Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский - Хайнлайн

сказал заместитель Блинова, аналитик и психолог, полковник Катушкин. — А может, все ему надоело? Экономика, инфляция. Со всех сторон на него «бочки катят»… Погуляет — придет.

— Когда?!

Начальник службы взял со стола, из стаканчика, горсть остро отточенных карандашей и стал перебирать их, перекатывать в ладони. Так делал Президент, и так де лал начальник его службы безопасности. Больше никому не позволялось.

— Согласно приказу, если с Президентом что-то случается, я уж не говорю, если его попросту нет, мы должны немедленно поставить в известность второе лицо. А вы знаете, кто оно и как к нам относится.

— Да-а, — согласился аналитик. — Дрянь дело. Оно нам этого не простит. Это лицо давно под нас копает.

— Копает и копает, — сказал Блинов. — Что здесь-то он хочет откопать?

— Человек он непростой, — сказал аналитик. — Ох, непростой. Зачем ему наша служба? Он свою завести хочет.

Блинов бросил карандаши обратно в стаканчик:

— Стало быть, нельзя ставить в известность. Костьми лечь, но найти!

— А пока что делать? — спросил Малышко. — Если кто позвонит?

И в подтверждение его слов раздался звонок. По прямому проводу. Все застыли. Подойти нельзя и не подойти — тоже. Первым опомнился Малышко. Шепотом, как будто на другом конце провода могут услышать, он сказал:

— Позовем актера с голосом. Пусть что-то скажет. Как мне. Мол, «занят, ребята, прошу не мешать…».

— Точно, — тоже шепотом сказал Блинов. — Где он? В коридоре? Зови! Зови!

Колобкова втолкнули в кабинет. Объяснили, что от него требуется. Дрожащими руками он взял трубку, сразу же, по-актерски, вошел в образ.

— Да-а? — сказал он царственно. — Кто?.. A-а, это ты…

Он зажал рукой микрофон:

— Жена…

Присутствующие в кабинете согласно закивали, мол, говори, не тушуйся.

— …Теперь узнал. Заработался, извини. Указ новый готовлю, по кадрам. Пора кобылок менять.

Колобков говорил текст, который он неоднократно «прокатывал» на публике. В этом месте зал обычно смеялся.

— …Не смешно?.. А обычно смеются… Кто?

Ему делали знаки: пора закругляться, хватит! Уже хорошо. Но Колобкову, как актеру, не хотелось уходить со сцены.

— Извини. Тут у меня посол сидит… Из Бурунди… Нет, нет. Только чай… Честное слово… И сушки… Когда приеду?

Он снова взглянул на военных. Те знаками показывали, что не скоро. Очень не скоро.

— Не скоро… Бурунди сейчас наш главный партнер. Стра-те-гический. Правильно говорю?

Это он адресовал окружающим.

— Почему неправильно? — спросил он уже в трубку. — С Америкой — само собой. И Коль, твой любимчик, никуда не денется. А у Бурунди, знаешь, какие пляжи?.. Ну, все! Если шуток не понимаешь… Когда приеду, тогда приеду!

И совсем уж войдя в образ, Колобков бросил трубку.

Все окружили его. Обнимали, поздравляли, жали руки.

— Ерунда, — милостиво отвечал Геннадий Пантелеевич. — Я и не так могу. А когда на записки отвечаю, все по полу катаются.

Он вздохнул и грустно добавил:

— Э-эх… Мне бы внешность его!

— Стоп! — сказал Блинов. — Внешности не надо. Достаточно голоса. Вот он — выход из положения. Пока не найдем, вы тут на телефоне посидите. Если жена не догадалась, то и остальные слопают. И второе лицо, и третье. И прочие лица. «Президент занят… Нет, не подходит… Да, работает над указами…» Какими? А вот Геннадий, Геннадий…

— Пантелеевич, — подсказал Колобков.

