький серп молодой луны крался за шелестящими тополями, ожидая своего часа, а Хельга просто лежала на плотном влажном песке и смотрела на закат. "Последний", — в голове мелькнула одинокая мысль, но девушка не пожелала развивать ее дальше.

Уже окончательно стемнело, когда на подъездной дороге послышалось характерное цоканье копыт. Прислушавшись, Хельга различила поскрипывание рессор — ехала коляска, причем весьма недешевая.

— Говоришь, в катере живет?

Девушка насторожилась — речь явно шла о ней. Меньше всего она хотела сейчас объясняться с хозяином развалюхи — катер ведь наверняка сожгут, чтобы не разносить заразу. Шаги приближались, и девушка затаилась — авось, не найдут в темноте, а утром-то и не с кого спрашивать будет. Песок тревожно проскрипел под ногами незваного гостя — тот, не заметив распластавшуюся на земле Хельгу, прошел прямо к катеру.

— Неделю назад жила, по крайней мере, — этот голос принадлежал виконту, и в нем отчетливо чувствовалось беспокойство. — Надо же было хоть как-то отблагодарить. Деньги она брать не захотела, но одеяла взяла.

— Отлично тебя понимаю.

Хельгу вдруг кольнуло узнавание — она несомненно слышала этот голос! Голова невыносимо ныла, не давая сосредоточиться, и клубок воспоминаний приходилось разматывать по ниточке, не торопясь, чтобы не оборвать.

— Кистрин? — прохрипела она, вне себя от изумления. Крепкие, но очень холодные пальцы так сжали ее за плечи, что она даже вскрикнула.

— Ты! Я знал, что ты найдешься! — глаза вампира сияли во мраке ночи тусклым серебром.

— Поздно, — Хельга скривила губы, испачканные засохшей кровью.

— Ну, пока не умерла — еще не поздно, — Кистрин снова уложил девушку на песок. — Лабри! Где ты там? Свет, срочно!

— Она заразная.

— А, тродиерне! — воскликнул вампир. Хельга едва сдержала смешок — судя по интонации, слово было явно матерным. Кроме того, ее изрядно удивило поведение старого друга — Кистрин вел себя так, словно собирался вправить вывих, а не спасти умирающую.

Вампир вернулся буквально через минуту — с чадящей керосиновой лампой и черным кожаным чемоданчиком, в которых врачи носят свой инструмент.

— Постарайся потерпеть. Нет времени сделать все по правилам, но… — Кистрин крепко сжал руки девушки и впился клыками ей в шею.

Хельга лежала на мокром песке, не чувствуя ничего, кроме жуткого, совершенно невозможного холода. В ушах слышалось только мерное шипение прибоя. Только это напоминало девушке, что она еще жива — остальное тело тонуло в океане лютой стужи.

— Так, продолжим, — в круге света снова появился Кистрин. Он тщательно вытер рот кружевным платочком и выудил узкий короткий кинжал из-под полы щегольского камзола, снизу слегка замаранного песком.

Девушка попыталась спросить, зачем вампиру оружие, но губы лишь беззвучно дрогнули.

— Пей, — вампир тряхнул над лицом Хельги располосованной кистью, и девушка закашлялась — эта кровь на вкус оказалась совсем непохожей на свою, которой она напробовалась в детстве достаточно. Тяжелые капли обжигали небо, погружая девушку в странный мир: тьма постепенно отступала, тени наливались красками, а песок, еще минуту назад невыносимо холодный, сейчас превратился в пышную постель. Впрочем, эйфория почти сразу же пропала, сменившись очередным приступом боли. Хельга, взвыв в голос, свернулась в клубочек — тело словно горело в огне. Казалось, ее засунули в самый центр доменной печи, и сейчас она заживо превращается в пепел.

Смерть пришла минутой позже, подарив измученной Хельге долгожданный покой.

Девушка очнулась от странного света, струящегося с небес. Звезды теперь выглядели нарядными пуговицами на перламутровом занавесе, луна игриво подмигивала, а море пело бесконечную песню, которой хотелось подпевать.

— С возвращением, — Кистрин, оказывается, успел сходить к коляске за раскладным парусиновым стульчиком. — Как самочувствие?

Хельга осторожно встала на дрожащие ноги. Удивительно, но пытка последних суток никак на ней не отразилась — тело прямо-таки лучилось энергией. Девушка уже и забыла, что можно настолько хорошо себя чувствовать. Впрочем, помимо отличного самочувствия, присутствовал голод — тяжелый, скрутивший кишки в один тугой узел, и разом подчинивший себе все чувства.

— Есть…

Вампир, хмыкнув, вынул из-под стульчика графин, на три четверти заполненный темно-красной жидкостью.

— Лабри, бокалы сюда!

Запах из графина сводил с ума — он обещал сытость, силу, невиданные наслаждения и даже счастье — в любом его смысле. Кистрин засмеялся.

— Терпи, ожидание увеличивает удовольствие.

Хельга уже с трудом сдерживалась, чтоб не выхватить сосуд прямо из рук собеседника.

— Ну, за твое второе рождение, Дитя ночи! За удачу.

Река, которую местные называли Тилигул, медленно зарастала льдом. На стремнине она еще бурлила черной прозрачной водой, но по берегам уже серебрился лед, припорошенный снегом. Пароход, обшитый сталью, едва справлялся с быстрым течением, за день поднимаясь едва на полсотни километров. Впрочем, это в любом случае было удобнее, чем идти пешком — тем более, что сбережений Хельги хватило на каюту второго класса аж до самого Теменграда — там Тилигул резко мелел, становясь несудоходным.

Рей сидела на своей койке, уставившись в иллюминатор, за которым кружились снежинки. Это до крайности волновало Хельгу, но колдовать она опасалась — суденышко было до неприличия тесным, и жертва, вполне могла опознать кровопийцу.

— Поздняя зима в этом году.

— Хорошо бы похолодней была. Может, до весны тихо будет.

— И ты туда же! — воскликнула Хельга в притворном ужасе. — Уже и о погоде поговорить нельзя.

— Можно, — Рей криво улыбнулась, — да все равно в голову одна политика лезет. Слишком глубоко я во всем этом увязла.

— Со шпионами такое случается.

— Я хотела остаться над схваткой, — Рей запустила руки в волосы. — Знаешь, это даже весело — ездить по стране, получать весточки, с оказией переправлять на родину… Акробаткой сложнее было работать.