— Геннадий Пантелеевич правильно сказал. Над указами по кадрам. Тогда никто не будет задавать лишних вопросов. Ну, а в самых экстренных случаях… Ну, тогда мы вас, Геннадий Пантелеевич, попросим…

— Тогда я скажу, — согласился Колобков.

— Да. Буквально пару слов. Под нашим, разумеется, руководством…

Блинов взглянул на часы:

— На сегодня — все! Ставлю задачу. Кровь из носа, но найти! Обшарить все закоулки, все канавы. Но найти! Слава богу, не иголка. Президент. Нельзя не найти!

6. Хобби полковника Малышко

Наступило утро. Ничего хорошего оно не принесло. Президент как в воду канул.

Малышко сдал дежурство и поехал домой: хоть несколько часов поспать в родной постели.

Темно-серая малышкинская «Волга» несла его из Кремля по Новоарбатскому проспекту. Здесь все его знали, ни один «гаишник» не посмел бы остановить за превышение. Светило солнышко, все сверкало да радовалось. Горожане повылазили из своих нор, переоделись в яркое, весеннее, устремились в парки, на бульвары или просто на улицы, навстречу друг другу.

О чем думал в эти минуты полковник Малышко?.. Нет. Он думал о бабах. Ибо о них думал всегда. И в горячем «Афгане», и в морозные ночи, прогуливаясь вдоль заборов правительственных дач. Всюду, куда ни забрасывала его нелегкая служба чекиста. Лишь иногда, стреляя в падении по неясному силуэту или прыгая с парашютом в темноту ночи, он переключался. Но стоило ему с честью выполнить задание, как он возвращался к излюбленной теме.

«Волга» проскочила Новоарбатский и свернула на Садовое кольцо, по специальной отмашке милиционера. Смоленская площадь. Парк культуры, по набережной, по малой дорожке, к кинотеатру «Фитиль». Там под арку, во двор, вот и его подъезд. Приехали. Все! Скорее запереть машину, включить секретку и — «на боковую!»

Но не тут-то было. Рядом с его подъездом стоял голубой «фиатик». Капот открыт, в моторе копошится дама. Лица не видно, оно там, внутри, зато — ноги! Особенно прекрасны в таком положении.

Сон тут же прошел. Он подошел к пострадавшей.

— Что случилось?

Дама подняла головку. Короткая стрижка, веселые синие глазки, щечки с ямочками. Под одной из ямочек — грязное пятнышко.

— Не заводится. Приехала хорошо, и никак.

Малышко узнал ее. Она жила в соседнем крыле. Кажется, американка. Они давно переглядывались, кивали друг другу, но к активным действиям Малышко не переходил. Подписку давал. Надо писать рапорт, объяснять. Тьфу! В последние годы полегче, «стукачей» поубавилось. Денег, как везде, нет.

Малышко заглянул в мотор. Все оказалось проще простого. Дама перекачала бензин. Несколько хрестоматийных приемов: утопить «подсос», нажать на «газ», чтоб проветрить цилиндры… Еще раз, еще… И мотор радостно взревел.

— О! — обрадовалась дама. — Чудо, супер!

— Проверим на ходу, — озабоченно сказал Малышко. — Не глохнет ли?

Он открыл правую дверцу, дама села, и они поехали.

Двое в машине — это не двое на улице и даже не двое в кафе или за стойкой бара. Дорога, скорость, цель поездки, если она есть, и тем более, если нет, — все невероятно сближает. Тридцать километров дороги больше, чем тридцать дней знакомства.

— Кажется, хорошо.

Дама благодарно взглянула на Малышку. Он пристально посмотрел в ответ, в самую глубину зрачков. Это был его фирменный тест. Надо смотреть так, будто видишь ее насквозь. Если не отворачивается, значит, поняла. Следующий этап — дотронуться ручкой. Ручкой до ручки или пальчиками до пальцев. Лучше кончиками